Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

СТИХ 35 ГОЛОС СТАРУХИ УОТ КЫНДЫАЛАНА

Ой, жарко мне! Ой, тяжко мне! Ох, тошно! Ох, душно мне! Грузный топот конских копыт Разбудил меня, Встревожил во сне… От грузного гула копыт У меня затылок трещит, Сильно ломит кости мои, Утроба моя Огнем горит… Ой, жарко, Ой, тошно мне! Наливаются кровью мои глаза, Выскочить хотят из глазниц, Сердце щемит, Шея гудит, Кожа горит, зудит… Не болевшее никогда, Брюхо мое болит! Проснись, подымись поскорей, Заклинательница моя, Камлательница моя, Гусыня, мотающая головой, Доченька лихая моя — Куогалдьыма Куо! Ты надень-ка на шею скорей Удаганские украшенья свои, Сделанные из костей девяти Шаманов древних времен: Ожерелья надень из костей Шамана великого Хоккулл а; Колдовские запястья надень, Сделанные из позвонков. Что оставил шаман Курбалдьын! Ворох золы наскреби, Проворно выйди во двор, Кто бы там ни явился к нам, Кто бы ни был он, имеющий тень, Горстью золы ты в него метни, Гостя заживо похорони, Чтоб не ныли кости мои! Ой, жарко! Ой, тяжко мне! Ой, тошно! Ой, душно мне! — Так старуха, жена кузнеца Причитала, громко вопя. Далеко был слышен Голос ее… Крутящаяся, как вихрь, Заклинательница ее, Лихая камлательница ее, Гусыня, мотающая головой, Ожерельями костяными гремя, Украшеньями колдовскими бренча, В лад кружению своему Пристукивая ногой, Наклонилась, но вместо золы Пыли железной горсть наскребла. Вылетела, крутясь, из дверей, Выбежала на широкий двор, Да споткнулась, видать, О высокий порог, Рассыпала железную пыль; Разъярилась она, Раскрутилась она, Как вихрь, шелестеть пошла, Узкими щелками глаз Ничего разглядеть не могла. Широкую, как лопата, ладонь Приставила к олбу она, Смотрела на облака, На вершины железных Трясущихся гор, Повернулась потом на восток, Вытянув длинную шею свою, Голову, как ворона, склонив; Толстое в скулах лицо Поворачивала на север она; Неуклюже согнувшись, потом Повертывалась на запад, На юг… Сколько ни глядела вокруг, Никого разглядеть не могла. Стремительный Нюргун Боотур Развеселился, смотря на нее; А потом по задымленному столбу Коновязи Кулаком постучал, — Затрещала коновязь кузнеца, Трещинами пошла… И такие слова Нюргун Голосом звучным пропел.

СТИХ 36 НЮРГУН БООТУР

Выйди скорей Ко мне из дверей, Раздувающий синий огонь, Изрыгающий бурю Мехом своим, Играющий молотом Древний кузнец, Славный Куэттээни, Исполин, чьи могучие Мышцы черны, Богатырь со смуглым лицом, Отбрасывающий зыбкую тень, Знаменитый Баалтааны, Чья почтенная зовется жена Уот Кындыалана! Эй, корень богатырей-силачей, Отец прославленных ковачей, Поседевший у наковальни своей, Старец Кытай Бахсылааны! Имени громкому твоему, Зычной великой Славе твоей Низкий мой поклон и привет! Если хочешь узнать, кто я, Прискакавший издалека, Ожидающий перед домом твоим, Называющий имя твое, Поющий тебе хвалу, Из какой я вышел страны, На каком аласе рожден, От какого корня возрос, То узнай: На вершине белых небес Мой великий отец живет — Верхнего мира тойон; Равная отцу моему, Есть на небе мать у меня, На верхней части они живут Высоких, вечных небес. А меня самого зовут — Владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур. Вот я сам стою Перед домом твоим, Я пришел по воле своей. Поклоняюсь трем твоим темным теням, Помощи у тебя прошу! Если из Нижнего мира придут Исполины-богатыри, Если из Верхнего мира придут Свирепые удальцы Состязаться в силе со мной, Если с угрозой они посягнут На громкое имя мое, На добрую славу мою, Должен встретить достойно я Этих грозных богатырей. А для долгих битв, Для упорной борьбы, Оружие нужно мне — Рогатина, Меч-пальма? Топор боевой чомпо! Мне в таком оружьи нужда, Которое ты ковал На колдовском огне; Чтобы с визгом оружье В битву рвалось, Чтобы жаждало крови врага, Чтоб не тупилось оно! Вот чего я жду от тебя, Вот зачем приехал к тебе… Если удальцы трех миров Тучею на меня налетят, Захотят пролить мою кровь, Жизни меня лишить, Копья станут в меня метать, Острыми мечами разить, — Для защиты дыхания моего Преграду надежную мне изготовь, Неразрубаемую броню, Непробиваемый щит; Из восьми слоев железа броню, Из трех слоев булатный щит, Сверкающий, как серебро! Жду, кузнец, что наденешь ты Такую броню на плечи мои, Такое оружье мне дашь! Коль исполнишь просьбу мою, Обрадуешь ты меня! В долгие годы жизни моей Благодарить не устану тебя; Щедро тебя отдарю Табунами коней верховых, Тучным рогатым скотом! Пока не исполнишь просьбу мою, Пока не дашь того, что прошу — Добром не уеду я, Миром от вас не уйду… Прославленный мой сосед, Великий старец-мудрец, Могучий, жду от тебя Громкого слова: «Бери!» Быстрей это слово скажи! — Вот так Нюргун Боотур Взволнованно, горячо Высказал просьбу свою. Бряцающая украшением своим, Колдующая ожерельем своим Из костей шаманов былых времен, Заклинательница железных дверей, Камлательница кузницы той, Дурнушка, дочь кузнеца, Куогалдьыма Куо, Могучего богатыря увидав, Громовый голос его услыхав, Резво плечиками повела, На железную кровлю вспрыгнула вмиг; Проломилась ржавая кровля под ней, В кузницу полетела она, Опрокинула полку, где клал кузнец Напильники и зубила свои, Села на чувал камелька Перед матерью старой своей — И, суетясь, беспрерывно вертясь, Запела отрывисто, торопясь…

СТИХ 37 КУОГАЛДЬЫМА КУО

Ой, беда мне! Ой, радость мне! Ох, как пойду я Шуметь, греметь… Ох ты, лихо мое! Любопытство мое! Такой красавец Приехал к нам, Что даже во сне Не снился мне. Солнце плечами Он заслонил, Небо спиною Загородил, В землю проваливаются По колено Дюжие ноги его, В камне вязнут Босые ноги его! Из дальних стран Явился к нам Достойный меня Дружок-женишок! Спать он будет со мной В постели одной! Прискакал за мной, Прилетел стрелой Сам Нюргун Боотур, Богатырь удалой… Знать, молва обо мне До него дошла, Страсть ко мне Его привела… Он там, у дверей, Белоногий — стоит, Увидал меня — Задрожал… Ох, радость мне! Ох, праздник мне! Кричу, шумлю! Молчу, терплю! Истосковалась я по нему — По суженому моему! Замирает сердце мое, Распирает печень во мне! Принесите Сорок отборных шкур, На которых Правлю кырар, Принесите сорок облезлых шкур, Заскорузлых за девять веков, Разверните их, Расстелите их! Мой суженый, Мой красавец-жених Лечь на ложе Хочет со мной… Если лопнет терпенье его, Если рассердится он — Всем вам тогда Будет беда… Эх, сестрицы, Братцы мои! Есть теперь у меня И свой муженек… Буду вдоволь беременеть я, Ежегодно стану рожать По восьми плешивых детей, Через год я стану рожать По семи паршивых детей! В клочье ложе кожаное изорву, Шкуры, содранные С околевших быков, В лоскуты от радости раздеру! Ух ты! Держись у меня!.. — Так — девушка бедная — Пела она В диком исступленьи своем. Вдруг раздался Хлесткий удар По плоскому затылку ее… Пронзительно закричала она; Чей-то еще щелкнул удар, Потом железный, Острый крюк Поддел ее под ребро, Поднял к черному потолку; Сорвалась оттуда она, Упала на пол у камелька, Отчаянно начала кричать, Руками, ногами стучать… Вдруг чей-то голос, как гром, Раскатился из-под земли: — Замолчи! Убирайся прочь! Не беснуйся, А то — запру! Дома нашего не порочь! Люди добрые нас начнут хулить, Будет нам стыд и позор! — Тут в железном доме Утихло все. А потом Под настилом каменных плит, В подполье глубоком своем, Зычный старческий голос Протяжно пропел, Такие слова произнес.

СТИХ 38 ГОЛОС СТАРИКА

Сам собрался, приехал к нам Сын-исполин Великой семьи. Он ни с чем Добром не уйдет, Грозное оружье возьмет. Богатырем его назовем, С топором сравним, С боевым мечом; Он по важному делу к нам Пожаловал издалека, — П опусту такой богатырь П освету не станет скакать. Наконец, в наш дом он пришел — Долгожданный, Достойный гость! От ожиданья приезда его Затылки одеревенели у нас, От ожиданья прихода его Хребтины окоченели у нас. В тот день, как он Родился на свет, — Необъятный ревущий Небесный свод Дрогнул, Закачался волной… Средний мир По средине вздулся дугой, Как трясина, Весь всколебался он… Страшный подземный мир Расплескивался, Как вода в турсуке… И тогда молва Прокатилась о нем: «Родился, видать, Исполин-богатырь, Невиданный в трех мирах!» Доставайте из погребов, Подымайте на белый свет Грозное оружье боев, Грозную стальную броню! С древних лет я оружье ковал, Для мести ожесточал, Великими чарами заколдовал, Так и рвется на битву оно… Положите горой перед ним Оружье, что изготовили мы, Выносите Сверкающий серебром Стальной, трехслойный Щит боевой! По плечу примеряйте Кольчугу ему, Облачите его В боевую броню! — Так вот, голосом громовым, Под землей Говорил великий кузнец…

СТИХ 39 ГОЛОС СТАРИКА

Если слово узлом вязать, Если все доподлинно рассказать — Вышло много высоких черных людей, Выше лиственниц, Черней их теней. Люди-тени пришли, Из тьмы принесли Оружье и доспех боевой; Хватило бы оружья того На долгую тревожную жизнь Трех мощных богатырей. Пред Нюргун Боотуром они Положили доспехи горой, Говоря: — Выбирай! Все испробуй и осмотри, Что по нраву, то и бери! Все примерь, Наилучший из всех По плечу избери доспех; Все кольчуги перетряси, Ту, что выберешь, и носи! — Богатырь не мог В седле усидеть, Прянул он с коня, Ухватил рукою один доспех, Мол, не годен ли для меня? Только на ноги доспех натянул, Только ноги в коленях согнул — Разлетелся доспех на куски, Рассыпался по земле. Стал второй доспех примерять, Руки вдел в кольчужные рукава; Только голову всунул в шейный прорез, Только на плечи натянул, Да плечами повел — Весь доспех железный Треснул по швам, Посыпался к богатырским ногам. Третий доспех Лежал, как гора; Он с надеждой его схватил, Проворно надел на себя Просторный грузный доспех. Будто латы кузнец для него ковал, Будто швом стальным для него сшивал, Ладно стан исполину Доспех облек. Потянулся Нюргун, сколько мог, Выгнул спину, Плечами повел. Трехслойная кольчуга на нем Не треснула, не разошлась; Ни единая бляха с него Булатная не сорвалась. Чем круче он спину сгибал, Тем крепче ратный доспех Тело ему облегал. Упругая, при повороте любом Кольчуга растягивалась на нем И стягивалась опять. Не тесня, красовался на богатыре, Как литой, Доспех боевой. Видно, он обрел, наконец, Непробиваемую броню, Боевую сбрую свою. Меч он выбрал — Длинный, прямой, Наилучший среди мечей. Было меча лезвие Чарами напоено Восьмидесяти восьми грозовых Мчащихся облаков. У девяноста и девяти Клювастых илбисов Отбив Железных клювов концы, Сбили их в одно лезвие Заклинатели-кузнецы. Сваривали лезвие меча На крови из печени льва, Потом закалили его Желчью зубастых рыб. Стал таким блестящим булат меча, Что за три перехода дневных Видеть зоркий юноша мог, Словно в зеркале, в этом мече Отраженье губ своих и зубов. Было сорок четыре Чары в клинке, Тридцать девять Коварств колдовских… Жажда мести К нему приросла, Смерть сама В булате жила. Илбисы — духи войны Клубились вокруг него, Садились на жало его. Кровь горячая Пищей мечу была. Переливался кровавый закал На широком его лезвие. Он, как вызов на бой, сверкал — Грозен и горделив. Выбрал Нюргун Боотур копье С разукрашенным др евком цветным. На рогатине длинной его, На блестящем его острие, Как огонь, метался, Бился илбис. Кровью черной питалось копье; Глядя на его лезвие, Брови и ресницы свои Девушка могла б издали, Словно в зеркале, увидать. Красной крови горячей просило копье; Вкруг рогатины роем илбисы вились, Вопили, в битву рвались. Выбрал Нюргун Боотур Для охот и утех боевых Исполинский лук костяной, Непомерно тугой на сгиб. Этот лук в необъятный простор Стрелы гремящие, Стрелы разящие Без промаха посылал. Этот лук был велик, Словно длинный изогнутый мыс, Опоясывающий широкий алас, Этот лук был велик, Как излука большой реки. Были склеены пластины его Черной желчью Зубастых рыб, Красной кровью Из печени льва. Выточена основа его Из ядра свилевых берез Дальних туманных стран, Из ядра железных дерев Дальних неведомых стран. Из сухожилий и жил, Вытянутых из брюха льва, Скручена была тетива. Силой свирепого духа войны Был этот лук наделен. Внедрился в его рога Непобедимый илбис. Обтянут берестой тугой Заоблачных синих стран, Грозным оружьем был этот лук. Были стрелы для лука припасены Огромные, бьющие наповал, Острые, словно рыбья кость; Были стрелы оперены Маховыми перьями Из крыла Хотоя Айыы орла, Чей отец — Хомпорун Сюнг Хаан, Орла, разящего клювом кривым. Оглашающего простор Клекотом громовым. Наконечники стрел пылали огнем; Было так много стрел, Что в колчане рядами торчали они, Как могучий кедровый лес. С пронзительным воем любая стрела, Пущенная с тетивы, Долететь мгновенно могла До верхних бурных небес. Колотушки-палица там была Из цельного дерева С толстым комлем В девяносто девять пудов. Этой палицей Было сподручно разить По макушкам свирепых абаасы, Адьараев толстые черепа, Железные скулы их Вдребезги разбивать. Выбрал Нюргун Боотур Эту палицу, Этот лук. Любуясь, поднял Нюргун Боевой закаленный меч, Воющий при взмахе, как вихрь, Пылающий синим огнем, Самый грозный из всех мечей. По руке ему пришлась рукоять, Сам просился огромный меч Доспехи тяжелые рассекать, Бить врага, Как прорубь рубить, Ратоборцев грозных разить, В обе стороны Пришлых косить. Поглядим — каков был собою он, Кто для подвигов был рожден На верху высоких небес, Прославленный в трех мирах С высоким именем исполин, О ком далеко молва разнеслась, — Славнейший среди людей Светлого рода айыы — Добрых сердцем, С поводьями на хребте, Самый отважный среди людей Солнечных племен С жалостливой душой, С поводьями за спиной. Если снизу вверх поглядеть На этого богатыря — Огромен он, как утес, Грозен лик у него, Выпуклый лоб его Крут и упрям; Толстые жилы его Выступают по телу всему; Бьются, вздуваются жилы его — Это кровь по жилам бежит. Впалые у него виски, Чутко вздрагивают Нервы его Под кожею золотой. Нос его продолговат, Нрав у него крутой. Выпрямился его стан, Будто еще негодует он, Вспоминая недавний плен; Кровь у него горяча, Щеки впалые у него, Скулы круты, Губы остры. Глаза у него горят, Как два блестящих луча. Вот каким он стал — богатырь, Защитник людей уранхай-саха. Лес из лиственниц молодых До пояса не доходит ему, А темя его головы Касается верхних ветвей Могучих лиственниц вековых. Телом кр яжист, В плечах непомерно широк, Наконец он в силу вошел, Этот лучший среди людей. Крепкие, мощные мышцы его, Словно корни лиственниц вековых. Голени прямые его, Как два толстых длинных бревна Из очищенных лиственниц молодых. Локоть согнутый, как рычаг, Как средний могучий сук Изогнутой кедровой сосны. Широкие ладони его, Как две деревянных лопаты больших, Вытесанные из цельных колод. Остры, зорки его глаза, Черные неподвижны зрачки. А вокруг зрачков сверкают белки, Как в уздечке серебряных два кольца, Так они круглы и светлы. Черные длинные брови его У переносья сошлись, Будто сшиблись рогами Два черных быка. Вид величественный у него — Богатырская стать, Исполинский рост; Непомерная сила в нем. Схожа верхняя часть его С мечом иль рогатиной боевой. Схожа нижняя часть его С многозубою острогой. Строен станом, словно копье, Стремителен, как стрела, Был он лучшим среди людей, Сильнейшим среди людей, Красивейшим среди людей, Храбрейшим среди людей. Не было равных ему В мире богатырей. Если на небо он глядел, Небо загораживал он; Если плечи приподымал, Солнце и луну закрывал. Вот каков он был — аарт-татай! Наконец-то день наступил, Наконец исполнился срок, Когда величайший из богатырей Трех изначальных миров, Этот воин, взращенный, чтоб защитить Обитаемый Средний мир, Этот богатырь удалой, Этот выкормыш озорной Небесной Айыы Умсуур, Стремительный Нюргун Боотур Боевые доспехи надел, Боевое оружие взял… Ловко, быстро сел он в седло — С гиком, будто птицею был, Будто буйным небесным соколом был. Так вот сел он плотно верхом На своем — у края бурных небес Стоя рожденном коне, На летающем, как громовая стрела, Вороном коне.

СТИХ 40 ГОЛОС СТАРИКА

В это время Подручные кузнеца — Дюжие, жилистые сыновья, Долговязые внуки его, Поддерживая с трех сторон, Подняли грозного С крепкой судьбой, — Из подземной кузни, Где пламень пылал, Выбраться наверх помогли — Привели Прославленного ковача? Чье имя Куэх Эллемэй, А иначе — Баалтааны, А еще — Кытай Бахсылааны. У него за тысячу лет От жара металла, От жара огня Обгорели железные волоски Густых ресниц и бровей, Он глядел Глазами цвета золы, Слезы были на веках его; На могучих руках, На широкой груди Белели ожогов следы. Было в морщинах лицо кузнеца, Как старое кожаное ведро; Болталась, тряслась его голова, Будто собрали ее Из множества говорливых голов Черных уток, Озерных гусей… К старости Баалтааны Стал, как гагара, болтлив, Пел он все, про что вспоминал, Песни днем и ночью слагал. Но теперь Прервал он пенье свое, Древние заклинанья свои, Заповедные стал слова говорить, Завещанье свое объявил. Раскрыл он темный, глубокий рот, Распахнул широкую пасть; То раскрывал он рот во всю ширь, То закрывал, пока говорил; Железные ржавые зубы его, Черные кривые клыки, Похожие на сошники, То и дело мелькали во рту. Раскатистая громовая речь Великого кузнеца Ревела, как буря в горах, Гудела, как ураган.

СТИХ 41 КЫТАЙ БАХСЫЛААНЫ

Буйаа-буйаа!!! Буйака!!! Дайака!!! Да будет тебе добро на века! Да не прогнется толща земли Под громадой благословений моих! Эй, владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур! Парой чутких своих ушей Внимай моим вещим словам, Вникай в их тайную суть, Протяжное пенье мое пойми! Вот я сам Пред тобой предстал — В подлинном обличье своем. Это я — кузнец Баалтааны, Это я — старик Барык Буурай… Это мой — в дыму и огне — Неумолчно молот стучит! Это я — кузнец Куэттээни, Оружейник древний — Куэх Эллемэй… Глубоко вздыхают мехи В грохочущей кузне моей. Это я — главарь ковачей, Богатырь Кытатай Бэргэн, Кытай Бахсылааны! В красном зареве горна всегда У меня наковальня звенит. Сбрую ратную, Бранный доспех Ты избрал теперь для себя; Я их для илбиса предназначал, Для кровавой битвы ковал. Трехслойную кольчугу ты взял, Непробиваемую броню, Сверкающую серебром; Лучшую ты рогатину взял, Лучший меч Из моих мечей. Оружие, избранное тобой, Я для мести грозной ковал, Неотрывно стоя на месте одном Перед наковальней своей, В теченье жизни тройной Трех долголетних людей… Как зеница ока — Мне этот булат, Как десны моих зубов, Я поил его кровавой слезой Глаза левого моего, Я поил его жаркой слезой Глаза правого моего! Я в своем поту булат закалил, Закалял его, Чарами заговорил! Средь великой долины Кыладыкы, Где, воя, кружится Крылатый илбис, Где, пылая красным огнем, Рассыпается камень-сата, Где прежде не жил никто из людей, Там построил я для тебя Огромный прекрасный дом О тридцати покоях больших, Чтобы ты поселился в нем! Вот поэтому должен ты Благодарностью нам воздать За долгий упорный труд, За изделья добротные Наших рук, За множество наших услуг… Вспомни о нас, Как вернешься домой! В жертву за нас принеси Лучших коней из своих табунов, Чтобы удаганки камлали там, Призывали милость для нас. В день седьмой — По седьмой луне — Ты пошли нам Стадо коров, Ты пошли нам Коричнево-черных быков, С белым пятном Посредине лба! Если долго заставишь нас Добрых твоих даров ожидать, Может нас постигнуть беда… Коль в ладони черные наших рук, Заскорузлые от труда, Ничего не положишь ты, П олокоть руки Отсохнут у нас, В крючья согнутся Пальцы у нас… Наши ногти вопьются В ладони нам, Мы не сможем молот держать… Наши зубы, как черные сошники, Отрастут, Торча изо рта, И загнутся потом, И вонзятся нам В черные скулы широких лиц. Рта открыть нам будет нельзя, И тогда мы все пропадем, От голода отощаем, Умрем. Если замедлишь С ответом ты, Если забудешь нас, Бедные наши глаза, В обгорелых ресницах Наши глаза, Глядящие на дорогу твою, Ждущие даров от тебя, От жаркого раскаленного горна Воспаленные наши глаза По векам нарастами обрастут, Закроются, Слепнуть начнут, Будем мы в слепоте умирать… Вот для чего, Сынок мой тойон, О благодарности не забудь, Заплати за наши труды поскорей, Не подвергай страданиям нас! Да будет жирной удачей тебе Благословенье мое! Восемь жизней живи, Девять жизней живи! И за весь безмерно долгий твой век, Кто бы оружьем тебе ни грозил, Ты не страшись никого! Сокруши врагов И смерти не знай, Пусть тебя стрела не сразит, Пусть тебя копье не пронзит! По отточенным остриям, По рогатинам, по острогам Невредимо всюду пройди, Растягиваясь, не рвись, В хребте не переломись! Так живи, чтоб за долгий век Упрека не заслужить, Чтоб от равных тебе Хулы не нажить, Чтобы людям обиды не причинить, Чтобы все восхваляли тебя, Чтоб не порицали тебя… Да будет обилен молочный скот В обширных загонах твоих, Да будут счастливы потомки твои В изобильном доме твоем! Пусть твой род Счастливо и долго живет! — Так Нюргун Боотура великий кузнец Прощаясь, благословил. Широко дышала могучая грудь, Протяжная смолкла песнь.

СТИХ 42 КЫТАЙ БАХСЫЛААНЫ

Простился Нюргун с кузнецом, Пустился в обратный путь; От края огненного жерла? Открытой пасти подземных бездн Оторвался он… Миновал Сумеречную страну. Проскакал по зыбучей земле, Расплескал трясину мертвой воды… Богатырский конь стрелою взлетел На восьмиутесистый перевал, Девяносто вихрей подняв. Семь ветвистых молний, Высь бороздя, Брызнули из-под копыт… Быстро Нюргун Боотур поднялся На покрытую тучами высоту, На могучее темя средней земли, На вспученную печень ее. Тут осадил он коня, Остановился на высоте, Взглядом обвел необъятный простор, В дымке тонущий кругозор Восьмикрайней Восьмиободной земли. Будто весь мир хотел охватить, Руки широко распростер, Грозное поднял копье К торжествующим небесам, Блистающий меч занес К вихревым, бушующим небесам, Как птица-беркут, крича, Как небесный орел, клекоча, Как тигр, издавая рев, Как лев свирепый, рыча, Он взывал к сильнейшим богатырям Трех изначальных миров, Он их вызывал на бой, Голосом громовым своим Пел он песню илбиса — Духа войны…

СТИХ 43 НЮРГУН БООТУР

Эй вы, Эгей! Иль не долетела до вас Зычная слава моя, Что ревела, как дикий бык, На перевалах горных дорог? Или толком не докатилась еще Толстая, гулкая слава моя До темных ваших дорог? Вот я сам — отовсюду видимый вам, На высочайшей горе, На темени мира стою, Древнюю песнь илбиса пою, О времени будущем говорю, О жребии великом своем! Грозные бои предстоят, Небывалые грозы идут… Выходите! Я вызываю вас На единоборство со мной! Эй, перевала горного дух, Владыка обвалов, лавин, Коварный Хаадыат Могол Эй, хозяйка крутых девяти Идущих по льду дорог, Ведущих в пропасть дорог, Где на гибель путники обречены, Свирепая Буомча Хотун! Боитесь, видать, На меня нападать, Бурей в лицо дохнуть, Стужей оледенить?.. Где он — исполин Бесноватых высот, Кривых, вихревых небес, Кровожадный Уот Усуму? Что ко мне не спускается он По кровавой дороге своей, По перевалу Кээхтийэ? Где ж он, исполин Подземных глубин, Вертящийся против солнца вихрь, Эсэх Харбыыр, Тимир Дьигистэй? Что же он бурей не налетит, Рогатиной шею мою не пронзит? Знать, не может он заарканить меня, Силу мою сокрушить? А где же он — великий главарь Рода Ап-Салбаныкы, Оборотень, прославленный вор Алып Хара, Аат Могойдоон? Железные зубы и когти его Вовсе притупились, видать, Оттого, что грызет он железных рыб Из подземных своих болот? Давным-давно я слыхал, Что на западном желтом склоне небес, На нижнем его морозном краю, Родился у вас богатырь, Который живет в глубине Бездонного моря Муус-Кудулу. Говорят, выходит он по ночам, Подкрадываясь, как вор, На обросших шерстью подошвах своих… Говорят, что у оборотня того Восемьдесят восемь личин, Девяносто девять еще Уловок есть у него; Слыхал я: имя его — Уот Усутаакы. Говорят, он могуч и свиреп, Где же он, почему не выходит он? Давно родилось желанье во мне Через отверстье его очага Заглянуть в потаенную глубину Железного жилища его. Я пойду по его горячим следам, Я пойду по его холодным следам, Выслежу его! Эй, зачинщик смертных боев, Сбоку умеющий налетать, Ловкач по темени бить, Череп крушить, Челюсть ломать, Стремительный, как степная пурга, С тремя тенями Старший мой брат, Страшный Нерюйэ Харбас, Оглянись на меня, Улыбнись Зубастой пастью своей, Свирепый Осол Уола! И ты, сосущая соску свою, Огромную, как сосна, Летающая на черных крылах, Терзающая врага Крючьями железных когтей, — Убийства дух Илбис Кыыса, Ты — налетающая, визжа, Ытык Кыймылыын, Тиил Тиллинньэх, Ты — затевающая раздор, Хлопающая в ладони свои, Грозная Холбонной Куо, Черная сила, кровавая пасть, Страшная наша сестра! Оглянись на меня, Улыбнись! С бурного неба Зову беду, Из Нижнего мира Зову вражду! Кричу об этом, Мычу, как бык… Слышали, поняли вы меня? Помогите мне, Чтобы голос мой Далеко летел, Бубном гудел, Бубенцом гремел! Пусть в моих жестоких руках Поселится грозный илбис! Пусть огромная, черная Слава придет, Пусть над землей прогремит Слава и торжество! — Так он Верхнему миру кричал, Так он Нижнему миру ревел, Вражду вызывал, Врагов подымал.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

СТИХ 44

Владеющий Вороным конем, Стоя рожденным На грани небес, Стремительный Нюргун Боотур Великого кузнеца Щедро вознаградил За оружие и броню И воротился домой. Только трудно было богатырю С братом, с сестрой Праздно сидеть Перед горящим огнем Священного очага В теплом гнезде обжитом. Пить он и есть перестал, Часто начал из дому выходить, Прислушиваться, Присматриваться — Не дохнет ли бурею Верхний мир, Не пахнет ли стужею Нижний мир. Ходит он, бывало, и ждет — Не блеснет ли молния в высоте, Не громыхнет ли гром… Ждет — не появится ли перед ним Рожденный в годы вражды Оборотень о трех тенях, Невидимка — подземный вор, Вертящийся против солнца вихрь, Эсэх Харбыыр — Тимир Дьигистэй? Обуянный думой своей, Стоял Нюргун Боотур, К медному столбу прислонясь, На котором сидел орел. Три дня и три ночи Нюргун У коновязи стоял, На хмурый северный небосклон, Как острие копья, Пристальный взгляд устремив. А сестра его Айталыын Куо — Красавица с восьмисаженной косой, Ласковое дитя, Жаворонок золотой, Медногрудная синичка небес, Отрада улуса айыы, На брата старшего робко глядя, Стала думать и горевать: — Или плохо я мясо варю, Или конские ребра у нас не жирны, Иль не крепок выдержанный кумыс, Что он не ест и не пьет, Что дома он не сидит? Почему он угрюм, На что он сердит? Что он места себе не найдет? — Так думала Айталыын Куо, Не ведая — чем ему угодить, А сама робела спросить. На исходе третьего дня Богатырь Юрюнг Уолан, Надев серебряный свой доспех, Опираясь на свой сверкающий меч, Что ковал кузнец Таканаан, Закалял кузнец Кэкэнээн, Выправлял кузнец Кэнэгэ, Отточил кузнец Аалыс Луо, Бранным красуясь Убранством своим, Прекраснейший юноша в роде айыы, Брат Нюргуна-богатыря Вышел из дому на широкий двор, К брату старшему подошел, Блистающий небесным огнем Взгляд на него устремил И такое слово Молвил ему.

СТИХ 45 ЮРЮНГ УОЛАН

Если братом тебя называть, Ты мне — старший брат, Если отцом величать, Ты мне — второй отец! Если гневаешься — Укроти свой гнев, Погляди на нашу сестру: Нашего ока зеница она, Наших зубов десна… Жаворонок звонкоголосый наш, Пташечка золотогрудая наша, Дитя Айталыын Куо, Видя угрюмость твою, От печали стала больна! В трех мирах найдется ли кто-нибудь, Кто осмелился бы На таких, как мы, Великих богатырей — Не то что руку поднять, Не то что оружьем грозить, Кто осмелился бы перед нами стать, Прямо нам в глаза посмотреть? Отчего же встревожен ты, А, быть может, предчувствуешь ты Угрозу неведомую для нас? Открой нам думы свои. Третий день ты совсем не заходишь в дом, Чуждаешься наших бесед, Не садишься с нами за стол… — Так он тихо, сердечно сказал Прочувствованные слова. Богатырь великий Нюргун Боотур Не сдвинулся с места в ответ, Взгляда, устремленного вдаль, В сторону не отвел, Лишь наклонился чуть-чуть головой К брату младшему своему И такое слово сказал.