Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.

– Однако, - продолжил Элдарет, - едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.

– Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.

– Это ничего не изменит. Пора решаться.

Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.

– Станем ли мы, - негромко проговорил он, - бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?

– Что ты хочешь сказать, - спросил Руфрид, - "на бой"?

– Я говорю - поднять оружие против царя.

Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.

– Это значит - мятеж, - проговорил Мириас.
– И усобица.

– Нет, мы не можем, - отозвался Сафаендер.

– Мы не за этим пришли!
– воскликнул Линден.
– Мы хотели...

– Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.

Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.

– Но заурома имеет две стороны, - проговорила она.
– Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!

– Завет уже нарушен!
– воскликнул Элдарет.
– Хуже стать не может!

– Это было бы грешно, друг мой, - твердо ответил Сафаендер.
– Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.

– Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами - а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?

– Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.

Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?

– В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, язвительно заметил Элдарет.
– А что скажет твоя паства?

– Они поступят по моему примеру.

– В этот раз не будь так уверен.
– Глаза странника блеснули. Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.

– Я с тобой!
– воскликнул Руфрид.

– Тогда и я тоже, - поддержал его Линден.
– Если это единственный способ вернуть Имми.

Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: "Для меня он был богом - но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного...". Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:

– Танфия?

Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.

– Нет. Я не могу сражаться, - решительно выпалила она.
– Я согласна с Сафаендером.

– Что?

– Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!

Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.

– Но, - проговорила она чуть спокойней, - что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.

– Хорошо сказано!
– Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.

– И Танфия, конечно, права, - согласился Элдарет.
– Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой - если не удастся добром.

Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.

– Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.

Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.

– Танфия, ты покажешь мне свой нож?
– спросил поэт.
– Тот, что оцепенил каменного зверя?

– О да!
– воскликнула она, вскакивая.
– Он в моей куртке, я принесу.

– Завтра, - с напором проговорил Руфрид, вставая и беря ее под руку. У нас был тяжелый день. А теперь извините... Танфия, пойдем спать.

В чулане оказалось совсем неплохо - тесно и голо, но без мелких соседей. Танфия заперла дверь на засов, поставила светильник на полку и легла, не раздеваясь. От тюфяка несло прелым. От злости она не могла промолвить и слова; гнев вставал между ними ледяной стеной.

– Раздеваться не собираешься?

Она не ответила. Руфрид лег рядом, не коснувшись ее. Намного позже, когда шум в комнате утих, и наступила тишина, он проговорил:

– Смотреть на тебя удивляюсь, Тан.

– Почему?
– спросила она сдержанно.
– Что я такого сделала?

– Стала на сторону этого поэтишки.

Девушка задохнулась от возмущения.

– Да как ты смеешь!
– прошипела она.

– Смею что?

– Еще и на меня злиться после того, как ты меня при всех погнал в койку! Ты со мной обошелся, как с капризной девчонкой. Я не твоя!

Руфрид сел, прислонившись к стене и сложив руки на груди.

– Я думал, что проявляю заботу.

– Нет, ты только свои замашки хамские проявил! Собственник!

– Приглядела себе получше?

– Нет!

– Да ну? Смотреть противно, как этот писака к тебе ластился.

– Не дури! Он меня едва замечал. Не знаю, что на тебя нашло, Руфе. Ты так изменился.

– Я изменился?

– Когда я убила ту женщину, я думала, что ты меня поймешь. Разделишь мои чувства. Вместо этого ты советуешь мне укреплять желудок, и при слове "война" у тебя загораются глаза. Тебе уже нравится убивать. С кем это ты вдруг возжаждал сражаться?