Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

Воцарилось потрясенное молчание. Даже Руфриду с Сафаендером было определенно неловко. Гелананфия пронзила девушку взглядом, но та выдержала ее гнев смело.

– Что ж, - проговорила, наконец, царевна, - над этим стоит поразмыслить. Я, как ты заметишь, не хочу в это верить.

– Вполне понимаю.

– Истину мы выясним, когда я встречусь с ним лицом к лицу.

– Подам еще тему для раздумий, - бросил Руфрид.
– К нам прибилось столько народу, что царские соглядатаи непременно пронюхают. А костров мы палим столько, что завидеть нетрудно.

– Тут ты не бойся, - успокоил его Элдарет.
– Пришла пора, когда мы хотим, чтобы нас нашли.

Царь Гарнелис бродил по подземным баракам под Башней, точно призрак, проходя сырыми переходами и пещерами, вмещавшими его работников. Стены вздрагивали от душераздирающего кашля, глухого бормотания, редкой ругани стражника. Порой в изможденной толпе попадались свежие лица, еще не огрубевшие от непосильного труда и не измученные болезнью. Гарнелис вглядывался, но вместо узнавания и трепета видел на них лишь слепой ужас. За ним струился шепоток: "Старый скелет, старый скелет...".

Что за мука - выбирать. Но это его долг. Этого требовали Лафеом, и заурома, и собственный его черный глад.

Гарнелис не видел никого, кто мог бы сравниться с Изомирой. Кто, как она, вмещал бы в себе, подобно лампаде, свет всей Авентурии. Но Изомира на свете только одна.

Рекруты были спокойны. Хорошо. Но в этом царь желал убедиться собственнолично.

Этим же днем, поутру, он в Солнечном чертоге часами выслушивал мрачные отчеты разведчиков и воевод. За плечом царя маячил владыка Поэль со своим помощником Дерионом.

– Государь, положение весьма печально, - отчитывался воевода Граннен. Щекастое его лицо побагровело от расстройства - ему самолично приходилось доставлять царю дурные вести - но приукрашивать он ничего не стал. Некоторые ваши подданные перешли к открытому бунту. Получив донос, что Сафаендер и иные предатели скрываются в городке Нахиллея, мы провели там обыск. Местные же жители дерзко осмелились сопротивляться. Их быстро усмирили, однако многие успели скрыться.

– Сафаендера, как я догадываюсь, так и не поймали.
– Гарнелис перекинулся мрачным взглядом с владыкой Поэлем.

– Боюсь, что нет, государь. Сафаендер мог послужить зачинщиком, однако ж дело переросло скромный масштаб его персоны. Беда куда значительней, Как вам ведомо, в Нафенете случился бунт - сейчас мы заняты восстановлением порядка. Однако наши разведчики доносят, что беглецы из Нафенета и Нахиллеи собирают из мятежников войско в Лузанийском лесу...

– Войско?
– перебил его Гарнелис. В царском сердце расплавленным свинцом вскипал гнев.
– Уж извините великодушно за мою мелочность, воевода, но собирать войско позволено только мне и моим удельным князьям.

– Смиренно прошу прощения, государь, - невыразительно ответил Граннен.
– Мне следовало сказать "сброд".

– Однако...
– Гарнелис склонился вперед, и собравшиеся напряглись, будто узрев изготовившуюся к броску змею.
– Не столь уж важны слова, если ты хочешь сказать, что на нашу погибель собирается вооруженный отряд.

– Следует предположить, что именно таковы их намерения. Я собирался добавить также, что подобный отряд создается и северней Парионы под водительством некоего Маскета, а также в других уединенных местах по всему Параниосу. Следует учесть также непрекращающиеся беспорядки в Танмандраторе...

– Да как они смеют?
– Гарнелиса трясло от слепящего взор гнева.

– Они - подданные мои! Все, что делаю я - ради их же блага!
– Он махнул рукой в сторону окна, за которым возвышалась Башня.
– Подобная неблагодарность невыносима! Нестерпима!

Поэль кивнул. Граннен расправил плечи, несокрушимый, точно гранитная стена за его спиной.

– Воистину так, государь.

– Тогда - разгони их. Подави эту глупость в зародыше. Снисходить до них я не намерен.

– Слушаюсь, государь, - ответствовал воевода.
– Я займусь этим.

– Хорошо.

– Только одно, государь...
– Помощник владыки Поэля прокашлялся. Последствия...

– Какие последствия, Дерион?

Помощник стеснительно склонил голову.

– Войны с собственным народом? Не повредит ли это завету...

Гарнелис молча уставился на него, чувствуя, как тревога юноши перерастает в страх.

– Это, - вмешался Граннен, - не война. Это восстановление порядка.

– Именно.
– Гарнелис внезапно осознал, насколько он ненавидит воеводу. Ненавидит его безжалостность, жажду крови и власти... и нужду в подобных людишках. Но любимые покинули его... да и сама любовь потерялась на просторах его долгой жизни... кроме любви к Изомире.
– Но ты в чем-то прав, Дерион. Я дам этим людям шанс сдаться миром. Отправляйся к этим лесным дикарям, Граннен, и выясни, что они намерены предпринять.

– А затем?

– Предупреди, что если они не склонятся передо мною, то умрут.

– Государь!
– Граннен набычился.

– Ты получишь все, потребное для твоих трудов. Любыми мерами раздави этих... предателей.
– Цари отвернулся, пытаясь сдержать черную, желчную злобу на собственный, так не понимающий его народ.
– Восставшие на меня падут в день единый, как поденки. Я же останусь в веках. Когда Гелиодоровая башня достигнет небес... они падут предо мною в трепете и раскаянии.

Собравшиеся молчали.

– Верные же будут вознаграждены.

И все расслабились, склоняя головы в благодарной покорности. Все поняли друг друга; и Гарнелис вздернул подбородок, чувствуя в руке перекованный меч царской власти.

– И последнее, государь, - проговорил Граннен.
– Хотя нам пришлось расширить ряды войск, из-за скопления рекрутов в Башне в моем распоряжении остается всего двенадцать с половиною тысяч солдат. Дозвольте призвать владыку Серпета Эйсилионского с его княжеским войском, числом две тысячи. Все они принесли присягу, и ждут вашего приказа под городскими стенами.

– Да, да. Призывай. Теперь идите; делайте, что велено.

Помощники разошлись, и Гарнелис остался один. Некоторое время царь стоял недвижно, подобно великанскому пауку наблюдая за кипением собственных страстей, точно чем-то отдельным от себя - так копошится в паутине мошка. Потом, накинув скрывающий его лик простой плащ, он отправился в бараки.

Как безмолвны они, его слуги. Открыться ли им, увериться в их верности? Падут ли они перед ним ниц, целуя стопы его от благодарности, что дозволил он им трудиться на великой государевой стройке? Или отшатнутся в ужасе? В глазах рекрутов царь видел лишь подавленный ужас. Эти глаза наполняли его кошмары. И под этими взорами он желал лишь раздавить их, как гусениц под каблуком.