Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

Мабриана редко покидала свои чертоги. Каждый день, проснувшись, она принимала ванну и завтракала- все с помощью двух камеристок, прислуживавших также и Изомире, к полному смущению последней. Потом царица одевалась всегда безупречно и величаво; ее волосы и кружевные манжеты были серебряно-жестки. Но после этого царица впадала в некое беспамятство.

Она расхаживала по обширным чертогам, выглядывала из окон, могла часами стоять на балконах, невзирая на холод. От нее исходило ощущение бесполезной, неупотребимой силы. Изомире в ее присутствии было почти так же неловко, как и рядом с царем.

Девушке казалось уже, что она предпочла бы рабский труд на Башне безделью в этой золотой клетке. И все же было в царице, как и в Гарнелисе, некое завораживающее обаяние.

На третий день, решив, что терять ей нечего, Изомира робко предложила почитать царице вслух. Мабриану эта мысль восхитила, и вскоре царица большую часть дня проводила, заключенная в раковину позлащенного трона, откинув голову и прикрыв от удовольствия глаза, покуда Имми до хрипоты читала ей повести, и романы, и предания Авентурии.

– Я так тоскую по внучке, Гелананфии, - обронила как-то раз Мабриана.
– Такая была славная девочка. Боюсь, что я с ней никогда уже не свижусь.

– Конечно, увидитесь, сударыня, - ответила Изомира.
– Я верю, что встречусь с любимым, что бы не случилось.

Личная жизнь Изомиры царицу трогала мало; Мабриана даже не поинтересовалась, откуда девушка родом.

– Когда Гелананфия была здесь, она приносила во дворец жизнь. Хорошо, что рядом есть хотя бы ты.

– Я вам ее напоминаю?

Царица рассмеялась.

– О нет! Ты на нее совсем не похожа! Она рослая, шумная, большая спорщица! Всегда они с Галемантом вздорили. А вот Гарнелис... Лицо ее враз окаменело.
– Гарнелис ее обожал.

Как случалось с ней по десять раз на дню, Изомира не знала, что сказать. Не пристало ей входить в доверие к высшему роду Авентурии. Что ответить?

– А я тоскую по маме, - прошептала она.

К изумлению девушки, Мабриана положила ей заботливую руку на плечо.

– По крайней мере, мы с тобою вместе.

Той ночью Изомира проснулась от тихих, неумолчных всхлипов, несущихся из царицыной спальни. Такое отчаяние звучало в голосе Мабрианы, что Изомира лежала не мигая, не осмеливаясь прервать ее плача. Но когда рыдания стали невыносимы, девушка поднялась и, пройдя через гостиную, осторожно заглянула в спальню царицы.

– Сударыня?

Мабриана стояла на коленях перед алтарем, где свечи и курящиеся благовония окружали изящную статуэтку Нефетер. Богиня бесстрастно взирала в пустоту, а царица склонялась перед ней, разметав по плечам нечесаные волосы.

– Что случилось?

Мабриана потянула девушку за руку, заставив преклонить колена рядом с собой. Стыда она не испытывала.

– А что не случилось?
– отозвалась она.
– Ты знаешь, каждая женщина возможная жрица? Мы говорим с богиней напрямую, ибо каждая из нас есть ее ипостась, она воплощается в нас, а мы в ней...

– Да, сударыня.
– Изомира тревожно взирала на нее.

– Как вы зовете богиню?

– Брейида, сударыня. И Нефения в ее девичьей ипостаси, и Маха - в ее...

– О да, Брейида. Нефетер крестьянок.
– Царица до боли стиснула ладонь девушки.
– Я знаю, я ничем не лучше и не больше тебя. В дареных одеждах ты выглядишь царевной. Я могла бы накинуть крестьянское платье, и пройти среди вас незамеченной. Мы все одно. Я знала это от рождения. Царь и царица не править должны, но служить. В нашем бытии нет цели, кроме как защищать и лелеять нашу Авентурию. Если это переменится, придет конец и нам. Но завет нарушен, и заурома мертва.

Изомира едва не разрыдалась.

– Как мне помочь вам?

– Когда-то я имела цель. Мы с Гарнелисом любили друг друга, поддерживали друг друга советом и вместе выполняли свой долг. Богиня являла себя во мне, и я творила благо ее сынам и дочерям. Но теперь Гарнелис отнял у меня мой долг. Мне ничто не дозволено. Не потому, что царь жаждет лишить меня власти, но потому что он стремится взвалить всякий груз на свои плечи.

– Вы...
– Изомира сглотнула.
– Вы пробовали с ним спорить?

Царица присела на пол. Ночная сорочка опутывала складками ее босые ноги.

– Я пробовала все. Я была сильной, и ничего не боялась. Трудно поверить, да? Но он начал пугать меня, и пугал так часть и страшно, что вся моя отвага постепенно сошла на нет.

– У вас все еще есть храбрость, - возразила Изомира.
– И у меня. Мы должны.

– Ты еще молода, как новенькая статуя, покуда бури не стесали ее лика. Нет, для меня все позади. Богиня более не слышит меня. Я открываюсь ей, как прежде, но она не приходит.

Онемевшая от горя Изомира приобняла ее. Так они и сидели на каменном полу, приживаясь друг к другу, пока, наконец, девушка не убедила царицу снова лечь. Изомира принесла ей бокал вина, и сидела рядом, пока Мабриану не одолел сон.

Теперь она знала, что терзает царицу, но помочь ей было не в силах девушки. Проходили дни, исполненные того же мучительного напряжения. На седьмое утро беспокойство Мабрианы заразило и Изомиру. За окнами мела пурга, и под ее ударами стонала вся Цитадель. Изомире вспоминались рекруты в подземельях под Башней, и Беорвин на рудниках, и незаслуженное тепло переполняло ее стыдом.

Мабриана не хотела даже, чтобы ей читали; Изомира не добралась и до второй страница, когда царица, отмахнувшись, не бросила:

– Довольно.

– Почитать что-нибудь другое, сударыня?

– Ничего не надо. Я не в настроении.

– Тогда чем развлечь вас? Быть может, игрой?

По усталому лицу скользнула тень улыбки.

– Меня уже ничто не может развлечь. И я боле не играю в метрарх; эта игра осквернена кровью. Просто посиди рядом.

Тянулось тяжелое молчание. Само основание Цитадели, казалось, содрогается. В стонах ветра Изомире мерещились людские голоса из подземелий, где кружится и вопит в муке черный шар. Воспоминание это уже начинало казаться ей дурным сном.