Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

And she announced that it was her intention to allow the young couple a thousand a year during her lifetime, at the expiration of which the bulk of her property would be settled upon her nephew and her dear niece, Lady Jane Crawley.	При этом она объявила, что намерена выдавать молодой чете ежегодно тысячу фунтов в продолжение всей своей жизни, а по окончании оной завещает большую часть имущества племяннику и дорогой племяннице, леди Джейн Кроули.
Waxy came down to ratify the deeds--Lord Southdown gave away his sister--she was married by a Bishop, and not by the Rev. Bartholomew Irons--to the disappointment of the irregular prelate.	Уокси явился, чтобы официально закрепить эти распоряжения. Лорд Саутдаун был у сестры посаженым отцом; венчание совершал епископ, а не преподобный Бартоломью Айронс, чю очень обидело этого самозванного прелата.
When they were married, Pitt would have liked to take a hymeneal tour with his bride, as became people of their condition. But the affection of the old lady towards Lady Jane had grown so strong, that she fairly owned she could not part with her favourite.	После свадьбы Питту хотелось предпринять свадебное путешествие, как и подобало людям в их положении, но привязанность старой леди к леди Джейн так сильно возросла, что, как она прямо в том призналась, она не могла расстаться со своей любимицей.
Pitt and his wife came therefore and lived with Miss Crawley: and (greatly to the annoyance of poor Pitt, who conceived himself a most injured character-being subject to the humours of his aunt on one side, and of his mother-in-law on the other). Lady Southdown, from her neighbouring house, reigned over the whole family--Pitt, Lady Jane, Miss Crawley, Briggs, Bowls, Firkin, and all.	Поэтому Питт и его жена переехали к мисс Кроули и поселились у нее; и к великой досаде бедного мистера Питта, который считал очень несправедливым, что ему приходится выносить, с одной стороны, капризы тетки, а с другой - тещи, леди Саутдаун, жившая в соседнем доме, властвовала теперь над всем семейством: над Питтом, леди Джейн, мисс Кроули, Бригс, Боулсом, Феркин и всеми вообще.
She pitilessly dosed them with her tracts and her medicine, she dismissed Creamer, she installed Rodgers, and soon stripped Miss Crawley of even the semblance of authority.	Она безжалостно пичкала их своими брошюрами и лекарствами, дала отставку Кримеру и водворила Роджерса - и вскоре лишила мисс Кроули какой бы то ни было власти.
The poor soul grew so timid that she actually left off bullying Briggs any more, and clung to her niece, more fond and terrified every day.	Бедняжка так присмирела, что даже перестала изводить Бригс и с каждым днем все с большей нежностью и страхом привязывалась к племяннице.
Peace to thee, kind and selfish, vain and generous old heathen!--We shall see thee no more.	Мир тебе, добрая и эгоистичная, великодушная, суетная старая язычница! Мы больше тебя не увидим.
Let us hope that Lady Jane supported her kindly, and led her with gentle hand out of the busy struggle of Vanity Fair.	Будем надеяться, что леди Джейн нежно поддерживала ее и вывела своей любящей рукой из суеты и шума Ярмарки Тщеславия.
CHAPTER XXXV	ГЛАВА XXXV
Widow and Mother	Вдова и мать
The news of the great fights of Quatre Bras and Waterloo reached England at the same time.	Известия о битвах при Катр-Бра и Ватерлоо пришли в Англию одновременно.
The Gazette first published the result of the two battles; at which glorious intelligence all England thrilled with triumph and fear.	"Г азета" первая опубликовала эти славные донесения, и всю страну охватил трепет торжества и ужаса.

Particulars then followed; and after the announcement of the victories came the list of the wounded and the slain.	Затем последовали подробности: извещения о победах сменил нескончаемый список раненых и убитых.
Who can tell the dread with which that catalogue was opened and read!	Кто в силах описать, с каким страхом разворачивались и читались эти списки!
Fancy, at every village and homestead almost through the three kingdoms, the great news coming of the battles in Flanders, and the feelings of exultation and gratitude, bereavement and sickening dismay, when the lists of the regimental losses were gone through, and it became known whether the dear friend and relative had escaped or fallen.	Вообразите, как встречали в каждой деревушке, чуть ли не в каждом уголке всех трех королевств великую весть о битвах во Фландрии; вообразите чувства ликования и благодарности, чувства неутешного горя и безысходного отчаяния, когда люди прочли эти списки и стало известно, жив или погиб близкий друг или родственник.
Anybody who will take the trouble of looking back to a file of the newspapers of the time, must, even now, feel at second-hand this breathless pause of expectation.	Всякий, кто возьмет на себя труд просмотреть эти газеты того времени, даже теперь вчуже почувствует этот трепет ожидания.
The lists of casualties are carried on from day to day: you stop in the midst as in a story which is to be continued in our next.	Списки потерь печатались изо дня в день; вы останавливались посредине, как в рассказе, продолжение которого обещано в следующем номере.
Think what the feelings must have been as those papers followed each other fresh from the press; and if such an interest could be felt in our country, and about a battle where but twenty thousand of our people were engaged, think of the condition of Europe for twenty years before, where people were fighting, not by thousands, but by millions; each one of whom as he struck his enemy wounded horribly some other innocent heart far away.	Подумайте только, с каким волнением ждали ежедневно этих листков по мере их выхода из печати! И если такой интерес возбуждали они в нашей стране - к битве, в которой участвовало лишь двадцать тысяч наших соотечественников, то подумайте о состоянии всей Европы в течение двадцати лет, предшествовавших этой битве, - там люди сражались не тысячами, а миллионами, и каждый из них, поразив врага, жестоко ранил чье-нибудь невинное сердце далеко от поля боя.
The news which that famous Gazette brought to the Osbornes gave a dreadful shock to the family and its chief.	Известие, которое принесла знаменитая "Г азета" семейству Осборнов, страшным ударом поразило обеих сестер и их отца.
The girls indulged unrestrained in their grief. The gloom-stricken old father was still more borne down by his fate and sorrow.	Но если девицы открыто предавались безудержной скорби, то тем горше было мрачному старику нести тяжесть своего несчастья.
He strove to think that a judgment was on the boy for his disobedience. He dared not own that the severity of the sentence frightened him, and that its fulfilment had come too soon upon his curses.	Он старался убедить себя, что это возмездие строптивцу за ослушание, и не смел сознаться, что он и сам потрясен суровостью приговора и тем, что его проклятие так скоро сбылось.
Sometimes a shuddering terror struck him, as if he had been the author of the doom which he had called down on his son.	Иногда он содрогался от ужаса, как будто и вправду был виновником постигшей сына кары.
There was a chance before of reconciliation. The boy's wife might have died; or he might have come back and said, Father I have sinned.	Раньше еще оставались какие-то возможности для примирения: жена Джорджа могла умереть или сам он мог прийти и сказать: "Отец, прости, я виноват".
But there was no hope now.	Но теперь уже не было надежды.

He stood on the other side of the gulf impassable, haunting his parent with sad eyes.	Его сын стоял на другом краю бездны, не спуская с отца грустного взора.
He remembered them once before so in a fever, when every one thought the lad was dying, and he lay on his bed speechless, and gazing with a dreadful gloom.	Старик вспомнил, что видел однажды эти глаза -во время горячки, когда все думали, что юноша умирает, а он лежал на своей постели безмолвный, с устремленным куда-то скорбным взглядом.
Good God! how the father clung to the doctor then, and with what a sickening anxiety he followed him: what a weight of grief was off his mind when, after the crisis of the fever, the lad recovered, and looked at his father once more with eyes that recognised him.	Милосердный боже! Как отец цеплялся тогда за доктора и с какой тоскливой тревогой внимал ему! Какая тяжесть свалилась с его сердца, когда после кризиса мальчик стал поправляться и в глазах его, обращенных на отца, снова затеплилось сознание!
But now there was no help or cure, or chance of reconcilement: above all, there were no humble words to soothe vanity outraged and furious, or bring to its natural flow the poisoned, angry blood.	А теперь не могло быть никаких надежд ни на поправку, ни на примирение, а главное -никогда уже не услышит он тех смиренных слов, которые одни могли бы смягчить оскорбленное тщеславие отца и успокоить его отравленную яростью кровь.
And it is hard to say which pang it was that tore the proud father's heart most keenly--that his son should have gone out of the reach of his forgiveness, or that the apology which his own pride expected should have escaped him.	И трудно сказать, что больше терзало гордое сердце старика: то, что его сын находился за пределами прощения, или то, что сам он никогда не услышит той мольбы о прощении, которой так жаждала его гордость.
Whatever his sensations might have been, however, the stern old man would have no confidant.	Однако, каковы бы ни были его чувства, суровый старик ни с кем не делился ими.
He never mentioned his son's name to his daughters; but ordered the elder to place all the females of the establishment in mourning; and desired that the male servants should be similarly attired in deep black.	Он никогда не произносил имени сына при дочерях, но приказал старшей одеть всю женскую прислугу в траур и пожелал, чтобы все слуги мужского пола тоже облеклись в черное.
All parties and entertainments, of course, were to be put off.	Приемы и развлечения были, конечно, отменены.
No communications were made to his future son-in-law, whose marriage-day had been fixed: but there was enough in Mr. Osborne's appearance to prevent Mr. Bullock from making any inquiries, or in any way pressing forward that ceremony.	Будущему зятю ничего не говорилось о свадьбе, и хотя день ее был уже давно назначен, один вид мистера Осборна удерживал мистера Буллока от расспросов или каких-либо попыток ускорить приготовления.
He and the ladies whispered about it under their voices in the drawing-room sometimes, whither the father never came.	Он порой шептался об этом с дамами в гостиной, куда отец никогда не заходил, проводя все время у себя в кабинете.
He remained constantly in his own study; the whole front part of the house being closed until some time after the completion of the general mourning.	Вся парадная половина дома была закрыта на время траура.
About three weeks after the 18th of June, Mr. Osborne's acquaintance, Sir William Dobbin, called at Mr. Osborne's house in Russell Square, with a very pale and agitated face, and insisted upon seeing that gentleman.	Недели через три после 18 июня старый знакомый мистера Осборна, сэр Уильям Доббин, явился на Рассел-сквер, очень бледный и взволнованный, и настоял на том, чтобы быть допущенным к главе семьи.

Ushered into his room, and after a few words, which neither the speaker nor the host understood, the former produced from an inclosure a letter sealed with a large red seal.	Войдя в комнату и сказав несколько слов, которых не поняли ни сам говоривший, ни хозяин дома, посетитель достал письмо, запечатанное большой красной печатью.
"My son, Major Dobbin," the Alderman said, with some hesitation, "despatched me a letter by an officer of the --th, who arrived in town to-day.	– Мой сын, майор Доббин, - заявил олдермен с волнением, - прислал мне письмо с одним офицером *** полка, сегодня приехавшим в город.
My son's letter contains one for you, Osborne."	В письме моего сына было письмо к вам, Осборн.
The Alderman placed the letter on the table, and Osborne stared at him for a moment or two in silence.	– Олдермен положил запечатанный пакет на стол, и Осборн минуту или две молча смотрел на посетителя.
His looks frightened the ambassador, who after looking guiltily for a little time at the grief-stricken man, hurried away without another word.	Взгляд этот испугал посланца, он виновато посмотрел на убитого горем человека и поспешил уйти, не добавив ни слова.
The letter was in George's well-known bold handwriting.	Письмо было написано знакомым смелым почерком Джорджа.
It was that one which he had written before daybreak on the 16th of June, and just before he took leave of Amelia.	Это было то самое письмо, которое он написал на рассвете 16 июня, перед тем как проститься с Эмилией.
The great red seal was emblazoned with the sham coat of arms which Osborne had assumed from the Peerage, with	На большой красной печати был оттиснут фальшивый герб с девизом
"Pax in bello" for a motto; that of the ducal house with which the vain old man tried to fancy himself connected.	"Pax in bello" {"Мир во время войны" (лат.).} заимствованный Осборном из "Книги пэров" и принадлежавший герцогскому дому, на родство с которым притязал тщеславный старик.
The hand that signed it would never hold pen or sword more.	Рука, подписавшая письмо, никогда уже не будет держать ни пера, ни меча.
The very seal that sealed it had been robbed from George's dead body as it lay on the field of battle.	Самая печать, которой оно было запечатано, была похищена у Джорджа, когда он мертвый лежал на поле сражения.
The father knew nothing of this, but sat and looked at the letter in terrified vacancy. He almost fell when he went to open it.	Отец не знал этого; он сидел и смотрел на конверт в немом ужасе, а когда поднялся, чтобы взять его в руки, едва не упал.
Have you ever had a difference with a dear friend?	Были ли вы когда-нибудь в ссоре с близким другом?
How his letters, written in the period of love and confidence, sicken and rebuke you!	Какое мучение и какой укор для вас его письма, написанные в пору любви и доверия!
What a dreary mourning it is to dwell upon those vehement protests of dead affection!	Какое тяжкое страдание - задуматься над этими горячими излияниями умершего чувства!
What lying epitaphs they make over the corpse of love!	Какой лживой эпитафией звучат они над трупом любви!
What dark, cruel comments upon Life and Vanities!	Какие это мрачные, жестокие комментарии к Жизни и Тщеславию!

Most of us have got or written drawers full of them.	Большинство из нас получало или писало такие письма пачками.
They are closet-skeletons which we keep and shun.	Это позорные тайны, которые мы храним и которых боимся.
Osborne trembled long before the letter from his dead son.	Осборн долго сидел, весь дрожа, над посланием умершего сына.
The poor boy's letter did not say much.	В письме бедного молодого офицера было сказано немного.
He had been too proud to acknowledge the tenderness which his heart felt.	Он был слишком горд, чтобы обнаружить нежность, которую чувствовал в сердце.
He only said, that on the eve of a great battle, he wished to bid his father farewell, and solemnly to implore his good offices for the wife--it might be for the child--whom he left behind him.	Он только писал, что накануне большого сражения хочет проститься с отцом, и заклинал его оказать покровительство жене и, может быть, ребенку, которых он оставляет после себя.
He owned with contrition that his irregularities and his extravagance had already wasted a large part of his mother's little fortune.	Он с раскаянием признавался, что вследствие своей расточительности и беспорядочности уже растратил большую часть маленького материнского капитала.
He thanked his father for his former generous conduct; and he promised him that if he fell on the field or survived it, he would act in a manner worthy of the name of George Osborne.	Он благодарил отца за его прежнее великодушие и обещал - что бы ни сулил ему завтрашний день, жизнь или смерть на поле битвы, - не опозорить имени Джорджа Осборна.
His English habit, pride, awkwardness perhaps, had prevented him from saying more.	Свойственная англичанину гордость, быть может, некоторое чувство неловкости не позволяли ему сказать больше.
His father could not see the kiss George had placed on the superscription of his letter.	Отец не мог видеть, как он поцеловал адрес на конверте.
Mr. Osborne dropped it with the bitterest, deadliest pang of balked affection and revenge.	Мистер Осборн уронил листок с горькой, смертельной мукой неудовлетворенной любви и мщения.
His son was still beloved and unforgiven.	Его сын был все еще любим и не прощен.
About two months afterwards, however, as the young ladies of the family went to church with their father, they remarked how he took a different seat from that which he usually occupied when he chose to attend divine worship; and that from his cushion opposite, he looked up at the wall over their heads.	Однако месяца два спустя, когда обе леди были с отцом в церкви, они обратили внимание на то, что он сел не на свое обычное место, с которого любил слушать службы, а на противоположную сторону и что со своей скамьи он смотрит на стену над их головой.
This caused the young women likewise to gaze in the direction towards which their father's gloomy eyes pointed: and they saw an elaborate monument upon the wall, where Britannia was represented weeping over an urn, and a broken sword and a couchant lion indicated that the piece of sculpture had been erected in honour of a deceased warrior.	Это заставило молодых женщин также посмотреть в направлении, куда были устремлены мрачные взоры отца. И они увидели на стене затейливо разукрашенную мемориальную доску, на которой была изображена Британия, плачущая над урной; сломанный меч и спящий лев указывали, что доска эта водружена в честь павшего воина.

The sculptors of those days had stocks of such funereal emblems in hand; as you may see still on the walls of St. Paul's, which are covered with hundreds of these braggart heathen allegories.	Скульпторы того времени были очень изобретательны по части таких погребальных эмблем, в чем вы можете и сейчас убедиться при взгляде на стены собора св. Павла, которые покрыты сотнями этих хвастливых языческих аллегорий.
There was a constant demand for them during the first fifteen years of the present century.	В течение первых пятнадцати лет нашего столетия на них был постоянный спрос.
Under the memorial in question were emblazoned the well-known and pompous Osborne arms; and the inscription said, that the monument was	Под мемориальной доской красовался пресловутый пышный герб Осборнов; надпись гласила:
"Sacred to the memory of George Osborne, Junior, Esq., late a Captain in his Majesty's --th regiment of foot, who fell on the 18th of June, 1815, aged 28 years, while fighting for his king and country in the glorious victory of Waterloo.	"Памяти Джорджа Осборна-младшего, эсквайра, покойного капитана его величества *** пехотного полка. Пал 18 июня 1815 года, 28 лет от роду, сражаясь за короля и отечество в славной битве при Ватерлоо.
Dulce et decorum est pro patria mori."	Duke et decorum est pro patria mori!" {"Почет и слава - пасть за отечество!" (лат.).}
The sight of that stone agitated the nerves of the sisters so much, that Miss Maria was compelled to leave the church.	Вид этой плиты так подействовал сестрам на нервы, что мисс Мария была вынуждена покинуть церковь.
The congregation made way respectfully for those sobbing girls clothed in deep black, and pitied the stern old father seated opposite the memorial of the dead soldier.	Молящиеся почтительно расступились перед рыдающими девушками, одетыми в глубокий траур, и с сочувствием смотрели на сурового старика отца, сидевшего против мемориальной доски.
"Will he forgive Mrs. George?" the girls said to themselves as soon as their ebullition of grief was over.	– Простит ли он миссис Джордж? – говорили девушки между собой, как только прошел первый взрыв горя.
Much conversation passed too among the acquaintances of the Osborne family, who knew of the rupture between the son and father caused by the former's marriage, as to the chance of a reconciliation with the young widow.	Среди знакомых, которым было известно о разрыве между отцом и сыном из-за женитьбы последнего, тоже много говорилось о возможности примирения с молодой вдовой.
There were bets among the gentlemen both about Russell Square and in the City.	Джентльмены даже держали об этом пари и на Рассел-сквер и в Сити.
If the sisters had any anxiety regarding the possible recognition of Amelia as a daughter of the family, it was increased presently, and towards the end of the autumn, by their father's announcement that he was going abroad.	Если сестры испытывали некоторое беспокойство относительно возможного признания Эмилии полноправным членом семьи, то это беспокойство еще увеличилось, когда в конце осени отец объявил, что уезжает за границу.
He did not say whither, but they knew at once that his steps would be turned towards Belgium, and were aware that George's widow was still in Brussels. They had pretty accurate news indeed of poor Amelia from Lady Dobbin and her daughters.	Он не сказал куда, но дочери сразу сообразили, что путь его лежит в Бельгию; знали они и то, что вдова Джорджа все еще находится в Брюсселе, так как довольно аккуратно получали известия о бедной Эмилии от леди Доббин и ее дочерей.

Our honest Captain had been promoted in consequence of the death of the second Major of the regiment on the field; and the brave O'Dowd, who had distinguished himself greatly here as upon all occasions where he had a chance to show his coolness and valour, was a Colonel and Companion of the Bath.	Наш честный капитан был повышен в чине, заняв место погибшего на поле битвы второго майора полка, а храбрый О'Дауд, который отличился в этом сражении, как и во многих других боях, где он имел возможность выказать хладнокровие и доблесть, был произведен в полковники и пожалован орденом Бани.
Very many of the brave --th, who had suffered severely upon both days of action, were still at Brussels in the autumn, recovering of their wounds.	Очень многие из доблестного *** полка, особенно пострадавшего во время двухдневного сражения, осенью находились еще в Брюсселе, где залечивали свои раны.
The city was a vast military hospital for months after the great battles; and as men and officers began to rally from their hurts, the gardens and places of public resort swarmed with maimed warriors, old and young, who, just rescued out of death, fell to gambling, and gaiety, and love-making, as people of Vanity Fair will do.	В течение многих месяцев после великих битв город представлял собой обширный военный госпиталь. А как только солдаты и офицеры начали поправляться, сады и общественные увеселительные места наполнились увечными воинами, молодыми и старыми, которые, только что избегнув смерти, предавались игре, развлечениям и любовным интригам, как и все на Ярмарке Тщеславия.
Mr. Osborne found out some of the --th easily.	Мистер Осборн без труда нашел людей *** полка.
He knew their uniform quite well, and had been used to follow all the promotions and exchanges in the regiment, and loved to talk about it and its officers as if he had been one of the number.	Он отлично знал их форму, привык следить за производствами и перемещениями в полку и любил говорить о нем и его офицерах, как будто сам служил в нем.
On the day after his arrival at Brussels, and as he issued from his hotel, which faced the park, he saw a soldier in the well-known facings, reposing on a stone bench in the garden, and went and sate down trembling by the wounded convalescent man.	На другой же день по приезде в Брюссель, выйдя из отеля, расположенного против парка, он увидел солдата в хорошо знакомой форме, отдыхавшего под деревом на каменной скамье, и, подойдя к нему, с трепетом уселся возле выздоравливающего воина.
"Were you in Captain Osborne's company?" he said, and added, after a pause, "he was my son, sir."	– Вы не из роты капитана Осборна? – спросил он и, помолчав, прибавил: - Это был мой сын, сэр!
The man was not of the Captain's company, but he lifted up his unwounded arm and touched his cap sadly and respectfully to the haggard broken-spirited gentleman who questioned him.	Солдат оказался не из роты капитана, но здоровой рукой он с грустью и почтением прикоснулся к фуражке, приветствуя удрученного и расстроенного джентльмена, который обратился к нему с вопросом.
"The whole army didn't contain a finer or a better officer," the soldier said.	– Во всей армии не нашлось бы офицера лучше и храбрее, - сказал честный служака.
"The Sergeant of the Captain's company (Captain Raymond had it now), was in town, though, and was just well of a shot in the shoulder.	– Сержант его роты (теперь ею командует капитан Реймонд) еще в городе. Он только что поправился от ранения в плечо.
His honour might see him if he liked, who could tell him anything he wanted to know about--about the --th's actions.	Если ваша честь пожелает, вы можете повидать его, и он расскажет все, что вам угодно знать о... о подвигах *** полка.
But his honour had seen Major Dobbin, no doubt, the brave Captain's great friend; and Mrs. Osborne, who was here too, and had been very bad, he heard everybody say.	Но ваша честь, конечно, уже видели майора Доббина, близкого друга храброго капитана, и миссис Осборн, которая тоже здесь и которая, как слышно, была очень плоха.

They say she was out of her mind like for six weeks or more.	Говорят, она была не в себе недель шесть или даже больше.
But your honour knows all about that--and asking your pardon"--the man added.	Но вашей чести это все, вероятно, уже известно, прошу прощения! – добавил солдат.
Osborne put a guinea into the soldier's hand, and told him he should have another if he would bring the Sergeant to the Hotel du Parc; a promise which very soon brought the desired officer to Mr. Osborne's presence.	Осборн положил гинею в руку доброго малого и сказал, что он получит еще одну, если приведет сержанта в "Hotel du Pare". Это обещание возымело действие, и желаемый человек очень скоро явился к мистеру Осборну.
And the first soldier went away; and after telling a comrade or two how Captain Osborne's father was arrived, and what a free-handed generous gentleman he was, they went and made good cheer with drink and feasting, as long as the guineas lasted which had come from the proud purse of the mourning old father.	Первый солдат рассказал товарищам о том, какой мистер Осборн щедрый и великодушный джентльмен, после чего они отправились кутить всей компанией и изрядно повеселились, налегая на выпивку и закуску, пока не растранжирили до последней полушки деньги, доставшиеся им от удрученного старика отца.
In the Sergeant's company, who was also just convalescent, Osborne made the journey of Waterloo and Quatre Bras, a journey which thousands of his countrymen were then taking.	В обществе сержанта, только что оправившегося после ранения, мистер Осборн предпринял поездку в Ватерлоо и Катр-Бра - поездку, которую совершали тогда тысячи его соотечественников.
He took the Sergeant with him in his carriage, and went through both fields under his guidance.	Он взял сержанта в свою карету, и по его указаниям они объездили оба поля сражения.
He saw the point of the road where the regiment marched into action on the 16th, and the slope down which they drove the French cavalry who were pressing on the retreating Belgians.	Он видел то место дороги, откуда шестнадцатого числа полк двинулся в бой, и склон, с которого он сбросил французскую кавалерию, теснившую отступающих бельгийцев.
There was the spot where the noble Captain cut down the French officer who was grappling with the young Ensign for the colours, the Colour-Sergeants having been shot down.	Вот здесь благородный капитан сразил французского офицера, который схватился с юным прапорщиком из-за знамени, выпавшего из рук сраженного знаменосца.
Along this road they retreated on the next day, and here was the bank at which the regiment bivouacked under the rain of the night of the seventeenth.	По этой вот дороге они отступали на следующий день, а вот здесь, вдоль этого вала, полк расположился на бивак под дождем в ночь на семнадцатое.
Further on was the position which they took and held during the day, forming time after time to receive the charge of the enemy's horsemen and lying down under the shelter of the bank from the furious French cannonade.	Дальше была позиция, которую они заняли и удерживали целый день, причем снова и снова перестраивались, чтобы встретить атаку неприятельской конницы, или ложились под прикрытие вала, спасаясь от бешеной французской канонады.
And it was at this declivity when at evening the whole English line received the order to advance, as the enemy fell back after his last charge, that the Captain, hurraying and rushing down the hill waving his sword, received a shot and fell dead.	И как раз на этом склоне, когда к вечеру была отбита последняя атака и английские войска двинуты в наступление, капитан с криком "ура!" бросился вниз, размахивая саблей, и тут же упал, сраженный вражеской пулей.
"It was Major Dobbin who took back the Captain's body to Brussels," the Sergeant said, in a low voice, "and had him buried, as your honour knows."	– Это майор Доббин увез тело капитана в Брюссель, - промолвил тихо сержант, - и там похоронил его, как известно вашей чести.

The peasants and relic-hunters about the place were screaming round the pair, as the soldier told his story, offering for sale all sorts of mementoes of the fight, crosses, and epaulets, and shattered cuirasses, and eagles.	Пока сержант рассказывал свою историю, крестьяне и другие охотники за реликвиями с поля битвы кричали вокруг них, предлагая купить на память о сражении кресты, орлы, эполеты и разбитые кирасы.
Osborne gave a sumptuous reward to the Sergeant when he parted with him, after having visited the scenes of his son's last exploits.	Осмотрев арену последних подвигов сына, Осборн распростился с сержантом и щедро наградил его.
His burial-place he had already seen. Indeed, he had driven thither immediately after his arrival at Brussels.	Место погребения он посетил уже раньше, сейчас же по прибытии в Брюссель.
George's body lay in the pretty burial-ground of Laeken, near the city; in which place, having once visited it on a party of pleasure, he had lightly expressed a wish to have his grave made.	Тело Джорджа покоилось на живописном Лекенском кладбище вблизи города. Когда-то вместе с веселой компанией капитан посетил это кладбище и беспечно выразил желание, чтобы тут была его могила.
And there the young officer was laid by his friend, in the unconsecrated corner of the garden, separated by a little hedge from the temples and towers and plantations of flowers and shrubs, under which the Roman Catholic dead repose.	Здесь-то друг и похоронил его, в неосвященном углу сада, отделенном невысокой изгородью от храмов и мавзолеев, от цветочных насаждений и кустов, под которыми покоились умершие католического исповедания.
It seemed a humiliation to old Osborne to think that his son, an English gentleman, a captain in the famous British army, should not be found worthy to lie in ground where mere foreigners were buried.	Старику Осборну показалось оскорбительным, что для его сына, английского джентльмена, капитана славной британской армии, не нашлось места в земле, где лежат какие-то иностранцы.
Which of us is there can tell how much vanity lurks in our warmest regard for others, and how selfish our love is?	Трудно сказать, сколько тщеславия таится в наших самых горячих чувствах к ближним и как эгоистична наша любовь!
Old Osborne did not speculate much upon the mingled nature of his feelings, and how his instinct and selfishness were combating together.	Старик Осборн не раздумывал над смешанной природой своих ощущений и над тем, как боролись в нем отцовское чувство и эгоизм.
He firmly believed that everything he did was right, that he ought on all occasions to have his own way--and like the sting of a wasp or serpent his hatred rushed out armed and poisonous against anything like opposition.	Он твердо верил, что все, что он делает, правильно, что во всех случаях жизни он должен поступать по-своему, и, подобно жалу осы или змеи, его злобная, ядовитая ненависть обрушивалась на все, что стояло на его дороге.
He was proud of his hatred as of everything else.	Он и ненавистью своей гордился.
Always to be right, always to trample forward, and never to doubt, are not these the great qualities with which dullness takes the lead in the world?	Всегда быть правым, всегда идти напролом, ни в чем не сомневаясь, - разве не с помощью этих великих качеств тупость управляет миром?
As after the drive to Waterloo, Mr. Osborne's carriage was nearing the gates of the city at sunset, they met another open barouche, in which were a couple of ladies and a gentleman, and by the side of which an officer was riding.	На закате, приближаясь к городским воротам после своей поездки в Ватерлоо, мистер Осборн встретил другую открытую коляску, в которой сидели две дамы и джентльмен, а рядом ехал верхом офицер.

Osborne gave a start back, and the Sergeant, seated with him, cast a look of surprise at his neighbour, as he touched his cap to the officer, who mechanically returned his salute.	Осборн отшатнулся, и сидевший рядом с ним сержант с удивлением посмотрел на своего спутника, отдавая честь офицеру, который машинально ответил на приветствие.
It was Amelia, with the lame young Ensign by her side, and opposite to her her faithful friend Mrs. O'Dowd.	В коляске была Эмилия рядом с хромым юным прапорщиком, а напротив сидела миссис О'Дауд, ее верный друг.
It was Amelia, but how changed from the fresh and comely girl Osborne knew.	Да, это была Эмилия, но как не похожа она была на ту свежую и миловидную девушку, которую помнил Осборн!
Her face was white and thin. Her pretty brown hair was parted under a widow's cap--the poor child.	Лицо у нее осунулось и побледнело, прекрасные каштановые волосы были разделены прямым пробором под вдовьим чепцом. Бедное дитя!
Her eyes were fixed, and looking nowhere.	Ее глаза неподвижно смотрели вперед, но ничего не видели.
They stared blank in the face of Osborne, as the carriages crossed each other, but she did not know him; nor did he recognise her, until looking up, he saw Dobbin riding by her: and then he knew who it was.	Она в упор посмотрела на Осборна, когда их экипажи поравнялись, но не узнала его. Он также не узнал ее, пока не увидел Доббина, сопровождавшего верхом коляску, и тогда только сообразил, кто это.
He hated her.	Он ненавидел ее.
He did not know how much until he saw her there.	Он даже не подозревал, что так сильно ее ненавидит, пока не встретил ее.
When her carriage had passed on, he turned and stared at the Sergeant, with a curse and defiance in his eye cast at his companion, who could not help looking at him--as much as to say	Когда экипаж проехал, он уставился на изумленного сержанта с таким вызовом и злобою в глазах, словно говорил:
"How dare you look at me?	"Как вы смеете смотреть на меня?
Damn you!	Будьте вы прокляты!
I do hate her.	Да, я ненавижу ее!
It is she who has tumbled my hopes and all my pride down."	Это она разбила мои надежды, растоптала мою гордость".
"Tell the scoundrel to drive on quick," he shouted with an oath, to the lackey on the box.	– Скажите этому мерзавцу, чтобы ехал быстрее! – приказал он лакею, сидевшему на козлах.
A minute afterwards, a horse came clattering over the pavement behind Osborne's carriage, and Dobbin rode up.	Но минуту спустя раздался стук копыт по мостовой, и коляску Осборна нагнал Доббин.
His thoughts had been elsewhere as the carriages passed each other, and it was not until he had ridden some paces forward, that he remembered it was Osborne who had just passed him.	Мысли честного Уильяма были где-то далеко, когда их экипажи встретились, и только проехав несколько шагов, он понял, что то был Осборн.
Then he turned to examine if the sight of her father-in-law had made any impression on Amelia, but the poor girl did not know who had passed.	Доббин обернулся, чтобы посмотреть, произвела ли эта встреча какое-нибудь впечатление на Эмилию, но бедняжка по-прежнему ничего не замечала вокруг.

Then William, who daily used to accompany her in his drives, taking out his watch, made some excuse about an engagement which he suddenly recollected, and so rode off.	Тогда Уильям, обычно сопровождавший ее во время прогулок, вынул часы и, сославшись на дело, о котором вдруг вспомнил, отъехал прочь.
She did not remark that either: but sate looking before her, over the homely landscape towards the woods in the distance, by which George marched away.	Эмилия не видела и этого; глаза ее были устремлены на незатейливый пейзаж, на темневший в отдалении лес, по направлению к которому ушел от нее Джордж со своим полком.
"Mr. Osborne, Mr. Osborne!" cried Dobbin, as he rode up and held out his hand.	– Мистер Осборн! Мистер Осборн! – крикнул Доббин, подъезжая к экипажу и протягивая руку.
Osborne made no motion to take it, but shouted out once more and with another curse to his servant to drive on.	Осборн не потрудился ответить на приветствие и только раздраженно приказал слуге ехать дальше.
Dobbin laid his hand on the carriage side.	Доббин положил руку на край коляски.
"I will see you, sir," he said. "I have a message for you."	– Я должен поговорить с вами, сэр, - сказал он, - у меня есть к вам поручение.
"From that woman?" said Osborne, fiercely.	– От этой женщины? – злобно выговорил Осборн.
"No," replied the other, "from your son"; at which Osborne fell back into the corner of his carriage, and Dobbin allowing it to pass on, rode close behind it, and so through the town until they reached Mr. Osborne's hotel, and without a word.	– Нет, - отозвался Доббин, - от вашего сына.
There he followed Osborne up to his apartments.	При этих словах Осборн откинулся в угол коляски, и Доббин, пропустив экипаж вперед, в молчании последовал за ним через весь город, до самой гостиницы, где остановился Осборн.
George had often been in the rooms; they were the lodgings which the Crawleys had occupied during their stay in Brussels.	Затем он поднялся вслед за Осборном в его комнаты.
"Pray, have you any commands for me, Captain Dobbin, or, I beg your pardon, I should say MAJOR Dobbin, since better men than you are dead, and you step into their SHOES?" said Mr. Osborne, in that sarcastic tone which he sometimes was pleased to assume.	Джордж часто бывал здесь: это было то самое помещение, которое во время своего пребывания в Брюсселе занимали супруги Кроули.
"Better men ARE dead," Dobbin replied.	– Пожалуйста, если у вас поручение ко мне, капитан Доббин... или, виноват, мне следовало сказать - майор Доббин... поскольку истинные храбрецы умерли и вы заняли их место... – промолвил мистер Осборн тем саркастическим тоном, который он иногда напускал на себя.
"I want to speak to you about one."	– Да, истинные храбрецы умерли, - отвечал Доббин.
"Make it short, sir," said the other with an oath, scowling at his visitor.	– И я хочу поговорить с вами об одном из них.
"I am here as his closest friend," the Major resumed, "and the executor of his will.	– Будьте кратки, сэр, - сказал Осборн и, ругнувшись про себя, мрачно взглянул на посетителя.