Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

В олонхо описывается изначальная жизнь человека с первого появления его на земле. Человек, появившись на земле, начинает организовывать жизнь на ней, преодолевая различные препятствия, встающие на его пути. Препятствия эти создателям олонхо представляются в виде чудовищ, заполонивших прекрасную страну. Они разрушают ее и уничтожают на ней все живое. Человек должен очистить страну от этих чудовищ и создать на ней изобильную, мирную и счастливую жизнь. Таковы высокие цели, стоящие перед первым человеком. Поэтому им должен быть необыкновенный, чудесный герой с предопределенной свыше судьбой, специально посланный:

Чтоб улусы солнечные Защитить, Чтоб людей от гибели Оградить.

Во всех олонхо первый человек — герой.

Герой и его племя божественного происхождения. Поэтому племя героя называется «айыы-аймага» («родственники божества»). Под именем племени «айыы-аймага» подразумеваются предки якутов — создателей олонхо.

Соответственно своему высокому назначению, герой изображается не только самым сильным, но и красивым, статным. В олонхо внешний облик человека отражает его внутреннее содержание. Поэтому герой Нюргун Боотур Стремительный:

Строен станом, словно копье, Стремителен, как стрела, Был он лучшим среди людей, Сильнейшим среди людей, Красивейшим среди людей, Храбрейшим среди людей. Не было равных ему В мире богатырей.

Но герой, прежде всего, могущественный богатырь, ведущий смертельную борьбу. Поэтому он рисуется еще величественным и грозным:

Огромен он, как утёс, Грозен лик у него, Выпуклый лоб его Крут и упрям; Толстые жилы его Выступают по телу всему; Бьются, вздуваются жилы его — Это кровь по жилам бежит. Впалые у него виски, Чутко вздрагивают нервы его Под кожею золотой. Нос его продолговат, Нрав у него крутой.

Образы олонхо резко контрастны. Если герой — добрый защитник людей, спасающий всех попавших в беду, то представители племени «абаасы-аймага» (букв.: «родственники черта») рисуются как злые и безобразные чудовища — это однорукие и одноногие циклопы. Они наделены всеми мыслимыми пороками (злобой, жестокостью, похотливостью, нечистоплотностью). Богатыри абаасы нападают на людей, грабят и разрушают их страну, похищают женщин. Похищение женщин в олонхо показывается как символ всех обид, оскорблений и унижений людей. При всем этом богатыри абаасы носят бесспорные человеческие черты. Отношения их между собой строятся по типу человеческих племенных отношений. Арсан Дуолай носит признаки главы патриархального рода. В ходе событий герои вступают с ними в переговоры. Переговоры эти похожи на переговоры между представителями враждующих племен. Герои с богатырями и шаманками абаасы совершают различные сделки: временно мирятся, дают друг другу клятву не нападать во время перемирия. Иногда герои побежденных ими богатырей абаасы не убивают, а отпускают с миром, взяв слово больше не нападать на людей, или обращают их в рабов. Интересны в этом отношении брачные сделки между побежденными богатырями айыы и могущественными шаманками абаасы — победительницами их. Шаманки абаасы похотливы, кроме того, у них нестерпимо желание выйти замуж за богатыря айыы. Для этого они готовы предать даже родного брата — главного противника героя. Пользуясь этой их слабостью, побежденный ими богатырь айыы дает обманное обещание жениться на шаманке-победительнице и совершает с ней различные сделки против ее брата. Соглашение это шаманка абаасы выполняет, а богатырь айыы нет. Иногда богатыри айыы и абаасы становятся побратимами, что носит, однако, временный характер, так как постоянная дружба и побратимство с абаасы в олонхо считаются невозможными. Все это говорит о том, что в образе богатырей абаасы, пусть в мифологизированном и фантастическом виде, отражены черты реальных древних племен, с которыми некогда воевали предки современных якутов.

Вокруг героев и богатырей абаасы группируются все остальные персонажи олонхо: родители и родственники, добрые и злые божества и духи, шаманы и шаманки, вестники, рабы, «стражи» разных мест и множество других второстепенных персонажей.

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

СТИХ 1

Осьмикрайняя, Об осьми ободах, Бурями обуянная Земля — всего живущего мать, Предназначенно-обетованная, В отдаленных возникла веках. И оттуда сказание начинать.

Далеко, за дальним хребтом Давних незапамятных лет, Где все дальше уходит грань Грозных, гибельных, бранных лет, За туманной дальней чертой Несказанных бедственных лет, Когда тридцать пять племен, Населяющих Средний мир, Тридцать пять улусов людских Не появились еще на земле; Задолго до той поры, Как родился Арсан Дуолай, Злодействами возмутивший миры, Что отроду был в преисподней своей В облезлую доху облачен, Великан с клыками, как остроги; Задолго еще до того, Как отродий своих народила ему Старуха Ала Буурай, С деревянной колодкою на ногах Появившаяся на свет; В те года, когда тридцать шесть Порожденных ими родов, Тридцать шесть имен и племен Еще были неведомы сыновьям Солнечного улуса айыы С поводьями за спиной, Поддерживаемым силой небес, Провидящим будущий день; И задолго до тех времен, Когда великий Улуу Тойон И гремящая Куохтуйа Хотун Еще н ежили на хребте Яростью объятых небес, Когда еще не породили они Тридцать девять свирепых племен, Когда еще не закл яли их Словами, разящими, словно копье, Люди из рода айыы-аймага С поводьями за спиной — В те времена Была создана Изначальная Мать-Земля.

Прикреплена ли она к полосе Стремительно гладких, белых небес — Это неведомо нам; Иль на плавно вертящихся в высоте Трех небесных ключах Держится нерушимо она — Это еще неизвестно нам; Иль над гибельной бездной глухой, Сгущенным воздушным смерчем взметена, Летает на крыльях она — Это не видно нам; Или кружится на вертлюге своем С песней жалобной, словно стон — Этого не разгадать… Но ни края нет, ни конца, Ни пристанища для пловца Средь пучины неистово грозовой Моря, дышащего бедой, Кипящего соленой водой, Моря гибели, моря Одун, Бушующего в седловине своей… Плещет в грохоте грозовом, Дышит яростью, полыхает огнем Древнее ложе Земли — Грозное море Сюнг С неколебимым дном, Тучами заваленное кругом, Кипящее соленой водой, Мглой закрывающее окоем, Сонма лютых смертей притон, Море горечи, море мук, Убаюканное песнями вьюг, Берега оковавшее льдом. С хрустом, свистом Взлетает красный песок Над материковой грядой; Жароцветами прорастает весной Желтоглинистая земля С прослойкою золотой; Пронизанная осокой густой Белоглинистая земля С оттаявшею корой, С поперечной балкой столовых гор, Где вечен солнечный зной, В широких уступах глинистых гор, Объятых клубящейся голубизной, С высоким гребнем утесистых гор, Перегородивших простор… С такой твердынею под пятой, Нажимай — не колыхнется она! С такой высоченной хребтиной крутой, Наступай — не прогнется она! С широченной основой такой, Ударяй — не шатнется она! — Осьмикрайняя, на восьми ободах, На шести незыблемых обручах, Убранная в роскошный наряд, Обильная щедростью золотой, Гладкоширокая, в ярком цвету, С восходяще-пляшущим солнцем своим, Взлетающим над землей; С деревами, роняющими листву, Падающими, умирая; С шумом убегающих вод, Убывающих, высыхая; Расточающимся изобильем полна, Возрождающимся изобильем полна, Бурями обуянная — Зародилась она, Появилась она — В незапамятные времена — Изначальная Мать-Земля…

СТИХ 2

Коль стану я вспоминать, Как старый олонхосут, Ногу на ногу положив, Начинал запев олонхо На ночлеге — у камелька, Продолжал рассказ до зари Про далекие времена, Как размножились под землей, Разъяряясь на человеческий род, Адьараи-абаасы, Как возник народ уранхай-саха, Как три мира были заселены… Коль стану я в лад ему — Сказителю седому тому, Как эмисский прославленный Тюмэппий, По прозванию «Чээбий», Стройно сплетать Словесный узор; Стану ли стих слагать, Старому Куохайаануподстать, — То скороговоркой, То нараспев — Так начну я сказанье свое. На широком нижнем кругу Восьмислойных, огненно-белых небес, На вершине трехъярусных Светлых небес, В обители полуденных лучей, Где воздух ласково голубой, Среди озера — никогда Не видавшего ни стужи, ни льда, На престоле, что вырублен целиком Из молочно-белой скалы, Нежным зноем дыша, В сединах белых, как молоко, В высокой шапке из трех соболей, Украшенной алмазным пером, Говорят — восседает он, Говорят — управляет он, Белый Юрюнг Аар Тойон. Подобная сиянию дня, Подобная блистанью огня, Солнце затмевающая лицом, С ланитами светлей серебра, Играющими румянцем живым, Как рассветы и вечера, Адьынга Сиэр Хотун, Подруга владыки небес, Супруга — равная блеском ему, Есть у него, говорят.

Породили они в начале времен Светлое племя айыы — Красивых богатырей-сыновей, Красивых дочерей С поводьями за спиной. В улусах солнца они живут, Стремянные — шаманы у них, Удаганки — служанки у них, А в сказаньях седых времен Прежде слыхали мы, От предков узнали мы, Что, кроме рода айыы, За гранью мятежных небес, За гранью бурных небес, Летящих с запада на восток, В кипящей области бурь Утвердились в начале времен Прародители девяти племен Верхних адьараев-абаасы. Железными клювами бьет Пернатая их родня. Родич их — Бэкийэ Суорун Тойон, Чья глотка прожорливая, говорят, В завязку шапки величиной; Небесный ворон Суор Тойон, Чье горло алчное, говорят, В наколенник развязанный шириной… В том улусе, в бездонной тьме, Под крышею вихревых небес, За изгородью с теневой стороны, За большим загоном с другой стороны, Необузданно лютая, говорят, Непомерно огромная, Гневно строптивая, Гремящая Куохтуйа Хотун Хозяйкой сидит, госпожой На кровавом ложе своем. Если слово ярко-узорно плести, Если речь проворно вести, Должен правду я говорить, Старых сказочников повторить: У почтенной старухи такой Был ли равный ей друг-супруг — В объятьях ее лежать, Был ли кто достойный ее — На ложе кровавом с ней Любовные утехи делить? Так об этом рассказывали старики: Дремлет за тучами исполин С красным наростом над кадыком В дюжего дитятю величиной; Из ороговелого горла его, Из-под грузного подбородка его Ниспадает до самой земли Посох вертящийся огневой… Если рогатину в семь саженей В бок, под ребра ему До основанья всадить — Хлопая себя по бедру, Всполошенно вскинется он, С воплем проснется он, Грозно воссядет он, Разгневанно ворча, бормоча, Великий Улуу Суорун Тойон. Вот, оказывается, какой Чудовищный муж-старик Есть у Куохтуйа Хотун. После великих древних боев, Всколебавших до основания твердь Необъятно гулких небес, Улуу Тойона бойцы-сыновья, Отпрыски старухи его, Заселили весь южный край Завихряющихся в бездну небес. Тридцать девять их было родов, Неуемно свирепых задир, Возмущавших издревле мир На небе и на земле. Если стану подробно повествовать, Старому Аргунову подстать, Если увлеченно начну, Как Табахаров, песню слагать, Воздавая славу тем племенам, Называя по именам Рожденных в облезлой дохе С деревянными колодками на ногах Матерых богатырей, Которых подземный мир Атаманами своими зовет, От которых из пропасти Чёркёчёх, Из бездны Ап-Салбаныкы Исторглись бесчисленные рои Пагубно-кровавых смертей, Коль об этом начну говорить — Будет такой рассказ: Если чародейный аркан О восьмидесяти восьми петлях, С силою метнув, захлестнуть На шеях восьмидесяти восьми Шаманов, оборотней, ведунов, Кружащихся, как снеговой ураган Северных ущербных небес, И швырнуть их разом В мглистую пасть Погибельной пропасти той — Не набьешь утробу ее, Не обойдешь коварства ее. Хлопающий бездонным жерлом Хапса Буурай — сородич такой, С захлопывающейся крышкой стальной Нюкэн Буурай — такая родня Есть, оказывается, у них. Всей породе Аан Дарасы Матерью древней была Старуха Ала Буурай По имени Аан Дьаасын, Прославленная хотун-госпожа, С деревянною колодкою на ногах Появившаяся на свет. У почтенной старухи такой Был ли ей равный друг, Достойный в объятиях ее лежать, Достойный взбираться по вечерам На высокое лоно ее? Что об этом предание говорит? Что об этом поют старики? Ставший корнем всех Адьарайских племен, Отцом подземных абаасы, Нижнего мира тойон-властелин, Родившийся в облезлой дохе, С клыками, торчащими, как остроги, Луогайар Луо Хаан-великан По имени Арсан Дуолай Мужем был у старухи Ала Буурай.

СТИХ 3

Далеко, за дальним хребтом Раздорами обуянных веков, Когда кровожадные богатыри, Обитатели бурных небес, Словно копья молний, резали высь; Далеко, за дальней чертой Бушевавших смутой веков, Когда потомки подземных владык Рыскали, пасти разъяв; За пределами сгинувших навсегда Древних бранных веков, Когда племена уранхай-саха, Дети солнечного улуса айыы Не появились еще на земле, Тогда, в незапамятные года, Три враждебных рода богатырей — Светлые исполины айыы И враги их — верхние абаасы И подземные абаасы, Копьями на лету потрясая, С воплем сшибались, дрались; Рогатины всаживали друг в друга, Рогатинами поддевали друг друга… Грозовые удары, гром, Голеней перелом, Суматоха, переполох С утра д оночи — день за днем. Мертвой хваткой за горло душа, Бедренные кости круша, Били друг друга в темя и в глаз, Гнули друг друга до самой земли, Подымали в воздух, крутя, Проклиная, стеная, кряхтя, Поединки по тридцать суток вели, По темени палицами долбя, Понапрасну силу губя, Побить друг друга они не могли; Хоть жестокосерды были они, Бессмертны были они. Незабываемая никогда Нестихающая разразилась вражда, Неслыханная беда… Кованая секира блеснет — Раскалывается, гремя, небосвод; Стрела с тетивы слетит — Молния полоснет… Западный ветер крепчал, Завывал, гудел, бушевал, По девяти смерчей Подымал, крутил, низвергал. Из-под западного края небес Дождь пос ыпал, снег повалил. День не брезжил, Месяц не светил, Вставала густая мгла, Тьма настала, хоть выколи глаз. Перестали видеть друг друга бойцы, Стали тьму пустую хватать, Лягушками шлепаясь на животы, Жуками торчмя торчать… Сотрясался высокий свод Необъятно гулких небес. Обреченный сонмищу бед, Средний серо-пятнистый мир, Завихриваясь в круженье своем, Захлестнутый морем огня, Как трясина, зыбиться стал. Бедственный преисподний мир, Расплескиваясь, как лохань, Против движения средней земли Полетел, закружился, гудя, Охваченный с четырех сторон Багрово-синим огнем. Оттого у него с четырех сторон Выросли, поднялись Четыре препоны — стены. Девятое белое небо, Объятое голубым огнем, Расплескиваясь, как вода В лукошке берестяном, Обратно движению своему Выгибаясь, как пятки задок, От бешеной снеговой пурги, От мчащейся ледяной шуги Южным небом, где тучи клубятся, Где вихри вечно кружатся, Заслонилось, словно щитом. С боевыми жилами — что не порвешь, С кровью, что не прольешь, С телами — что сталью пронзить нельзя, С костяками — что сокрушить нельзя, Дыханьем могучим наделены, Бессмертьем одарены, Три великих рода в извечной вражде Сто веков сраженья вели; Одолеть друг друга они не могли, Сильные — изнемогли. В бесполезной борьбе распалясь, Как железо в огне, раскалясь, То и дело стали они В ледяное море нырять. И всплывая из глубины, Журча и сопя, Дымясь и курясь, Садились на каменном берегу Дух немного перевести, Поостыть на холодном ветру… Задыхаются — трудно дышать, Заикаются — слова не могут сказать, Дыханье спирает у них — В полдыхания дышат они. В истоме головы опустив, В густом тумане, во мгле, Словно горы огромные, громоздясь, Словно горн раздувающие мехи, Будоража вздохами темную даль, Стали думу думать они: — Всколебался высокий свод Необъятно гулких небес! Всколыхнулся срединный мир! Взбаламутился, как в лохани вода, Подземный бедовый мир От свирепой нашей вражды! Покамест беды не возросли, Покамест не треснули кости у нас, Попробуем — миром поговорим, Потремся лоб о лоб, Добром посоветуемся обо всем! К чему вслепую биться нам? Не лучше ли помириться нам? — Притихшие сидели они, Пришли в себя еле-еле они. Переглядываясь исподлобья сперва, Перебрасываться словами пошли, Понемногу речь повели… С заостренными пальцами на руках, Для разбоя рожденные абаасы, Свирепые племена, Чей предок Улуу Тойон, Сговорились между собой: — Нам от людей айыы Наших злодейств не скрыть! Догонять нас будут они, Притеснять нас будут они… Волкам с собаками в дружбе не жить; Посел имся вдали от них! — И ушли, укрылись они На южном краю небес, Где в обратную сторону тучи бегут, Где ураганы ревут; Там поселились они. С меховыми подошвами на ногах, Неслышно кр адущиеся по ночам, Привыкшие грабить и красть Адьараи, чей предок Арсан Дуолай, Сказали друг другу так: — Богатыри улуса айыы Будут вечно нас в грабеже уличать, Будут нас догонять, притеснять. А в глубоких нюкэнах — В подземной тьме, В пропасти Чёркёчёх, Добраться до нас нелегко. Мы ограбим их, оберем — И в подземный мир уйдем, западем… Бездна трех преисподних темна, Кровля их на укрепах стальных… — Так сговорившись, ушли они В свой бедовый подземный мир. Старейшины трех великих родов Стали главарей выбирать, Неподкупных грозных судей Для верхних и нижних племен. Равные властью судьбе — Владыками трех миров На вечные времена Избраны были — Одун Биис, Чынгыс Хаан И Дьылга Тойон, А писарем был приставлен к ним Чудовищный великан — Длинный Дьурантай, — Дескать, если подымется Тяжба иль спор, Он дознался бы живо — кто вор, Кулачищем зачинщику погрозил.

СТИХ 4

А потом исполины айыы — Те, кого не выдерживает земля, Решили жизнь основать В срединном мире земном, Навсегда устроить его Немеркнущую судьбу. — В жертву отданная до сих пор Жители преисподних бездн — Силам адьарайских племен, Налетающим с высоты — Силам вечно-алчных небес, Напастям обречена Разымчивая на расхват, Беззащитная эта Земля! — Так рассудили они. — Неужель, всемогущие мы, — Всезнающие, Всевидящие, Не устроим жизнь по воле своей В этом срединном мире земном? Выбрав из трех первозданных родов, Надобно поселить Навеки на средней земле Быстроногих, чья кровь горяча, Подпоясывающих свой стан, Тридцать пять племен уранхай-саха — С поводьями за спиной, С немеркнущею судьбой, С продолговатым носом людей, У которых лицо впереди, У которых на шее легко Поворачивается голова, Чьи суставы гибки, связки крепки, Чье дыханье, словно туман, В чьих жилах — живая кровь. — Так устроить жизнь на земле Приняли решенье они.