Ярче солнца

Расставляю ноги, вставая устойчивей. Меня воспитывал военный, мой отец, и он сделал все, чтобы я умела защищать себя и знала, что оружие — это инструмент, а не игрушка. Я никогда не была больше благодарна ему за субботы, проведенные на стрельбище. Глубоко вдыхаю, чувствуя прохладный металл спускового крючка под пальцами.

— Ты не сможешь меня убить, — говорит Док.

— Это да, — соглашаюсь я и стреляю.

67. Старший

Я вижу все как в замедленной съемке, да еще картинка расплывается по краям. Раздается грохот выстрела; следом вырывается облако едкого дыма и тут же испаряется, оставляя после себя только запах меди и гари. Док дергается, из ноги его летят красные брызги. Эми бросается вперед, взлетает в воздух и хлопает ему на руку бледно-зеленый пластырь.

Снова грохот. Другой пистолет. Пистолет Дока.

Снова дым и кровь.

Эми падает вниз, стискивая руку. Сквозь ее пальцы сочится темно-красная кровь.

Она поднимает ладонь, включает вай-ком. Кричит.

Шатаясь, подходит к Виктрии. Падает на колени рядом с телом.

Я все вижу, но не могу двинуться, не могу среагировать. Все так тяжело и медленно. Смотрю, как Эми кричит, захлебываясь рыданиями. Прижимает обе руки к красному пятну, расцветающему на рубашке Виктрии. С рукава Эми тоже течет кровь, но она не замечает, стараясь покрепче прижать рану.

Поворачиваю голову и безразлично смотрю на Дока. Его тусклый взгляд встречается с моим. Зеленый пластырь заставляет его лежать спокойно, не обращая внимания на пулю в ноге.

Я снова оборачиваюсь к Эми и Виктрии.

— НЕТ! — говорит Эми.

Виктрия тянет руку к Доку. Нет. К Ориону.

— НЕТ! — снова кричит Эми.

Всем весом она налегает на рану Виктрии. Кровь хлещет между пальцами, пузырясь алой пеной.

— Нет, — шепчет Эми.

Рука Виктрии падает на пол.

У меня лицо мокрое. Я поднимаю руку и провожу по щеке. С моих пальцев капают слезы, как кровь капает с пальцев Эми.

68. Эми

Руки промокли от крови. Она еще теплая, как и тело Виктрии. Хочу закрыть ей глаза, и алая капелька — ее или моей крови, не знаю — срывается и стекает ей по щеке. Глаза я в итоге оставляю открытыми. Пусть смотрит на Ориона.

Встаю, вытирая кровь о штаны, и оттягиваю ворот рубашки, чтобы взглянуть на рану на левой руке, чуть ниже плеча. Док выстрелил, падая. Пуля только задела меня, но убила Виктрию.

Я закрываю глаза, пытаясь выбросить из головы это зрелище, но в ноздри бьет запах пороха и крови. Снова включаю вай-ком. Кит тут же отвечает.

— Нашла люк, — говорит она, задыхаясь. Скоро буду.

Срываю пластырь с шеи Барти — он стоит ближе ко мне, — но не жду, когда его глаза снова загорятся. Обойдя по широкой дуге тело Виктрии, я иду через лабораторию к Старшему. Отрывая пластырь окровавленными руками, я оставляю у него на коже красную полосу.

Утыкаюсь головой ему в плечо. Его туника намокает от моей крови, но мне все равно. Я просто стою, мечтая быть такой же бесчувственной, как он сейчас — пусть это и заслуга фидуса в его венах.

И только почувствовав, как он поднимает руки и обнимает меня, я ломаюсь. Я рыдаю ему в грудь, громко, яростно, не в силах сдержаться, пока не начинаю задыхаться — но этого все равно мало.

— Космос побери, что тут произошло?! — вскрикивает с порога Кит. Ее округлившиеся глаза в изумлении прыгают с Барти на нас, потом на Дока и наконец на Виктрию.

Она падает на колени рядом с телом, не замечая, что пачкает брюки в крови.

— Уже поздно, — говорю я.

Ее взгляд мечется по комнате, и в первый момент мне кажется, что она в шоке и помощи от нее не дождешься. Но потом до меня доходит, что Кит просто оценивает ситуацию и решает, что нужно Делать. Она закрывает Виктрии глаза. Я слышала, говорят, что мертвые похожи на спящих. Виктрия Не похожа. Когда ее глаза смотрели на Ориона, она казалась мирной и спокойной, но теперь, с опущенными веками, выглядит просто трупом.

Кит лезет в карман и бросает мне два бледно-желтых пластыря.

— Антидот для фидуса, — говорит она, сразу же двигаясь к Доку.

— Ему не надо, — предупреждаю я. Кит открывает рот, чтобы возразить, но под моим взглядом кивает.

— Возможно, ему и самому лучше пока так, — говорит она обеспокоенно. — Рана, думаю, очень болезненная, а фидус притупит боль.

— Уж это меня совсем не волнует, — говорю я холодно и жестко. — Просто не трогай пластырь.

Кит застывает над раной Дока, оглядывается на меня и наконец медленно кивает, поняв, что я имею в виду. Отрезав штанину, она наклоняется, чтобы осмотреть — я попала прямо туда, куда целила, под колено. Из раны, пульсируя, льется кровь.

Открываю желтый пластырь и вдавливаю Старшему в кожу до тех пор, пока он не начинает морщиться от боли и не моргает поясневшими глазами.

— Ты с нами? — шепчу я.

Он кивает, тут же мрачнея, и задерживается взглядом на трупе Виктрии, а я спрашиваю себя: что он видел под действием фидуса и понял ли вообще хоть что-нибудь, что случилось?

— Ты в него стреляла, — говорит он, перебегая взглядом от Дока ко мне.

Да. Но если бы я не выстрелила… может, он не выстрелил бы тоже. Может, Виктрия была бы сейчас жива.

— Пришлось, — говорю я, надеясь убедить в этом и себя.

Он снова кивает. Не знаю, верит ли он или все же винит меня в ее смерти.

— Глубокая? — спрашивает наконец, кивая мою руку.

— Ты тоже ранена? — отрывается Кит от работы. Пена, которой она покрыла колено Дока, пузырится и розовеет, дезинфицируя рану. Потом Кит начинает накладывать широкую повязку.

— Все нормально.

— Да, тоже, — встревает Старший. — В руку.

Он берет у меня из рук второй желтый пластырь и шагает к Барти. Тот не сводит глаз с Виктрии все время, пока отходит от наркотика, и как только фидус нейтрализуется до конца, он пытается что-то сказать, но давится словами. Потом бросается к телу Виктрии, но Старший ловит его по пути, и они так и стоят, вцепившись друг в друга, и все их соперничество тонет в скорби по подруге детства.

— Ну-ка, — говорит Кит.