Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
— Но, но, не балуйся с пушкой, — говорит он, отстраняясь ладонью, — очень слабый спуск, сними палец с гашетки!.. Ну хорошо, я выпью, черт с тобой!
Комендант пьет коньяк до дна и глядит на гостя ошалелыми глазами…
— Какая дрянь! Что ты сюда намешал?
Голова коменданта опускается на грудь.
Входит фельдфебель с растерянным видом:
— Военнопленные погружены, господин обершарфюрер!
— Ну вот, а ты сомневался! Принеси коменданту воды и уложи его спать.
Офицер выходит, напевая бравурный немецкий марш.
Над
Во дворе стоят машины. Шофер гестаповской машины предупредительно открывает дверцу.
Офицер закуривает папиросу, смотрит на часы, прислушивается. Подзывает к себе автоматчика с первой машины:
— Лезь в эту легковую, поедешь в гестапо, сядешь в автобус к моему шоферу, и догоняйте нас! Понятно?
— Слушаю, господин офицер!
Солдат садится в легковую, офицер — к шоферу в кабину на первую грузовую, вереница машин выезжает из ворот лагеря.
Начинает бить ливень. Раскаты грома.
— Нажимай, дружище, — говорит офицер шоферу, — природа на нашей стороне!..
— Есть, Артем Иванович, — отвечает шофер в немецкой шинели.
— Это ты, Микита?
— Я.
— Когда это ты успел? Из лагерников да за руль!..
— Долго ли умеючи, шоферы все наши…
— Оружия много?
— Пустяк. Вся надежда на то, что привезено в кузовах, да на автоматы охраны…
— Сели все? Панько, Гриценко, Кривой Яшка?
— Яшки в лагере уже нет.
— Как нет?
— Совершил побег с двумя ребятами, говорят, будет втираться в Д.
Пауза. Шофер все убыстряет и убыстряет ход.
— Тише. Проезжаем мост. Жалко, нет времени минировать…
— Предусмотрено. Ребята только и ждут, чтобы мы проехали.
Ночная дорога. Гроза. Силуэты машин, несущихся в темноту. Сзади доносится глухой взрыв.
— Один! — громко считает Микита.
Снова раздается взрыв и взметывается пламя.
— Второй! Это на верфи, — предполагает Микита.
Раздается далекая стрельба и взрывы гранат.
— Это уже начинается бой, — бросает Микита, — дай бог в добрый час.
— Знаешь, друг, — говорит офицер грустно, — ведь это чудо — сколько людей спасли! Я всегда боюсь легкого везения, за него приходится когда-нибудь расплачиваться…
Он вынимает стеклышко из глаза и швыряет его в темноту. Машины идут. Ливень и гроза.
Ночная весенняя степь. Пустынный грейдер. Перекресток.
Еле начинающийся рассвет.
Силуэты пяти машин, уходящих влево по боковой дороге. Сотня люден сгрудилась у грейдера.
Связной стоит на небольшой насыпи. На нем плащ-палатка, развевающаяся от предутреннего ветерка, пилотка советского воина.
— Товарищи, — говорит он, — поздравляю со свободой! От имени матери-родины приветствую вас снова в рядах активных бойцов против захватчиков! Ура, товарищи!
— Ура! Ура! Ура! — дружно выкрикивают освобожденные.
— Машины уйдут на сотню километров в сторону
и там сгорят. Товарищи шоферы присоединятся к нам позже. Чужих среди нас нет?— Нет! Нет!
— У кого не имеется никакого оружия — поднимите руки!
Немало человек поднимает руки.
— Все-таки — половина вооружены! Я думал — будет хуже… Ничего, снабдимся за счет врага. Предупреждаю, товарищи, — мы идем не на легкое дело. Может, кому придется и погибнуть от пули гитлеровца. Может, кому придется в застенке кончать молодую жизнь. Предупреждаю. Покопайтесь в душах, взвесьте. Сейчас слабым людям разрешается еще отступить и уйти по собственной воле. Через пять минут будет поздно. Ну?
— Что вы, товарищ начальник!..
— Мы на свет народились!..
— Ведите нас в бой! — раздаются обиженные голоса.
— Хорошо, — говорит связной, — считаем вопрос исчерпанным. Назначаю командира и комиссара отряда. Вот они перед вами. Командир отряда — товарищ Панько!
Панько, с немецким автоматом на груди, молча становится на возвышение, на место связного.
— Все видите? — голос Панька. — Человек военный, люблю дисциплину, ненавижу трусов. Член партии.
Панько сходит с возвышения, его место занимает Микита — тоже с немецким автоматом, с парой гранат.
— Это комиссар отряда — товарищ Микита, — представляет связной, — член партии, шахтер.
— В основном, — прибавляет Микита, — придерживаюсь вкусов командира, трусов расстреливаю, не отходя от кассы.
В толпе прокатывается хохоток.
— Становись! — раздается резкий голос Панька. — Подравняйсь! Быстренько, быстренько! На первый-второй рассчитайсь!
Отряд быстро и слаженно выполняет приказания. Светает больше.
— Смирно! — командует Панько. Командир и комиссар быстро обходят ряды, присматриваясь к каждому человеку.
В стороне стоит связной с неизвестным человеком.
— Фамилия? — спрашивает связной.
— Петро Гриценко.
— Как зовут вашу жену?
— Мокрина Терентьевна.
— Очень хорошо. Вы знаете, где мы сейчас находимся?
— Знаю.
— Скрытно поведете нас к вашему селу. Дневку намечайте поближе. Необходим отдых. Затем выбирайте в ваших окрестностях подходящий лес. Уточним на дневке по карте…
— Есть! — весело откликается пожилой Гриценко.
— Товарищ представитель партии, — докладывает Панько, — отряд к движению готов!
— В добрый час, товарищи! — громко говорит связной, обнажая голову.
Весь отряд обнажил головы.
В суровой тишине утренней степи возникают первые звуки гимна.
Вдохновенны измученные неволей лица.
Отряд поет "Интернационал".
Майстер полиции южного города Н. на приеме у важного гестаповского лица.
— Бедный юноша! — говорит важное лицо. — Эсэсовские войска потеряли боевого товарища. Проклятый катафалк был нафарширован взрывчаткой, и половина дома рухнула мгновенно…