Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)
Шрифт:
Готов... и все же он цеплялся за нее, цеплялся, будто девушка могла спасти царя от него самого. И она пыталась. Она цеплялась за него, покуда со сдавленным воплем отчаяния он не отталкивал ее. И тогда за царским плечом, словно возникнув из ниоткуда, вставал Лафеом.
А страшней всего было что потом - когда он выходил из тайной камеры, и возвращался к ней, помолодевший, смягчившийся, истерзанный раскаянием именно тогда ей легче всего было полюбить его.
– Я женюсь на тебе, Изомира, - шептал царь, целуя ее руку.
– Ты станешь моей царицей, и мы будем бессмертны вместе.
И через пару дней - две недели прошло
Ничто не изменилось - ни в девушке, ни в ее окружении. Дни она, как и прежде, проводила, описывая в неотправленных письмах к Танфии все, с ней случившееся. Вечера - в попытках пережить бурю, облачившуюся в тело Гарнелиса. Ночи - сражаясь с кошмарами.
Думая о Линдене, она не могла уже вспомнить его лица.
Подходила к концу весна, а тайное убежище Гелананфии прирастало. С каждым днем из окрестных городов и деревень приходили все новые бунтовщики - юнцы, спасающиеся от новых рекрутских наборов, старики, чья вера в царя, наконец, поколебалась. Число их приближалось к пяти тысячам, и лагерь уже расползся по всему холму и начал распространяться под лесной сенью. Тяготы жизни в нем умягчались лишь всеобщим радостным возбуждением.
Элдарет и Гелананфия готовили мятежников к бою. Руфрида поставили старшим над лучниками, Мириаса и Зорю - во главе немногочисленных конников. Танфия и Линден, как могли, старались передать остальным убийственно-изящный способ оружного боя, которому обучили их шаэлаир.
Приходили слухи о других очагах сопротивления в Параниосе. Некий Маскет, подобно Гелананфии, собирал мятежников в тайном лагере в Змеевичных горах, на северо-запад от Парионы. Между двумя убежищами с немалым трудом пробирались вестовые. Поговаривали и о восстании в Танмандраторе, слишком далеко, чтобы бунтовщики могли оказать помощь друг другу, но боевой дух все равно поднимался от этих новостей.
Гелананфия бела женщиной решительной и сильной духом, но Танфия, как не странно, не испытывала перед нею особенного трепета. Возможно, дело было в обстоятельствах их знакомства, но девушка с самого начала без колебаний вступала в спор с командующей - царевна та или нет. Гелананфию трудно было назвать тепличным растением; она немало послужила в армии, и могла скакать и рубиться не хуже прочих. Церемоний она не переносила, зато любила выпить. Танфия ее попеременно любила, ненавидела, завидовала и восхищалась.
– Мы не хотим сражаться, - сказала Гелананфия через несколько дней после возвращения Элдарета.
Совет собрался за ужином в ее шатре, с Элдаретом и Сафаендером в качестве приглашенных гостей. А раз пригласили их, пришли и трое излучинцев, Мириас с Зорей, и еще несколько человек. В воздухе пахло сеном; бронзовые лампады роняли свет в бокалы с вином. Посредник Рафроем сидел обок царевны, выслушивал всех, но сам больше молчал.
– Однако нас могут вынудить к сражению. И забывать об этом глупо.
– Какова же твоя цель?
– поинтересовался посредник.
– Рафроем, мы говорили об этом уже тысячу раз.
– Со мной, но не с ними.
– Элдарет знает. Я не хочу пользоваться своим положением, я не желаю рушить весь строй царства. Я желаю добиться одной лишь цели - переговорить с дедом.
– А не поздно ли?
–
– С этим я не соглашусь! Мой отец пытался вразумить его, и был убит. Я пыталась, и еле спасла свою жизнь. Если я в одиночку вернусь к Янтарной цитадели, меня схватят стражники, стоит мне ступить через нижние ворота. Но если я явлюсь во главе войска его собственных подданных, он вынужден будет послушать.
– Ты правда веришь, что его можно переубедить?
– Не знаю. Но не попытаться я не имею права. Теперь мне известно нечто, ранее от меня скрытое. Увы, новость эта ужасна - чудовищна немыслимо! Но, будучи открытой, эта тайна изменит положение дел.
– Ну?
– поторопил ее Элдарет.
– Ты мнешься над своей тайной с тех поря, как мы вернулись. Неужто она так ужасна?
Гелананфия глотнула вина.
– Архитектор Лафеом, - проговорила она вполголоса, - вовсе не посредник. Я опасаюсь, что он - бхадрадомен.
– О боги, нет!
– простонал Элдарет, хватаясь за голову.
– Из всех ужасов мира... только не это!
– Странник в гневе ударил кулаком по столу. Как могло это случиться?!
Наступило молчание.
– Не то странно, - криво усмехнулась Гелананфия, - что ты в ужасе, Элдарет. А то странно, что товарищи твои спокойны.
– Взгляд ее последовательно коснулся Танфии, Руфрида, Линдена.
– Я... в ужасе, - призналась Танфия.
– Просто после всех наших злоключений меня это не особенно удивляет.
– Меня тоже, - поддержал ее Линден.
– Я давно знал об этом, ваша светлость.
– Никаких титулов, - возразила Гелананфия.
– Я ведь уже не раз просил. Откуда ты мог знать об этом?
– Не знаю.
– Свет лампады осветил его каштановые кудри золотом. Склонив голову, юноша ровным голосом поведал о странных встречах на пути излучинцев. К концу рассказа его начала бить крупная дрожь; и руку утешения протянул к нему, как ни странно, Сафаендер.
– Думаю, мы знали это с самого начала, - заключил юноша.
– Просто не могли поверить.
Гелананфия внимательно оглядела его, будто осознавая - как подумалось Танфии - что эти землепашцы важней, чем кажется на первый взгляд.
– Со времен битвы на Серебряных равнинах бхадрадомен были слишком слабы, чтобы выйти с нами на честный бой. Они не осмелятся и сейчас. Однако эта тварь воспользовалась царским слабоволием и самомнением, и ныне правит им; или же, воистину, может лишь покорно подчиняться государевой воле, однако исход этим не меняется. Единственный способ освободить царя - силой прорваться в Янтарную цитадель, схватить Лафеома и заставить моего деда понять, что случилось. Если даже он не пожелает говорить со мною, на это есть Рафроем. Древний обычай не дозволяет царю отказать во встрече посреднику. Когда он увидит настоящего посредника, он поймет.
– А с чего вы взяли, - поинтересовалась Танфия, - что он не понимает?
– О чем ты?
– Почему вы так уверены, что царь не по собственной доброй воле творит все эти непотребства, что архитектор ведет его, а не наоборот?
Гелананфию бросило в краску.
– Потому что мой дед в глубине души добр.
– И мудр, и силен?
– поинтересовалась Танфия.
– Так нас всегда учили, и нам словно нож острый видеть, что это неправда! Если он был обманут - он не мог быть непогрешим. Так что царь или добр, но слаб рассудком, или хитер, но злобен.