Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Bute's curate, a smart young fellow from Oxford, and Sir Pitt Crawley composed between them an appropriate Latin epitaph for the late lamented Baronet, and the former preached a classical sermon, exhorting the survivors not to give way to grief and informing them in the most respectful terms that they also would be one day called upon to pass that gloomy and mysterious portal which had just closed upon the remains of their lamented brother.	Помощник Бьюта, франтоватый молодой священник, окончивший Оксфорд, и сэр Питт Кроули вместе составили подобающую латинскую эпитафию для покойного баронета; франтоватый священник произнес классическую проповедь, призывая оставшихся в живых не предаваться горю и предупреждая их в самых почтительных выражениях, что в свое время и им предстоит пройти в мрачные и таинственные врата, которые только что закрылись за останками их дорогого брата.
Then the tenantry mounted on horseback again, or stayed and refreshed themselves at the Crawley Arms.	Затем арендаторы вскочили на коней, а часть осталась подкрепиться в трактире "Г ерб Кроули".
Then, after a lunch in the servants' hall at Queen's Crawley, the gentry's carriages wheeled off to their different destinations: then the undertaker's men, taking the ropes, palls, velvets, ostrich feathers, and other mortuary properties, clambered up on the roof of the hearse and rode off to Southampton.	После завтрака, который был предложен кучерам в людской замка, помещичьи экипажи разъехались по домам. Факельщики собрали веревки, покров, бархат, страусовые перья и прочий реквизит, взгромоздились на катафалк и укатили в Саутгемптон.
Their faces relapsed into a natural expression as the horses, clearing the lodge-gates, got into a brisker trot on the open road; and squads of them might have been seen, speckling with black the public-house entrances, with pewter-pots flashing in the sunshine.	И как только лошади, миновав ворота, пустились рысью по большой дороге, лица факельщиков приняли обычное выражение, а вскоре стайки их тут и там усеяли чернильными пятнами крылечки трактиров, и оловянные кружки в их руках ярко заблестели на солнце.
Sir Pitt's invalid chair was wheeled away into a tool-house in the garden; the old pointer used to howl sometimes at first, but these were the only accents of grief which were heard in the Hall of which Sir Pitt Crawley, Baronet, had been master for some threescore years.	Больничное кресло сэра Питта было отправлено в сарай, где хранились садовые инструменты. Старый пойнтер первое время принимался изредка выть - и это было единственное проявление горя в замке, которым сэр Питт Кроули управлял почти шестьдесят лет.
As the birds were pretty plentiful, and partridge shooting is as it were the duty of an English gentleman of statesmanlike propensities, Sir Pitt Crawley, the first shock of grief over, went out a little and partook of that diversion in a white hat with crape round it.	Так как в имении водилось много дичи, а охота на куропаток как бы входит в обязанность английского джентльмена с наклонностью к государственной деятельности, то, лишь только прошло первое потрясение от горя, сэр Питт Кроули, в белой шляпе с черными плерезами, начал понемногу выезжать и принимать участие в названном развлечении.
The sight of those fields of stubble and turnips, now his own, gave him many secret joys.	Вид скошенных полей и плантаций, составлявших теперь его собственность, доставлял ему немало тайных радостей.
Sometimes, and with an exquisite humility, he took no gun, but went out with a peaceful bamboo cane; Rawdon, his big brother, and the keepers blazing away at his side.	Иногда в избытке смирения он не брал с собой иного оружия, как мирную бамбуковую трость, предоставляя Родону и егерям палить из ружей.
Pitt's money and acres had a great effect upon his brother.	Деньги и земли Питта производили на брата сильное впечатление.

The penniless Colonel became quite obsequious and respectful to the head of his house, and despised the milksop Pitt no longer.	Не имевший ни пенни за душой, полковник был преисполнен подобострастия к главе семьи и уже больше не презирал "мокрой курицы Питта".
Rawdon listened with sympathy to his senior's prospects of planting and draining, gave his advice about the stables and cattle, rode over to Mudbury to look at a mare, which he thought would carry Lady Jane, and offered to break her, &c.: the rebellious dragoon was quite humbled and subdued, and became a most creditable younger brother.	Сочувственно выслушивал он планы старшего брата о посадках и осушении болот, давал советы относительно конюшен и рогатого скота, ездил в Мадбери осматривать верховую лошадь, которая, по его мнению, должна была подойти для леди Джейн, предлагал объездить ее и т. д. Мятежный драгун совсем присмирел, стушевался и сделался вполне приличным младшим братом.
He had constant bulletins from Miss Briggs in London respecting little Rawdon, who was left behind there, who sent messages of his own.	Он получал из Лондона постоянные бюллетени от мисс Бригс об оставленном там маленьком Родоне; мальчик и сам присылал известия о себе.
"I am very well," he wrote.	"Я жив-здоров, - писал он.
"I hope you are very well.	– Надеюсь, что и ты жив-здоров.
I hope Mamma is very well.	Надеюсь, что и мама здорова.
The pony is very well.	Пони жив-здоров.
Grey takes me to ride in the park.	Грэй берет меня кататься в Парк.
I can canter.	Я научился скакать галопом.
I met the little boy who rode before.	Я встретил того мальчика, с которым катался верхом.
He cried when he cantered.	Он заплакал, когда поскакал.
I do not cry."	А я не плачу".
Rawdon read these letters to his brother and Lady Jane, who was delighted with them.	Родон читал эти письма брату и леди Джейн, которая приходила от них в восторг.
The Baronet promised to take charge of the lad at school, and his kind-hearted wife gave Rebecca a bank-note, begging her to buy a present with it for her little nephew.	Баронет обещал платить за мальчика в школу, а его добросердечная жена дала Ребекке банковый билет с просьбой купить подарок от нее маленькому племяннику.
One day followed another, and the ladies of the house passed their life in those calm pursuits and amusements which satisfy country ladies.	День проходил за днем; дамы в замке проводили время в тихих занятиях и развлечениях, какими обычно довольствуются женщины, живя в деревне.
Bells rang to meals and to prayers.	Колокол созывал их к молитве и к столу.
The young ladies took exercise on the pianoforte every morning after breakfast, Rebecca giving them the benefit of her instruction.	Каждое утро после завтрака молодые девицы упражнялись на фортепьяно, и Ребекка давала им советы и указания.
Then they put on thick shoes and walked in the park or shrubberies, or beyond the palings into the village, descending upon the cottages, with Lady Southdown's medicine and tracts for the sick people there.	Затем они надевали башмаки на толстой подошве и гуляли в парке и в роще или, выйдя за ограду, в деревню, заходили в коттеджи и раздавали больным лекарства и брошюры леди Саутдаун.

Lady Southdown drove out in a pony-chaise, when Rebecca would take her place by the Dowager's side and listen to her solemn talk with the utmost interest.	Сама леди Саутдаун выезжала в фаэтоне; Ребекка в этих случаях занимала место рядом с вдовствующей леди и с глубоким интересом слушала ее назидательные речи.
She sang Handel and Haydn to the family of evenings, and engaged in a large piece of worsted work, as if she had been born to the business and as if this kind of life was to continue with her until she should sink to the grave in a polite old age, leaving regrets and a great quantity of consols behind her--as if there were not cares and duns, schemes, shifts, and poverty waiting outside the park gates, to pounce upon her when she issued into the world again.	По вечерам она пела Генделя и Гайдна и начала вязать большую шаль из шерсти, как будто родилась для таких занятий и как будто ей предстояло продолжать их, пока она не сойдет в могилу в преклонных летах, оставив после себя безутешных родственников и большое количество процентных бумаг, - как будто не было ни забот, ни назойливых кредиторов, ни интриг, уловок и бедности, карауливших за воротами парка, чтобы вцепиться в нее, как только она высунет нос наружу.
"It isn't difficult to be a country gentleman's wife," Rebecca thought.	"Не велика хитрость быть женой помещика, -думала Ребекка.
"I think I could be a good woman if I had five thousand a year.	– Пожалуй, и я была бы хорошей женщиной, имей я пять тысяч фунтов в год.
I could dawdle about in the nursery and count the apricots on the wall.	И я могла бы возиться в детской и считать абрикосы на шпалерах.
I could water plants in a green-house and pick off dead leaves from the geraniums.	И я могла бы поливать растения в оранжереях и обрывать сухие листья на герани.
I could ask old women about their rheumatisms and order half-a-crown's worth of soup for the poor.	Я расспрашивала бы старух об их ревматизмах и заказывала бы на полкроны супу для бедных.
I shouldn't miss it much, out of five thousand a year.	Подумаешь, какая потеря при пяти-то тысячах в год!
I could even drive out ten miles to dine at a neighbour's, and dress in the fashions of the year before last.	Я даже могла бы ездить за десять миль обедать к соседям и одеваться по моде позапрошлого года.
I could go to church and keep awake in the great family pew, or go to sleep behind the curtains, with my veil down, if I only had practice.	Могла бы ходить в церковь и не засыпать во время службы или, наоборот, дремала бы под защитой занавесей, сидя на фамильной скамье и опустив вуаль, - стоило бы только попрактиковаться.
I could pay everybody, if I had but the money.	Я могла бы со всеми расплачиваться наличными -для этого нужно лишь иметь деньги.
This is what the conjurors here pride themselves upon doing.	А здешние чудотворцы этим и гордятся.
They look down with pity upon us miserable sinners who have none.	Они смотрят с сожалением на нас, несчастных грешников, не имеющих ни гроша.
They think themselves generous if they give our children a five-pound note, and us contemptible if we are without one."	Они гордятся тем, что дают нашим детям банковый билет в пять фунтов, а нас презирают за то, что у нас нет его".
And who knows but Rebecca was right in her speculations--and that it was only a question of money and fortune which made the difference between her and an honest woman?	Кто знает, быть может, Ребекка и была права в своих рассуждениях, и только деньгами и случаем определяется разница между нею и честной женщиной!

If you take temptations into account, who is to say that he is better than his neighbour?	Если принять во внимание силу соблазна, кто может сказать о себе, что он лучше своего ближнего?
A comfortable career of prosperity, if it does not make people honest, at least keeps them so.	Пусть спокойное, обеспеченное положение и но делает человека честным, оно, во всяком случае, помогает ему сохранить честность.
An alderman coming from a turtle feast will not step out of his carriage to steal a leg of mutton; but put him to starve, and see if he will not purloin a loaf.	Какой-нибудь олдермен, возвращающийся с обеда, где его угощали черепаховым супом, не вылезет из экипажа, чтобы украсть баранью ногу; но заставьте его поголодать - и посмотрите, не стащит ли он ковригу хлеба.
Becky consoled herself by so balancing the chances and equalizing the distribution of good and evil in the world.	Так утешала себя Бекки, соразмеряя шансы и оценивая распределение добра и зла в этом мире.
The old haunts, the old fields and woods, the copses, ponds, and gardens, the rooms of the old house where she had spent a couple of years seven years ago, were all carefully revisited by her.	Старые любимые места, знакомые ноля и леса, рощи, пруды и сад, комнаты старого дома, где некогда она провела целых два года, - все это Бекки обошла опять.
She had been young there, or comparatively so, for she forgot the time when she ever WAS young--but she remembered her thoughts and feelings seven years back and contrasted them with those which she had at present, now that she had seen the world, and lived with great people, and raised herself far beyond her original humble station.	Здесь она была молода, или сравнительно молода, - потому что она уже не помнила, когда была действительно молодой, - но она помнила свои мысли и чувства семилетней давности и сравнивала их с теперешними, когда она уже видела свет, общалась со знатными людьми и высоко поднялась по сравнению со своим первоначальным скромным положением.
"I have passed beyond it, because I have brains," Becky thought, "and almost all the rest of the world are fools.	"Я добилась этого, потому что у меня есть голова на плечах, - думала Бекки, - и потому, что мир состоит из дураков.
I could not go back and consort with those people now, whom I used to meet in my father's studio.	Я не могла бы теперь вернуться назад и якшаться с людьми, с которыми встречалась в студии отца.
Lords come up to my door with stars and garters, instead of poor artists with screws of tobacco in their pockets.	Ко мне приезжают лорды со звездами и орденами Подвязки вместо бедных артистов с табачными крошками в кармане.
I have a gentleman for my husband, and an Earl's daughter for my sister, in the very house where I was little better than a servant a few years ago.	У меня муж - джентльмен, у меня невестка -графская дочь, и я живу в том самом доме, где несколько лет тому назад мое положение мало чем отличалось от положения прислуги.
But am I much better to do now in the world than I was when I was the poor painter's daughter and wheedled the grocer round the corner for sugar and tea?	Но лучше ли я обеспечена теперь, чем когда была дочерью бедного художника и выпрашивала чай и сахар в ближайшей лавочке?
Suppose I had married Francis who was so fond of me--I couldn't have been much poorer than I am now.	Если бы я вышла замуж за Фрэнсиса, который так любил меня, я и то не была бы бедное, чем сейчас.

Heigho! I wish I could exchange my position in society, and all my relations for a snug sum in the Three Per Cent. Consols"; for so it was that Becky felt the Vanity of human affairs, and it was in those securities that she would have liked to cast anchor.	Ах, с каким удовольствием я променяла бы свое положение в обществе и все мои связи на кругленький капиталец в трехпроцентных бумагах!" Вот каким образом воспринимала Бекки тщету человеческих дел, и вот в какой надежной пристани она мечтала бросить якорь.
It may, perhaps, have struck her that to have been honest and humble, to have done her duty, and to have marched straightforward on her way, would have brought her as near happiness as that path by which she was striving to attain it.	Может быть, ей и приходило в голову, что, если бы она была честной и скромной женщиной, выполняла свои обязанности и шла в жизни прямым путем, она была бы сейчас не дальше от того счастья, к которому пробиралась окольными тропами.
But--just as the children at Queen's Crawley went round the room where the body of their father lay--if ever Becky had these thoughts, she was accustomed to walk round them and not look in.	Но как дети в Королевском Кроули обходили ту комнату, где лежало тело их отца, так и Бекки, если эти мысли и возникали у нее, обходила их стороной.
She eluded them and despised them--or at least she was committed to the other path from which retreat was now impossible.	Она избегала и презирала их, предпочитая следовать другим путем, сойти с которого представлялось ей уже невозможным.
And for my part I believe that remorse is the least active of all a man's moral senses--the very easiest to be deadened when wakened, and in some never wakened at all.	Мне лично кажется, что угрызения совести -наименее действенное из моральных чувств человека: если они и пробуждаются, подавить их легче всего, а некоторым они и вовсе не знакомы.
We grieve at being found out and at the idea of shame or punishment, but the mere sense of wrong makes very few people unhappy in Vanity Fair.	Мы расстраиваемся, когда нас уличают, или при мысли о стыде и наказании; но само по себе чувство вины отравляет жизнь лишь очень немногим на Ярмарке Тщеславия.
So Rebecca, during her stay at Queen's Crawley, made as many friends of the Mammon of Unrighteousness as she could possibly bring under control.	Итак, Ребекка за время своего пребывания в Королевском Кроули приобрела столько друзей среди служителей мамоны, сколько было в ее власти.
Lady Jane and her husband bade her farewell with the warmest demonstrations of good-will.	Леди Джейн и ее супруг простились с нею с самыми теплыми изъявлениями чувств.
They looked forward with pleasure to the time when, the family house in Gaunt Street being repaired and beautified, they were to meet again in London.	Они возлагали надежду на скорую встречу в Лондоне, когда фамильный дом на Гонт-стрит будет отремонтирован и отделан заново.
Lady Southdown made her up a packet of medicine and sent a letter by her to the Rev. Lawrence Grills, exhorting that gentleman to save the brand who "honoured" the letter from the burning.	Леди Саутдаун снабдила Ребекку небольшой аптечкой и послала через нее преподобному Лоренсу Грилсу письмо, в котором просила этого джентльмена спасти "подательницу сего" от вечного огня.
Pitt accompanied them with four horses in the carriage to Mudbury, having sent on their baggage in a cart previously, accompanied with loads of game.	Питт проводил их в карете четверкой до Мадбери, послав вперед на повозке их багаж вместе с запасом дичи.
"How happy you will be to see your darling little boy again!" Lady Crawley said, taking leave of her kinswoman.	– Как рады вы будете опять увидеть вашего милого мальчика! – сказала леди Джейн Кроули, прощаясь с родственницей.

"Oh so happy!" said Rebecca, throwing up the green eyes.	– О да, так рада! – простонала Ребекка, закатывая свои зеленые глаза.
She was immensely happy to be free of the place, and yet loath to go.	Она была безмерно счастлива покинуть Королевское Кроули, но уезжать ей не хотелось.
Queen's Crawley was abominably stupid, and yet the air there was somehow purer than that which she had been accustomed to breathe.	Правда, здесь можно пропасть от тоски, но все-таки воздух гораздо чище, чем тот, которым она привыкла дышать.
Everybody had been dull, but had been kind in their way.	Обитатели замка скучны, но каждый по-своему относился к ной хорошо.
"It is all the influence of a long course of Three Per Cents," Becky said to herself, and was right very likely.	"Это все результат длительного обладания трехпроцентными бумагами", - говорила себе Бекки и, вероятно, была права.
However, the London lamps flashed joyfully as the stage rolled into Piccadilly, and Briggs had made a beautiful fire in Curzon Street, and little Rawdon was up to welcome back his papa and mamma.	Как бы то ни было, лондонские фонари весело сияли, когда почтовая карета въехала на Пикаднлли; на Керзон-стрит Бригс жарко растопила камин, и маленький Родон не ложился спать, чтобы самому встретить папу и маму.
CHAPTER XLII	ГЛАВА XLII,
Which Treats of the Osborne Family	в которой речь идет о семье Осборнов
Considerable time has elapsed since we have seen our respectable friend, old Mr. Osborne of Russell Square. He has not been the happiest of mortals since last we met him.	Много лет прошло с тех пор, как мы виделись с нашим почтенным другом, старым мистером Осборном с Рассел-сквер, и нельзя сказать, чтобы за это время он чувствовал себя счастливейшим из смертных.
Events have occurred which have not improved his temper, and in more instances than one he has not been allowed to have his own way. To be thwarted in this reasonable desire was always very injurious to the old gentleman; and resistance became doubly exasperating when gout, age, loneliness, and the force of many disappointments combined to weigh him down.	Произошли события, которые не способствовали улучшению его характера. Далеко не всегда удавалось ему поставить на своем, а всякое противодействие столь разумному желанию воспринималось этим джентльменом как личное оскорбление, и сделалось для него тем более несносным, когда подагра, старость, одиночество и горечь многих разочарований сообща придавили его своей тяжестью.
His stiff black hair began to grow quite white soon after his son's death; his face grew redder; his hands trembled more and more as he poured out his glass of port wine.	После смерти сына его густые темные волосы начали быстро седеть; лицо стало еще краснее; руки дрожали все сильнее, когда он наливал себе стакан портвейна.
He led his clerks a dire life in the City: his family at home were not much happier.	Он превратил жизнь своих конторщиков в Сити в сущий ад, да и домашним его жилось не легче.
I doubt if Rebecca, whom we have seen piously praying for Consols, would have exchanged her poverty and the dare-devil excitement and chances of her life for Osborne's money and the humdrum gloom which enveloped him.	Я сомневаюсь, чтобы Ребекка, которая молила бога о процентных бумагах, променяла свою бедность вместе с отчаянным азартом и взлетами и падениями своей жизни на деньги Осборна и на беспросветный мрак, окружавший его.

He had proposed for Miss Swartz, but had been rejected scornfully by the partisans of that lady, who married her to a young sprig of Scotch nobility.	Он сделал предложение мисс Суорц, но был отвергнут кликою этой леди, которая выдала ее замуж за молодого отпрыска древнего шотландского рода.
He was a man to have married a woman out of low life and bullied her dreadfully afterwards; but no person presented herself suitable to his taste, and, instead, he tyrannized over his unmarried daughter, at home.	В сущности, Осборн не постоял бы за тем, чтобы жениться даже на женщине самого низкого звания, и потом отчаянно изводил бы ее, но, как на грех, ни одной такой подходящей особы ему не подвернулось, и потому он тиранил дома свою незамужнюю дочь.
She had a fine carriage and fine horses and sat at the head of a table loaded with the grandest plate. She had a cheque-book, a prize footman to follow her when she walked, unlimited credit, and bows and compliments from all the tradesmen, and all the appurtenances of an heiress; but she spent a woeful time.	У мисс Осборн был чудесный экипаж и прекрасные лошади, она сидела во главе стола, уставленного превосходнейшим серебром; у нее была своя чековая книжка, образцовый ливрейный лакей, сопровождавший ее во время прогулок, и неограниченный всюду кредит; в лавках, где она забирала товар, ее встречали с поклонами - словом, она пользовалась всеми преимуществами богатой наследницы, но жизнь у нее была жалкая.
The little charity-girls at the Foundling, the sweeperess at the crossing, the poorest under-kitchen-maid in the servants' hall, was happy compared to that unfortunate and now middle-aged young lady.	Маленькие сиротки из приюта, метельщицы на перекрестках, самая бедная судомойка в людской были счастливицами в сравнении с этой несчастной, теперь уже немолодой девицей.
Frederick Bullock, Esq., of the house of Bullock, Hulker, and Bullock, had married Maria Osborne, not without a great deal of difficulty and grumbling on Mr. Bullock's part.	Фредерик Буллок, эсквайр, из фирмы "Буллок, Халкер и Кo", женился-таки на Марии Осборн, но только после длительных торгов и брюзжания со стороны сего взыскательного джентльмена.
George being dead and cut out of his father's will, Frederick insisted that the half of the old gentleman's property should be settled upon his Maria, and indeed, for a long time, refused, "to come to the scratch" (it was Mr. Frederick's own expression) on any other terms.	Когда Джордж умер и был исключен из завещания отца, Фредерик настаивал, чтобы половина состояния старого коммерсанта была закреплена за Марией, и очень долго отказывался "ударить по рукам" (по собственному выражению этого джентльмена) на каких-либо иных условиях.
Osborne said Fred had agreed to take his daughter with twenty thousand, and he should bind himself to no more.	Осборн указывал, что Фред согласился взять его дочь с приданым в двадцать тысяч и что он не считает нужным брать на себя дополнительные обязательства.
"Fred might take it, and welcome, or leave it, and go and be hanged."	Фред может получить то, что ему полагается, или отказаться, а тогда пусть убирается к черту!
Fred, whose hopes had been raised when George had been disinherited, thought himself infamously swindled by the old merchant, and for some time made as if he would break off the match altogether.	Фред, у которого зубы разгорелись, когда Джордж был лишен наследства, считал, что старый коммерсант бессовестно его обманул, и некоторое время делал вид, будто намерен вовсе отказаться от женитьбы.

Osborne withdrew his account from Bullock and Hulker's, went on 'Change with a horsewhip which he swore he would lay across the back of a certain scoundrel that should be nameless, and demeaned himself in his usual violent manner.	Осборн закрыл свой текущий счет у "Буллока и Халкера", ходил на биржу с хлыстом, клянясь, что огреет по спине одного негодяя, не называя его, однако, по имени, и вообще вел себя со свойственной ему свирепостью.
Jane Osborne condoled with her sister Maria during this family feud.	Джейн Осборн выражала сочувствие своей сестре Марии по поводу этой семейной распри.
"I always told you, Maria, that it was your money he loved and not you," she said, soothingly.	– Я говорила тебе, Мария, что он любит твои деньги, а не тебя, - утешала она сестру.
"He selected me and my money at any rate; he didn't choose you and yours," replied Maria, tossing up her head.	– Во всяком случае, он выбрал меня и мои деньги, а не тебя и твои деньги, - отвечала Мария, вскидывая голову.
The rapture was, however, only temporary.	Однако разрыв был только временный.
Fred's father and senior partners counselled him to take Maria, even with the twenty thousand settled, half down, and half at the death of Mr. Osborne, with the chances of the further division of the property.	Отец Фреда и старшие компаньоны фирмы советовали ему, в расчете на будущий раздел состояния, взять Марию даже с двадцатью тысячами приданого, половина которого выплачивалась сейчас, а половина - после смерти мистера Осборна.
So he "knuckled down," again to use his own phrase, and sent old Hulker with peaceable overtures to Osborne.	Итак, Фред "пошел на попятный" (опять же по его собственному выражению) и послал старого Халкера к Осборну с мировой.
It was his father, he said, who would not hear of the match, and had made the difficulties; he was most anxious to keep the engagement.	Это все его отец, уверял теперь Фред, это он не хотел свадьбы и чинил ему всякие затруднения, а сам он очень желает сохранить в силе их прежний уговор.
The excuse was sulkily accepted by Mr. Osborne.	Извинения жениха были угрюмо приняты мистером Осборном.
Hulker and Bullock were a high family of the City aristocracy, and connected with the "nobs" at the West End.	Халкер и Буллок были известными фамилиями среди аристократии Сити и имели связи даже среди "вест-эндской знати".
It was something for the old man to be able to say,	Старику было приятно, что он сможет говорить:
"My son, sir, of the house of Hulker, Bullock, and Co., sir; my daughter's cousin, Lady Mary Mango, sir, daughter of the Right Hon. The Earl of Castlemouldy."	"Мой сын, сэр, из фирмы "Буллок, Халкер и Кo", сэр; кузина моей дочери, сэр, леди Мэри Манго, дочь достопочтенного графа Каслмоулди".
In his imagination he saw his house peopled by the "nobs."	Воображение уже наполняло его дом знатными гостями.
So he forgave young Bullock and consented that the marriage should take place.	Поэтому он простил молодого Буллока и согласился на свадьбу.
It was a grand affair--the bridegroom's relatives giving the breakfast, their habitations being near St. George's, Hanover Square, where the business took place.	Это было пышное празднество. Родные жениха устроили завтрак у себя, так как они жили около церкви св. Георга, Ганновер-сквер, где происходило венчание.
The "nobs of the West End" were invited, and many of them signed the book.	Была приглашена "вест-эндская знать", и многие из них расписались в книге.

Mr. Mango and Lady Mary Mango were there, with the dear young Gwendoline and Guinever Mango as bridesmaids; Colonel Bludyer of the Dragoon Guards (eldest son of the house of Bludyer Brothers, Mincing Lane), another cousin of the bridegroom, and the Honourable Mrs. Bludyer; the Honourable George Boulter, Lord Levant's son, and his lady, Miss Mango that was; Lord Viscount Castletoddy; Honourable James McMull and Mrs. McMull (formerly Miss Swartz); and a host of fashionables, who have all married into Lombard Street and done a great deal to ennoble Cornhill.	Тут были мистер Манго и леди Мэри Манго, а юные Гвендолина и Гуиневер Манго были подружками невесты; полковник Бледайер гвардейского полка (старший сын фирмы "Братья Бледайер" на Минсинг-лейн), кузен жениха, с достопочтенной миссис Бледайер; достопочтенный Джордж Боултер, сын лорда Леванта, с супругой, урожденной мисс Манго; лорд-виконт Каслтоддн; достопочтенный Джеймс Мак-Мул и миссис Мак-Мул (урожденная мисс Суорц) и целый сонм знати, породнившейся с Ломбард-стрит и в значительной степени способствовавшей облагораживанию Корнхилла.
The young couple had a house near Berkeley Square and a small villa at Roehampton, among the banking colony there.	У молодой четы был дом близ Баркли-сквер и небольшая вилла в Роухемптоне, среди местной колонии банкиров.
Fred was considered to have made rather a mesalliance by the ladies of his family, whose grandfather had been in a Charity School, and who were allied through the husbands with some of the best blood in England.	Дамы в семье Фреда считали, что он сделал мезальянс: хотя дед Буллоков воспитывался в приюте, но они через своих мужей породнились с лучшими представителями английской аристократии.
And Maria was bound, by superior pride and great care in the composition of her visiting-book, to make up for the defects of birth, and felt it her duty to see her father and sister as little as possible.	И Марии пришлось, чтобы возместить недостаток происхождения, держаться особенно гордо и проявлять сугубую осторожность в составлении списка гостей; она чувствовала, что и отец с сестрою теперь не подходящая для нее компания.
That she should utterly break with the old man, who had still so many scores of thousand pounds to give away, is absurd to suppose.	Было бы нелепо предполагать, что она совершенно порвет со стариком, у которого можно было выцарапать еще несколько десятков тысяч.
Fred Bullock would never allow her to do that.	Фред Буллок никогда не допустил бы этого.
But she was still young and incapable of hiding her feelings; and by inviting her papa and sister to her third-rate parties, and behaving very coldly to them when they came, and by avoiding Russell Square, and indiscreetly begging her father to quit that odious vulgar place, she did more harm than all Frederick's diplomacy could repair, and perilled her chance of her inheritance like a giddy heedless creature as she was.	Но она была еще молода и не умела скрывать свои чувства; и так как она приглашала своего папа и сестру на вечера третьего сорта, обращалась с ними очень холодно, когда они приходили, а сама избегала Рассел-сквер и бестактно просила отца покинуть эту ужасную вульгарную местность, то всем этим легкомысленно и опрометчиво поставила под сомнение свои шансы на получение наследства, -словом, так испортила дело, что его не могла поправить даже дипломатия Фреда.
"So Russell Square is not good enough for Mrs. Maria, hay?" said the old gentleman, rattling up the carriage windows as he and his daughter drove away one night from Mrs. Frederick Bullock's, after dinner.	– Так, значит, Рассел-сквер недостаточно хорош для миссис Марии, а? – говорил старый джентльмен, с шумом поднимая стекла в карете, когда они с дочерью ехали однажды вечером домой после обеда у миссис Фредерик Буллок.

"So she invites her father and sister to a second day's dinner (if those sides, or ontrys, as she calls 'em, weren't served yesterday, I'm d--d), and to meet City folks and littery men, and keeps the Earls and the Ladies, and the Honourables to herself.	– Так она приглашает отца и сестру на другой день после своих званых обедов (черт меня возьми, если эти блюда или "онтри" {Исковерканное французское entree - блюдо, подаваемое в начале обеда.}, как она их называет, не подавались у них вчера!) вместе с купчишками из Сити и какими-то писаками, а графов, графинь и всех "достопочтенных" приберегает для себя?
Honourables?	Достопочтенные!
Damn Honourables.	Черт бы побрал этих достопочтенных!
I am a plain British merchant I am, and could buy the beggarly hounds over and over.	Я простой английский купец, а могу купить всех этих нищих собак оптом и в розницу.
Lords, indeed!--why, at one of her swarreys I saw one of 'em speak to a dam fiddler--a fellar I despise.	Лорды, подумаешь! На одном из ее суарэ я видел, как один из них разговаривал с каким-то жалкой фитюлькой, с проходимцем-скрипачом, на которого я и смотреть не стал бы.
And they won't come to Russell Square, won't they?	Значит, они не желают приезжать на Рассел-сквер, так, что ли?
Why, I'll lay my life I've got a better glass of wine, and pay a better figure for it, and can show a handsomer service of silver, and can lay a better dinner on my mahogany, than ever they see on theirs--the cringing, sneaking, stuck-up fools.	Г олову прозакладываю, что у меня найдется стакан лучшего вина, и заплачено за него больше, и что я могу выставить более роскошный серебряный сервиз и подать на стол лучший обед, чем им когда-либо приходилось видеть на своих столах, - низкопоклонные льстецы, самонадеянные дураки!
Drive on quick, James: I want to get back to Russell Square--ha, ha!" and he sank back into the corner with a furious laugh.	Джеймс, гони во весь дух! Я хочу поскорее к себе, на Рассел-сквер, ха! ха! ха! – И он_ откинулся в угол кареты с бешеным хохотом.
With such reflections on his own superior merit, it was the custom of the old gentleman not unfrequently to console himself.	Такими рассуждениями о своих заслугах и достоинстве старик нередко утешал себя.
Jane Osborne could not but concur in these opinions respecting her sister's conduct; and when Mrs. Frederick's first-born, Frederick Augustus Howard Stanley Devereux Bullock, was born, old Osborne, who was invited to the christening and to be godfather, contented himself with sending the child a gold cup, with twenty guineas inside it for the nurse.	Джейн Осборн оставалось только согласиться с этим мнением относительно поведения сестры. И когда у миссис Фредерик родился первенец -Фредерик-Август-Говард-Стенли-Девере Буллок,- старый Осборн, приглашенный быть крестным отцом, ограничился тем, что послал младенцу золотой стаканчик и в нем двадцать гиней для кормилицы.
"That's more than any of your Lords will give, I'LL warrant," he said and refused to attend at the ceremony.	– Ручаюсь, что никто из ваших лордов не даст больше, - сказал он и отказался присутствовать при обряде.
The splendour of the gift, however, caused great satisfaction to the house of Bullock.	Однако великолепие подарка произвело большое впечатление в семье Буллоков.

Maria thought that her father was very much pleased with her, and Frederick augured the best for his little son and heir.	Мария решила, что отец ею очень доволен, а Фредерик стал ожидать всяческих благ для своего маленького сына и наследника.
One can fancy the pangs with which Miss Osborne in her solitude in Russell Square read the Morning Post, where her sister's name occurred every now and then, in the articles headed	Можно себе представить, какие мучения испытывала мисс Осборн в своем одиночестве на Рассел-сквер, читая "Морнинг пост", где имя ее сестры постоянно встречалось в отделе
"Fashionable Reunions," and where she had an opportunity of reading a description of Mrs. F.	"Великосветских собраний" и где она имела возможность прочесть описание туалета миссис Ф.
Bullock's costume, when presented at the drawing room by Lady Frederica Bullock.	Буллок, которая была представлена ко двору своей родственницей, леди Фредерик Буллок.
Jane's own life, as we have said, admitted of no such grandeur.	В собственной жизни Джейн, как мы говорили, не было места такому величию.
It was an awful existence.	Это была ужасная жизнь!
She had to get up of black winter's mornings to make breakfast for her scowling old father, who would have turned the whole house out of doors if his tea had not been ready at half-past eight.	Она вставала рано в темные зимние утра, чтобы приготовить завтрак старому хмурому отцу, который разнес бы весь дом, если бы чай ему не был готов к половине девятого.
She remained silent opposite to him, listening to the urn hissing, and sitting in tremor while the parent read his paper and consumed his accustomed portion of muffins and tea.	Она молча сидела напротив него, прислушиваясь к шипению чайника и трепеща все время, пока отец читал газету и поглощал свою обычную порцию булочек к чаю.
At half-past nine he rose and went to the City, and she was almost free till dinner-time, to make visitations in the kitchen and to scold the servants; to drive abroad and descend upon the tradesmen, who were prodigiously respectful; to leave her cards and her papa's at the great glum respectable houses of their City friends; or to sit alone in the large drawing-room, expecting visitors; and working at a huge piece of worsted by the fire, on the sofa, hard by the great Iphigenia clock, which ticked and tolled with mournful loudness in the dreary room.	В половине десятого он вставал и отправлялся в Сити, и до обеда она была почти свободна -могла идти на кухню и браниться с прислугою; могла выезжать, заходить в магазины, где приказчики были с ней чрезвычайно почтительны, или завозить визитные карточки, свои и отца, в большие мрачные респектабельные дома друзей из Сити; или сидеть одна на диване в огромной гостиной - в ожидании визитеров, склонившись над каким-нибудь бесконечным вязанием из шерсти и слушая, как часы с жертвоприношением Ифигении гулко и заунывно отсчитывают в мрачной комнате часы и минуты.
The great glass over the mantelpiece, faced by the other great console glass at the opposite end of the room, increased and multiplied between them the brown Holland bag in which the chandelier hung, until you saw these brown Holland bags fading away in endless perspectives, and this apartment of Miss Osborne's seemed the centre of a system of drawing-rooms.	Большое зеркало над камином и большое трюмо, стоявшее против него, в другом конце обширной гостиной, бесконечно множили, отражаясь друг в друге, чехол из сурового полотна, который покрывал свисавшую с потолка люстру; эти серые мешки терялись вдали в бесконечной перспективе, и комната, где сидела мисс Осборн, казалась центром целой системы гостиных.
When she removed the cordovan leather from the grand piano and ventured to play a few notes on it, it sounded with a mournful sadness, startling the dismal echoes of the house.	Когда она снимала кожаный чехол с фортепьяно и решалась взять на нем несколько аккордов, они звучали жалобной грустью, пробуждая в доме унылое эхо.