Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

Кто-то забарабанил в двери. Изомира с царицей испуганно переглянулись.

– Это он, - проговорила Мабриана.

Двери отворились. Царь Гарнелис вошел тихо, но вместе с ним в чертог будто бы вступила глухая ночь.

– Я говорил, что приду за ней, - прошептал он.

Царь походил на дра'ака, серого, сгорбленного, огромного. Женщины цеплялись друг за друга, и царица пыталась телом заслонить девушку. Царь нахмурился.

– Почему ты делаешь вид, что боишься меня? Нечего опасаться! Пойдем, Изомира.
– Он протянул ей руку. Девушка знала, что противиться нет смысла. Если она попытается, то навлечет беду и на себя, и на царицу.

– Нет!
– вскрикнула Мабриана, схватив ее за руку, когда девушка шагнула вперед.

– Все хорошо, - успокоительно пробормотала Изомира.
– Я должна идти с ним. Вы же знаете.

Царица словно бы съеживалась с каждым шагом Изомиры. Глаза царя гагатово блеснули, когда он взял девушку под руку.

– Ты мудрая девочка, Изомира, - проговорил он.
– Я пришел просить твоего прощения.

Он вывел ее из чертога. Прежде чем захлопнулись двери, Изомира бросила прощальный взгляд на царицу, тянувшую к ней руки, будто в последней попытке удержать.

Самодержец неторопливо вел девушку по янтарным переходам, будто царская чета идет на бал. "Долго ли еще?", подумалось Изомире. Она впала в некое покойное оцепенение.

– О чем ты думаешь?
– спросил Гарнелис.

– Что моя жизнь превращается в сон.

– Изомира, - Голос его был нежен, и хрипловат от смущения.
– Если я напугал тебя, прости.

– Не мне прощать вас. Я не могу.

– Я не виню тебя, - проговорил он.
– Мне нужно лишь твое внимание.

– Но почему?
– простонала она.
– Я лишь ваша слуга, ваша подданная.

– Нет. Это я - твой.

– Вы царь. Вы ни перед кем не должны держать отчета.

– Ты ошибаешься. Мне давно следовало объяснить тебе. Ты обязательно должна понять.

– Почему?

Царь коснулся ее щеки кривым пальцем.

– Ты мне как дочь, которой у меня не было. Если ты ненавидишь меня, это ужасно. Ты - все мои подданные, ты - дух Авентурии.

Эти слова потрясли Изомиру. Значит, такой он видел ее - олицетворением всего царства? Но откуда тогда это навязчивое стремление объясниться перед ней?

Сводчатым коридором, куда девушка никогда прежде не забредала, он провел ее в обширную палату с бесконечными рядами окон, убегающими к сдвоенному трону, усыпанному синими самоцветами. То был сказочный Сапфировый престол.

– Солнечный чертог, - пояснил царь.

Конечно, Изомира слыхала об этом месте; и сейчас, оглядываясь, она испытывала молчаливый трепет. Чтобы пройти от дверей до стены, требовалось полных две минуты. Когда они подошли к величественному витражу за престолом, Изомира глянула за окно, и ей во всем своем величии предстала Гелиодоровая башня.

Свет Розовой и Лилейной лун озарял ее, бросая двойные тени на снег. Искрился намерзший на камни лед. Леса казались лишь чернильными черточками на стенах, а ночное небо над Башней словно бы сияло, и серебряный диск Лилейной луны висел над недостроенными стенами, точно венец.

– Разве она не прекрасна?
– спросил царь.

– Прекрасна, - искренне согласилась Изомира. Прекрасна, но в то же время страшна и слишком величава.

– Я хочу, чтобы хоть кто-то понял, зачем я ее строю.

– Но, государь... вам кажется, что народ не понимает?

– Не подличайся, Изомира! Конечно, они не понимают. Как, да и почему? Они видели лишь мой облик благостного правителя. В то время как изнутри...

Девушка молчала, не осмеливаясь прервать самодержца.

– Что сделал я для Авентурии?
– проговорил царь, помедлив.
– Я не соединял царства союзами. Я не выиграл битвы на Серебряных равнинах. Я не спасал Авентурии от глада и потопа, и не усмирял роф скал. Я был не более чем чинушей. Разве есть у моих подданных причина меня помнить?

– Как можно забыть вас?
– недоверчиво переспросила Изомира.

Царь продолжал, тихо и серьезно, словно разговаривая с тобой:

– Я всегда боготворил красоту земли, которой имею счастье править. Часто я плакал от радости, глядя на нее. Жизнь бы положил я, только б сохранить ее. Но теперь...

– Государь?

– О, город, как прежде, лежит у стен Цитадели во славе своей. Но сейчас, да и давно уже... не припомню, когда это началось, с чего... он не значит для меня ничего. Плоским он стал, бессмысленным. Россыпи крыш прихоть геометра, солнечный свет безжалостней острой бронзы, и дождь на вкус - как пепел. Тебе так не кажется?

– Нет. Париона прекрасна...была бы, если...

– Ты еще молода. А я старею. Не зная, отведено мне еще два года или двадцать, я начал задавать себе вопрос: "Как оценят меня после смерти?".

– Как доброго царя, конечно...

– Доброго царя? Достанет и этого? Я всегда стремился быть справедливым и хорошим, чтобы никто не сказал обо мне злого слова. Но хватит ли этого? Правление мое было бессодержательным. Мне не приходилось спасать Авентурию от врагов. Не пришлось доказывать себя, и я не оставил следов в летописях.

– Но вас будут вспоминать с приязнью!

Слова его не просто потрясли Изомиру. Ей стало гадко на душе.

– Мало быть помянутым с приязнью.
– Гарнелис смотрел в ночь, гордо вздернув подбородок.
– Истинный самодержце долен остаться в памяти как благородный, славный, жизнь отдавший за Девять царств. Истинный царь должен быть во всем совершенен!

Имми приоткрыла рот. И что теперь - говорить, что Гарнелис само совершенство? Девушка стиснула зубы и молча буравила царя глазами.

Царь вздохнул, понурившись, и вновь стал обманчиво человечен.

– Увы мне - я весьма далек от совершенства. Столько всего можно было сделать по-иному. Я ущербен, Изомира. Отец мой, Аралит, не уставал повторять мне, что я окажусь недостоин своего престола.
– Он обернулся к ней, прижав руку к груди. Лицо его исказилось неподдельным горем.
– А когда ущербен царь, страдает все вокруг! Все, что я полагал совершенством, открылось мне пронизанным ложью.

Изомира отшатнулась. Отчаяние царя переполняло Солнечный чертог, порождая в ней ужас.