Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

"I wouldn't trust him, Ragg, my boy," Bowls remarked; and his wife, when Mrs. Rawdon issued from the parlour, only saluted the lady with a very sour curtsey; and her fingers were like so many sausages, cold and lifeless, when she held them out in deference to Mrs. Rawdon, who persisted in shaking hands with the retired lady's maid.	– Я бы не стал им доверять, Рег, голубчик, -говорил Боулс. Поэтому и жена его, когда миссис Родон вышла из гостиной, приветствовала последнюю очень кислым реверансом, и пальцы ее напоминали сосиски -так они были безжизненны и холодны, - когда она протянула их миссис Родон, которая непременно захотела пожать руку отставной горничной.
She whirled away into Piccadilly, nodding with the sweetest of smiles towards Miss Briggs, who hung nodding at the window close under the advertisement-card, and at the next moment was in the park with a half-dozen of dandies cantering after her carriage.	Бекки покатила дальше в сторону Пикадилли, нежно улыбаясь и кивая мисс Бригс, а та, высунувшись из окна рядом с билетиком о сдаче комнат, так же кивала ей; через минуту Бекки видели уже в Парке в обществе нескольких молодых денди, гарцевавших вокруг ее экипажа.
When she found how her friend was situated, and how having a snug legacy from Miss Crawley, salary was no object to our gentlewoman, Becky instantly formed some benevolent little domestic plans concerning her.	Узнав о положении приятельницы и о том, что она получила достаточное наследство от мисс Кроули, так что жалованье не имело для нее большого значения, Бекки быстро составила насчет нее маленький хозяйственный план.
This was just such a companion as would suit her establishment, and she invited Briggs to come to dinner with her that very evening, when she should see Becky's dear little darling Rawdon.	Бригс была как раз такой компаньонкой, в какой нуждалась Бекки, и она пригласила старую знакомую к обеду на тот же вечер, чтобы показать ей свое сокровище, малютку Родона.
Mrs. Bowls cautioned her lodger against venturing into the lion's den, "wherein you will rue it, Miss B., mark my words, and as sure as my name is Bowls."	Миссис Боулс предостерегала свою жилицу, чтобы та не ввергалась в логовище льва. – Вы будете раскаиваться, мисс Бригс, попомните мои слова: это так же верно, как то, что меня зовут Боулс.
And Briggs promised to be very cautious.	И Бригс обещала быть очень осторожной.
The upshot of which caution was that she went to live with Mrs. Rawdon the next week, and had lent Rawdon Crawley six hundred pounds upon annuity before six months were over.	В результате этой осторожности мисс Бригс уже на следующей неделе переселилась к миссис Родон, и не прошло шести месяцев, как она ссудила Родону Кроули шестьсот фунтов стерлингов.
CHAPTER XLI	ГЛАВА ХLI,
In Which Becky Revisits the Halls of Her Ancestors	в которой Бекки вновь посещает замок предков
So the mourning being ready, and Sir Pitt Crawley warned of their arrival, Colonel Crawley and his wife took a couple of places in the same old High-flyer coach by which Rebecca had travelled in the defunct Baronet's company, on her first journey into the world some nine years before.	Когда траурное платье было готово и сэр Питт Кроули извещен о приезде брата, полковник Кроули с женой взяли два места в той самой старой карете, в которой Ребекка ехала с покойным баронетом, когда девять лет назад впервые пустилась в свет.
How well she remembered the Inn Yard, and the ostler to whom she refused money, and the insinuating Cambridge lad who wrapped her in his coat on the journey!	Как ясно помнился ей постоялый двор и слуга, которому она не дала на чан, и вкрадчивый кембриджский студент, который укутал ее тогда своим плащом!
Rawdon took his place outside, and would have liked to drive, but his grief forbade him.	Родон занял наружное место и с удовольствием взялся бы править, но этого не позволял траур.

He sat by the coachman and talked about horses and the road the whole way; and who kept the inns, and who horsed the coach by which he had travelled so many a time, when he and Pitt were boys going to Eton.	Он вознаградил себя тем, что сел рядом с кучером и все время беседовал с ним о лошадях, о состоянии дороги, о содержателях постоялых дворов и лошадей для кареты, в которой он так часто ездил, когда они с Питтом были детьми и учились в Итоне.
At Mudbury a carriage and a pair of horses received them, with a coachman in black.	В Мадбери их ожидал экипаж с парой лошадей и кучером в трауре.
"It's the old drag, Rawdon," Rebecca said as they got in.	– Это тот же самый старый рыдван, Родон, -заметила Ребекка, садясь в экипаж.
"The worms have eaten the cloth a good deal--there's the stain which Sir Pitt--ha! I see Dawson the Ironmonger has his shutters up--which Sir Pitt made such a noise about.	– Обивка сильно источена молью... а вот и пятно, из-за которого сэр Питт (ага! – железоторговец Досон закрыл свое заведение)... из-за которого, помнишь, сэр Питт поднял такой скандал.
It was a bottle of cherry brandy he broke which we went to fetch for your aunt from Southampton.	А ведь это он сам разбил бутылку вишневки, за которой мы ездили в Саутгемптон для твоей тетушки.
How time flies, to be sure!	Как время-то летит!
That can't be Polly Talboys, that bouncing girl standing by her mother at the cottage there.	Неужели это Полли Толбойс, - та рослая девушка, видишь, что стоит у ворот вместе с матерью?
I remember her a mangy little urchin picking weeds in the garden."	Я помню ее маленьким невзрачным сорванцом, она, бывало, полола дорожки в саду.
"Fine gal," said Rawdon, returning the salute which the cottage gave him, by two fingers applied to his crape hatband.	– Славная девушка! – сказал Родон, приложив два пальца к полоске крепа на шляпе в ответ на приветствия из коттеджа.
Becky bowed and saluted, and recognized people here and there graciously.	Бекки ласково кланялась и улыбалась, узнавая то тут, то там знакомые лица.
These recognitions were inexpressibly pleasant to her. It seemed as if she was not an imposter any more, and was coming to the home of her ancestors.	Эти встречи и приветствия были ей невыразимо приятны: ей казалось, что она уже не самозванка, а по праву возвращается в дом своих предков.
Rawdon was rather abashed and cast down, on the other hand.	Родон, напротив, притих и казался подавленным.
What recollections of boyhood and innocence might have been flitting across his brain?	Какие воспоминания о детстве и детской невинности проносились у него в голове?
What pangs of dim remorse and doubt and shame?	Какие смутные упреки, сомнения и стыд его тревожили?
"Your sisters must be young women now," Rebecca said, thinking of those girls for the first time perhaps since she had left them.	– Твои сестры уже, должно быть, взрослые барышни, - сказала Ребекка, пожалуй, впервые вспомнив о девочках с тех пор, как рассталась с ними.
"Don't know, I'm shaw," replied the Colonel.	– Не знаю, право, - ответил полковник.
"Hullo! here's old Mother Lock.	– Эге, вот и старая матушка Лок!
How-dy-do, Mrs. Lock?	Как поживаете, миссис Лок?
Remember me, don't you?	Вы, верно, помните меня?
Master Rawdon, hey?	Мистер Родон, э?

Dammy how those old women last; she was a hundred when I was a boy."	Черт возьми, как эти старухи живучи! Ей уже тогда лет сто было, когда я был мальчишкой.
They were going through the lodge-gates kept by old Mrs. Lock, whose hand Rebecca insisted upon shaking, as she flung open the creaking old iron gate, and the carriage passed between the two moss-grown pillars surmounted by the dove and serpent.	Они как раз въезжали в ворота парка, которые сторожила старая миссис Лок. Ребекка непременно захотела пожать ей руку, когда та открыла им скрипучие железные ворота и экипаж проехал между двумя столбами, обросшими мхом и увенчанными змеей и голубкой.
"The governor has cut into the timber," Rawdon said, looking about, and then was silent--so was Becky.	– Отец изрядно вырубил парк, - сказал Родон, озираясь по сторонам, и надолго замолчал; замолчала и Бекки.
Both of them were rather agitated, and thinking of old times.	Оба были несколько взволнованы и думали о прошлом.
He about Eton, and his mother, whom he remembered, a frigid demure woman, and a sister who died, of whom he had been passionately fond; and how he used to thrash Pitt; and about little Rawdy at home.	Он - об Итоне, о матери, которую помнил сдержанной, печальной женщиной, и об умершей сестре, которую страстно любил; о том, как он колачивал Питта, и о маленьком Роди, оставленном дома.
And Rebecca thought about her own youth and the dark secrets of those early tainted days; and of her entrance into life by yonder gates; and of Miss Pinkerton, and Joe, and Amelia.	А Ребекка думала о собственной юности, о ревниво оберегаемых тайнах тех рано омраченных дней, о первом вступлении в жизнь через эти самые ворота, о мисс Пинкертон, о Джозе и Эмилии.
The gravel walk and terrace had been scraped quite clean.	Посыпанная гравием аллея и терраса теперь содержались чисто.
A grand painted hatchment was already over the great entrance, and two very solemn and tall personages in black flung open each a leaf of the door as the carriage pulled up at the familiar steps.	Над главным подъездом повешен был большой, писанный красками траурный герб, и две весьма торжественные и высокие фигуры в черном широко распахнули обе половинки дверей, едва экипаж остановился у знакомых ступенек.
Rawdon turned red, and Becky somewhat pale, as they passed through the old hall, arm in arm.	Родон покраснел, а Бекки немного побледнела, когда они под руку проходили через старинные сени.
She pinched her husband's arm as they entered the oak parlour, where Sir Pitt and his wife were ready to receive them.	Бекки стиснула руку мужа, входя в дубовую гостиную, где их встретили сэр Питт с женой.
Sir Pitt in black, Lady Jane in black, and my Lady Southdown with a large black head-piece of bugles and feathers, which waved on her Ladyship's head like an undertaker's tray.	Сэр Питт был весь в черном, леди Джейн тоже в черном, а миледи Саутдаун в огромном черном головном уборе из стекляруса и перьев, которые развевались над головою ее милости, словно балдахин над катафалком.
Sir Pitt had judged correctly, that she would not quit the premises.	Сэр Питт был прав, утверждая, что она не уедет.
She contented herself by preserving a solemn and stony silence, when in company of Pitt and his rebellious wife, and by frightening the children in the nursery by the ghastly gloom of her demeanour.	Она довольствовалась тем, что хранила гробовое молчание в обществе Питта и его бунтовщицы-жены и пугала детей в детской зловещей мрачностью своего обращения.

Only a very faint bending of the head-dress and plumes welcomed Rawdon and his wife, as those prodigals returned to their family.	Только очень слабый кивок головного убора и перьев приветствовал Родона и его жену, когда эти блудные дети вернулись в лоно семьи.
To say the truth, they were not affected very much one way or other by this coolness. Her Ladyship was a person only of secondary consideration in their minds just then--they were intent upon the reception which the reigning brother and sister would afford them.	Сказать по правде, эта холодность не слишком их огорчила; в ту минуту ее милость была для них особою второстепенного значения, больше всего они были озабочены тем, какой прием им окажут царствующий брат и невестка.
Pitt, with rather a heightened colour, went up and shook his brother by the hand, and saluted Rebecca with a hand-shake and a very low bow.	Питт, слегка покраснев, выступил вперед и пожал брату руку, потом приветствовал Ребекку рукопожатием и очень низким поклоном.
But Lady Jane took both the hands of her sister-in-law and kissed her affectionately.	Но леди Джейн схватила обе руки невестки и нежно ее поцеловала.
The embrace somehow brought tears into the eyes of the little adventuress--which ornaments, as we know, she wore very seldom.	Такой прием вызвал слезы на глазах нашей маленькой авантюристки, хотя она, как мы знаем, очень редко носила это украшение.
The artless mark of kindness and confidence touched and pleased her; and Rawdon, encouraged by this demonstration on his sister's part, twirled up his mustachios and took leave to salute Lady Jane with a kiss, which caused her Ladyship to blush exceedingly.	Безыскусственная доброта и доверие леди Джейн тронули и обрадовали Ребекку; а Родон, ободренный этим проявлением чувств со стороны невестки, закрутил усы и просил разрешения приветствовать леди Джейн поцелуем, отчего ее милость залилась румянцем.
"Dev'lish nice little woman, Lady Jane," was his verdict, when he and his wife were together again.	– Чертовски миленькая женщина эта леди Джейн,- таков был его отзыв, когда он остался наедине с женой.
"Pitt's got fat, too, and is doing the thing handsomely."	– Питт растолстел, но держит себя хорошо.
"He can afford it," said Rebecca and agreed in her husband's farther opinion "that the mother-in-law was a tremendous old Guy--and that the sisters were rather well-looking young women."	– Тем более, что это ему недорого стоит, -заметила Ребекка и согласилась с замечанием мужа, что "теща - старое пугало, а сестры -довольно миловидные девушки".
They, too, had been summoned from school to attend the funeral ceremonies.	Они обе были вызваны из школы, чтобы присутствовать на похоронах.
It seemed Sir Pitt Crawley, for the dignity of the house and family, had thought right to have about the place as many persons in black as could possibly be assembled.	По-видимому, сэр Питт Кроули для поддержания достоинства дома и фамилии счел необходимым собрать как можно больше народу, одетого в черное.

All the men and maids of the house, the old women of the Alms House, whom the elder Sir Pitt had cheated out of a great portion of their due, the parish clerk's family, and the special retainers of both Hall and Rectory were habited in sable; added to these, the undertaker's men, at least a score, with crapes and hatbands, and who made goodly show when the great burying show took place--but these are mute personages in our drama; and having nothing to do or say, need occupy a very little space here.	Все слуги и служанки в доме, старухи из богадельни, у которых сэр Питт-старший обманом удерживал большую часть того, что им полагалось, семья псаломщика и все приближенные, как замка, так и пасторского дома, облачились в траур; к ним следует еще прибавить десятка два факельщиков с плерезами на рукавах и шляпах, - во время обряда погребения они представляли внушительное зрелище. Но все это немые персонажи в пашей драме, и так как им не предстоит ни действовать, ни говорить, то им и отведено здесь очень мало места.
With regard to her sisters-in-law Rebecca did not attempt to forget her former position of Governess towards them, but recalled it frankly and kindly, and asked them about their studies with great gravity, and told them that she had thought of them many and many a day, and longed to know of their welfare.	В разговоре с золовками Ребекка не делала попыток забыть свое прежнее положение гувернантки, а, напротив, добродушно и откровенно упоминала о нем, расспрашивала с большой серьезностью об их занятиях и клялась, что всегда помнила своих маленьких учениц и очень хотела узнать, как им живется.
In fact you would have supposed that ever since she had left them she had not ceased to keep them uppermost in her thoughts and to take the tenderest interest in their welfare.	Можно было действительно поверить, что, расставшись со своими воспитанницами, она только о них и думала.
So supposed Lady Crawley herself and her young sisters.	Во всяком случае, ей удалось убедить в этом как самое леди Кроули, так и ее молоденьких золовок.
"She's hardly changed since eight years," said Miss Rosalind to Miss Violet, as they were preparing for dinner.	– Она ничуть не изменилась за эти восемь лет, -сказала мисс Розалинда своей сестре мисс Вайолет, когда они одевались к обеду.
"Those red-haired women look wonderfully well," replied the other.	– Эти рыжие женщины всегда выглядят удивительно молодо, - отвечала та.
"Hers is much darker than it was; I think she must dye it," Miss Rosalind added.	– У нее волосы гораздо темнее, чем были; наверно, она их красит, - прибавила мисс Розалинда.
"She is stouter, too, and altogether improved," continued Miss Rosalind, who was disposed to be very fat.	– И вообще она пополнела и похорошела, -продолжала мисс Розалинда, которая имела расположение к полноте.
"At least she gives herself no airs and remembers that she was our Governess once," Miss Violet said, intimating that it befitted all governesses to keep their proper place, and forgetting altogether that she was granddaughter not only of Sir Walpole Crawley, but of Mr. Dawson of Mudbury, and so had a coal-scuttle in her scutcheon.	– По крайней мере, она не важничает и помнит, что когда-то была у нас гувернанткой, - сказала мисс Вайолет, намекая на то, что все гувернантки должны помнить свое место, и начисто забывая, что сама она была внучкою не только сэра Уолпола Кроули, но и мистера Досона из Мадбери и таким образом имела на щите своего герба ведерко с углем.
There are other very well-meaning people whom one meets every day in Vanity Fair who are surely equally oblivious.	На Ярмарке Тщеславия можно каждый день встретить милейших людей, которые отличаются такой же короткой памятью.

"It can't be true what the girls at the Rectory said, that her mother was an opera-dancer--"	– Наверно, неправду говорят кузины, будто ее мать была танцовщицей.
"A person can't help their birth," Rosalind replied with great liberality.	– Человек не виноват в своем происхождении, -отвечала Розалинда, обнаруживая редкое свободомыслие.
"And I agree with our brother, that as she is in the family, of course we are bound to notice her.	– И я согласна с братом, что, раз она вошла в нашу семью, мы должны относиться к ней с уважением.
I am sure Aunt Bute need not talk; she wants to marry Kate to young Hooper, the wine-merchant, and absolutely asked him to come to the Rectory for orders."	А тетушке Бьют следовало бы помолчать: сама она мечтает выдать Кэт за молодого Хупера, виноторговца, и велела ему непременно самому приходить за заказами.
"I wonder whether Lady Southdown will go away, she looked very glum upon Mrs. Rawdon," the other said.	– Интересно, уедет леди Саутдаун или нет? Она готова съесть миссис Родон, - заметила Вайолет.
"I wish she would. I won't read the Washerwoman of Finchley Common," vowed Violet; and so saying, and avoiding a passage at the end of which a certain coffin was placed with a couple of watchers, and lights perpetually burning in the closed room, these young women came down to the family dinner, for which the bell rang as usual.	– Вот было бы кстати: мне не пришлось бы читать "Прачку Финчлейской общины", -заявила Розалинда. Беседуя таким образом и нарочно минуя коридор, в конце которого в комнате с затворенными дверями стоял гроб, окруженный неугасимыми свечами и охраняемый двумя плакальщиками, обе девицы спустились вниз к семейному столу, куда их призывал обеденный колокол.
But before this, Lady Jane conducted Rebecca to the apartments prepared for her, which, with the rest of the house, had assumed a very much improved appearance of order and comfort during Pitt's regency, and here beholding that Mrs. Rawdon's modest little trunks had arrived, and were placed in the bedroom and dressing-room adjoining, helped her to take off her neat black bonnet and cloak, and asked her sister-in-law in what more she could be useful.	Леди Джейн тем временем повела Ребекку в предназначенные для нее комнаты, которые, как и весь остальной дом, приняли гораздо более нарядный и уютный вид с тех пор, как Питт стал у кормила власти, и здесь, убедившись, что скромные чемоданы миссис Родон принесены и поставлены в спальне и в смежном будуаре, помогла ей снять изящную траурную шляпу и накидку и спросила, не может ли она еще чем-нибудь быть ей полезна.
"What I should like best," said Rebecca, "would be to go to the nursery and see your dear little children."	– Чего мне хотелось бы больше всего, - сказала Ребекка, - это пойти в детскую посмотреть ваших милых крошек.
On which the two ladies looked very kindly at each other and went to that apartment hand in hand.	Обе леди очень ласково посмотрели друг на друга и рука об руку отправились в детскую.
Becky admired little Matilda, who was not quite four years old, as the most charming little love in the world; and the boy, a little fellow of two years--pale, heavy-eyed, and large-headed--she pronounced to be a perfect prodigy in point of size, intelligence, and beauty.	Бекки пришла в восторг от маленькой Матильды, которой не было еще четырех лет, и объявила ее самой очаровательной малюткой на свете, а мальчика - двухлетнего малыша, бледного, большеголового, с сонными глазами - она признала совершенным чудом по росту, уму и красоте.
"I wish Mamma would not insist on giving him so much medicine," Lady Jane said with a sigh.	– Мне хотелось бы, чтобы мама меньше пичкала его лекарствами, - со вздохом заметила леди Джейн.

"I often think we should all be better without it."	– Я часто думаю, что без этого все мы были бы здоровее.
And then Lady Jane and her new-found friend had one of those confidential medical conversations about the children, which all mothers, and most women, as I am given to understand, delight in.	Затем леди Джейн и ее новообретенный друг вступили в одну из тех конфиденциальных медицинских бесед о детях, к которым, как мне известно, питают пристрастие все матери да и большинство женщин вообще.
Fifty years ago, and when the present writer, being an interesting little boy, was ordered out of the room with the ladies after dinner, I remember quite well that their talk was chiefly about their ailments; and putting this question directly to two or three since, I have always got from them the acknowledgement that times are not changed.	Пятьдесят лет назад, когда пишущий эти строки был любознательным мальчиком, вынужденным после обеда удаляться из столовой вместе с дамами, разговоры их, помнится, главным образом касались всяких недугов. Недавно, беседуя об этом с двумя-тремя знакомыми дамами, я пришел к убеждению, что времена ничуть не изменились.
Let my fair readers remark for themselves this very evening when they quit the dessert-table and assemble to celebrate the drawing-room mysteries.	Пусть мои прекрасные читательницы сами проверят это нынче же вечером, когда покинут после десерта столовую и перейдут священнодействовать в гостиную.
Well--in half an hour Becky and Lady Jane were close and intimate friends--and in the course of the evening her Ladyship informed Sir Pitt that she thought her new sister-in-law was a kind, frank, unaffected, and affectionate young woman.	Итак, через полчаса Бекки и леди Джейн сделались близкими друзьями, а вечером миледи сообщила сэру Питту, что она считает свою новую невестку доброй, прямодушной, искренней и отзывчивой молодой женщиной.
And so having easily won the daughter's good-will, the indefatigable little woman bent herself to conciliate the august Lady Southdown.	Завоевав, таким образом, без большого труда расположение дочери, неутомимая маленькая женщина взялась за величественную леди Саутдаун.
As soon as she found her Ladyship alone, Rebecca attacked her on the nursery question at once and said that her own little boy was saved, actually saved, by calomel, freely administered, when all the physicians in Paris had given the dear child up.	Едва Ребекка очутилась наедине с ее милостью, как засыпала ее вопросами о детской и сообщила, что ее собственный мальчуган был спасен -буквально спасен! – неограниченными приемами каломели, когда от дорогого малютки отказались все парижские врачи.
And then she mentioned how often she had heard of Lady Southdown from that excellent man the Reverend Lawrence Grills, Minister of the chapel in May Fair, which she frequented; and how her views were very much changed by circumstances and misfortunes; and how she hoped that a past life spent in worldliness and error might not incapacitate her from more serious thought for the future.	Тут же упомянула она о том, как часто ей приходилось слышать о леди Саутдаун от превосходного человека, преподобного Лоренса Грилса, священника церкви в Мэйфэре, которую она посещает; о том, как сильно ее взгляды изменились под влиянием тяжелых обстоятельств и несчастий и как горячо она надеется, что ее прошлая жизнь, потраченная на светские удовольствия и заблуждения, не помешает ей подумать серьезно о жизни будущей.

She described how in former days she had been indebted to Mr. Crawley for religious instruction, touched upon the Washerwoman of Finchley Common, which she had read with the greatest profit, and asked about Lady Emily, its gifted author, now Lady Emily Hornblower, at Cape Town, where her husband had strong hopes of becoming Bishop of Caffraria.	Она рассказала, сколь многим в прошлом была обязана религиозным наставлениям мистера Кроули, коснулась попутно "Прачки Финчлейской общины", которую прочла с огромной для себя пользой, и осведомилась о леди Эмили, талантливой авторше этого произведения, ныне леди Эмили Хорнблоуэр, проживавшей в Кейптауне, где ее супруг имел большие надежды сделаться епископом Кафрарии.
But she crowned all, and confirmed herself in Lady Southdown's favour, by feeling very much agitated and unwell after the funeral and requesting her Ladyship's medical advice, which the Dowager not only gave, but, wrapped up in a bed-gown and looking more like Lady Macbeth than ever, came privately in the night to Becky's room with a parcel of favourite tracts, and a medicine of her own composition, which she insisted that Mrs. Rawdon should take.	Она окончательно утвердилась в расположении леди Саутдаун, когда после похорон, почувствовав себя расстроенной и больной, обратилась к ее милости за медицинским советом, и вдовствующая леди не только дала этот совет, но самолично, в ночном одеянии и более чем когда-либо похожая на леди Макбет, явилась в комнату Бекки с пачкой излюбленных брошюр и с лекарством собственного приготовления, которое и предложила своей пациентке выпить.
Becky first accepted the tracts and began to examine them with great interest, engaging the Dowager in a conversation concerning them and the welfare of her soul, by which means she hoped that her body might escape medication.	Бекки сначала взялась за брошюры и, листая их с большим интересом, завела с вдовствующей леди увлекательную беседу о содержании их и о спасении своей души, в тайной надежде, что это избавит от врачевания ее тело.
But after the religious topics were exhausted, Lady Macbeth would not quit Becky's chamber until her cup of night-drink was emptied too; and poor Mrs. Rawdon was compelled actually to assume a look of gratitude, and to swallow the medicine under the unyielding old Dowager's nose, who left her victim finally with a benediction.	Но когда религиозные предметы были исчерпаны, леди Макбет не покидала комнаты Бекки до тех пор, пока не была опорожнена чаша с целебным питьем; и бедная миссис Родон должна была с видом величайшей благодарности проглотить лекарство под бдительным оком неумолимой старухи, которая только тогда решилась оставить свою жертву, благословив ее на сон грядущий.
It did not much comfort Mrs. Rawdon; her countenance was very queer when Rawdon came in and heard what had happened; and his explosions of laughter were as loud as usual, when Becky, with a fun which she could not disguise, even though it was at her own expense, described the occurrence and how she had been victimized by Lady Southdown.	Это благословение не очень-то утешило миссис Родон, и муж, войдя, нашел ее в довольно жалком состоянии. Когда же Бекки с неподражаемым юмором - хотя на этот раз она смеялась над собой - описала все происшествие, в котором она сделалась жертвой леди Саутдаун, Родон, по своему обыкновению, разразился громким хохотом.
Lord Steyne, and her son in London, had many a laugh over the story when Rawdon and his wife returned to their quarters in May Fair. Becky acted the whole scene for them.	Лорд Стайн и сын леди Саутдаун в Лондоне тоже немало смеялись над этой историей, ибо, когда Родон с женой вернулись в свой дом в Мэйфэре, Бекки изобразила перед ними всю сцену в лицах.

She put on a night-cap and gown. She preached a great sermon in the true serious manner; she lectured on the virtue of the medicine which she pretended to administer, with a gravity of imitation so perfect that you would have thought it was the Countess's own Roman nose through which she snuffled.	Нарядившись в ночной капот и чепец, она произнесла с весьма серьезным видом длинную проповедь о достоинствах лекарства, которое она заставляла принимать мнимую больную, и проявила при этом такое бесподобное искусство подражания, что можно было думать, будто гнусавит сама графиня.
"Give us Lady Southdown and the black dose," was a constant cry amongst the folks in Becky's little drawing-room in May Fair.	– Покажите нам леди Саутдаун с ее зельем! – восклицали гости в маленькой гостиной Бекки в Мэйфэре.
And for the first time in her life the Dowager Countess of Southdown was made amusing.	Впервые в своей жизни вдовствующая графиня Саутдаун служила поводом для веселого оживления в обществе.
Sir Pitt remembered the testimonies of respect and veneration which Rebecca had paid personally to himself in early days, and was tolerably well disposed towards her.	Сэр Питт помнил те знаки почитания и уважения, которые Ребекка оказывала ему в прежние дни, и потому был милостиво к ней расположен.
The marriage, ill-advised as it was, had improved Rawdon very much--that was clear from the Colonel's altered habits and demeanour--and had it not been a lucky union as regarded Pitt himself?	Женитьба, хотя и необдуманная, значительно исправила Родона, - это было видно из того, как изменились привычки и поведение полковника, - и разве не был этот брачный союз удачею для самого Питта?
The cunning diplomatist smiled inwardly as he owned that he owed his fortune to it, and acknowledged that he at least ought not to cry out against it.	Хитрый дипломат посмеивался про себя, сознавая, что именно оплошности брата он обязан своим богатством, и понимая, что у него меньше, чем у кого бы то ни было, оснований ею возмущаться.
His satisfaction was not removed by Rebecca's own statements, behaviour, and conversation.	Эту благожелательность только укрепляли в нем поведение Ребекки, ее обращение и разговоры.
She doubled the deference which before had charmed him, calling out his conversational powers in such a manner as quite to surprise Pitt himself, who, always inclined to respect his own talents, admired them the more when Rebecca pointed them out to him.	Она удвоила свою почтительность, которая и раньше так очаровывала его и побуждала проявлять ораторские способности, удивлявшие его самого, ибо, хотя он и всегда был высокого мнения о своих талантах, славословия Ребекки еще укрепляли в нем эту веру.
With her sister-in-law, Rebecca was satisfactorily able to prove that it was Mrs. Bute Crawley who brought about the marriage which she afterwards so calumniated; that it was Mrs. Bute's avarice--who hoped to gain all Miss Crawley's fortune and deprive Rawdon of his aunt's favour--which caused and invented all the wicked reports against Rebecca.	Своей невестка Ребекка с полной убедительностью доказала, что миссис Бьют Кроули сама устроила их брак, а потом сделала его предметом своего злословия. Только жадность миссис Бьют, надеявшейся получить все состояние мисс Кроули и лишить Родона расположения тетки, была причиною и источником всех отвратительных сплетен, которые распускались про бедняжку Бекки.
"She succeeded in making us poor," Rebecca said with an air of angelical patience; "but how can I be angry with a woman who has given me one of the best husbands in the world?	– Она добилась того, что мы сделались нищими, -говорила Ребекка с видом ангельской кротости,- но как я могу сердиться на женщину, которая дала мне одного из лучших на свете мужей?

And has not her own avarice been sufficiently punished by the ruin of her own hopes and the loss of the property by which she set so much store?	И разве ее собственная жадность не оказалась достаточно наказанной крушенном всех ее надежд и потерей состояния, на которое она так сильно рассчитывала?
Poor!" she cried.	Мы бедны! – восклицала она.
"Dear Lady Jane, what care we for poverty?	– Ах, милая леди Джейн, что значит для нас бедность!
I am used to it from childhood, and I am often thankful that Miss Crawley's money has gone to restore the splendour of the noble old family of which I am so proud to be a member.	Я с детства привыкла к ней и часто думаю, как хорошо, что деньги мисс Кроули пошли на восстановление блеска благородной семьи, быть членом которой для меня такая честь.
I am sure Sir Pitt will make a much better use of it than Rawdon would."	Я уверена, что сэр Питт употребит их куда лучше, чем Родон.
All these speeches were reported to Sir Pitt by the most faithful of wives, and increased the favourable impression which Rebecca made; so much so that when, on the third day after the funeral, the family party were at dinner, Sir Pitt Crawley, carving fowls at the head of the table, actually said to Mrs. Rawdon,	Конечно, все эти разговоры преданная жена передавала сэру Питту, и это настолько усилило приятное впечатление, произведенное Ребеккой, что на третий день после похорон, когда семья собралась за обедом, сэр Питт Кроули, разрезавший кур, сидя во главе стола, сказал, обращаясь к миссис Родон:
"Ahem!	– Гм!
Rebecca, may I give you a wing? "--a speech which made the little woman's eyes sparkle with pleasure.	Ребекка, разрешите положить вам крылышко? – и при этом обращении глаза маленькой женщины засверкали от удовольствия.
While Rebecca was prosecuting the above schemes and hopes, and Pitt Crawley arranging the funeral ceremonial and other matters connected with his future progress and dignity, and Lady Jane busy with her nursery, as far as her mother would let her, and the sun rising and setting, and the clock-tower bell of the Hall ringing to dinner and to prayers as usual, the body of the late owner of Queen's Crawley lay in the apartment which he had occupied, watched unceasingly by the professional attendants who were engaged for that rite.	И все время, пока Ребекка была увлечена своими мыслями и планами, а Питт Кроули занимался приготовлениями к церемониалу похорон и устройством различных других дел, связанных с его будущим величием и успехами; пока леди Джейн возилась в детской, насколько ей позволяла мамаша, а солнце всходило и закатывалось и колокол на башенных часах замка призывал, как обычно, к обеду и к молитве, - тело умершего владельца Королевского Кроули покоилось в комнате, которую он занимал при жизни, безотлучно охраняемое приглашенными для этой цели профессиональными лицами.
A woman or two, and three or four undertaker's men, the best whom Southampton could furnish, dressed in black, and of a proper stealthy and tragical demeanour, had charge of the remains which they watched turn about, having the housekeeper's room for their place of rendezvous when off duty, where they played at cards in privacy and drank their beer.	Несколько женщин, три-четыре служащих от гробовщика, лучшие, каких только мог предоставить Саутгемптон, в полном трауре и с приличествующей случаю бесшумной и скорбной повадкой, по очереди дежурили у гроба, а после дежурства собирались в комнате экономки, где потихоньку играли в карты и пили пиво.
The members of the family and servants of the house kept away from the gloomy spot, where the bones of the descendant of an ancient line of knights and gentlemen lay, awaiting their final consignment to the family crypt.	Члены семьи и слуги держались в стороне от мрачного места, где останки благородного потомка древнего рода рыцарей и джентльменов дожидались последнего упокоения в фамильном склепе.

No regrets attended them, save those of the poor woman who had hoped to be Sir Pitt's wife and widow and who had fled in disgrace from the Hall over which she had so nearly been a ruler.	Никто не оплакивал его, кроме разве бедной женщины, которая надеялась стать женой и вдовой сэра Питта и которая сбежала с позором из замка, где едва не сделалась признанной правительницею.
Beyond her and a favourite old pointer he had, and between whom and himself an attachment subsisted during the period of his imbecility, the old man had not a single friend to mourn him, having indeed, during the whole course of his life, never taken the least pains to secure one.	Кроме нее да еще старого пойнтера, предмета нежной привязанности старика в пору его слабоумия, у сэра Питта не было ни одного друга, который мог бы пожалеть о нем, ибо за всю свою жизнь он не сделал ни малейшей попытки приобрести друзей.
Could the best and kindest of us who depart from the earth have an opportunity of revisiting it, I suppose he or she (assuming that any Vanity Fair feelings subsist in the sphere whither we are bound) would have a pang of mortification at finding how soon our survivors were consoled.	Если бы лучший и добрейший из нас, покинув землю, мог снова навестить ее, я думаю, что он или она (при условии, что какие-нибудь чувства, распространенные на Ярмарке Тщеславия, существуют и в том мире, куда мы все направимся) испытали бы сильное огорчение, убедившись, как скоро утешились оставшиеся в живых!
And so Sir Pitt was forgotten--like the kindest and best of us--only a few weeks sooner.	Так и сэр Питт был забыт, подобно добрейшим и лучшим из нас... только на несколько недель раньше.
Those who will may follow his remains to the grave, whither they were borne on the appointed day, in the most becoming manner, the family in black coaches, with their handkerchiefs up to their noses, ready for the tears which did not come; the undertaker and his gentlemen in deep tribulation; the select tenantry mourning out of compliment to the new landlord; the neighbouring gentry's carriages at three miles an hour, empty, and in profound affliction; the parson speaking out the formula about "our dear brother departed."	Те, кто хочет, может последовать за останками умершего до самой могилы, куда они были отнесены в назначенный день с подобающими почестями. Их сопровождали: родственники в черных каретах, с носовыми платками, прижатыми к носу в ожидании слез, которые так и не появлялись; гробовщик и его факельщики с глубокой скорбью на лицах; избранные арендаторы с выражением подобострастного сочувствия к новому владельцу по случаю понесенной им утраты; приходский священник с неизменными словами "об отошедшем от нас дорогом брате". Траурный кортеж замыкали кареты соседних дворян, тащившиеся со скоростью трех миль в час, пустые, но внушавшие зрителям благоговейную печаль.
As long as we have a man's body, we play our Vanities upon it, surrounding it with humbug and ceremonies, laying it in state, and packing it up in gilt nails and velvet; and we finish our duty by placing over it a stone, written all over with lies.	Пока мы еще не расстались с телом умершего, мы разыгрываем над ним комедию Тщеславия, обставляя ее богатой бутафорией и пышными церемониями. Мы укладываем его в обитый бархатом гроб, забиваем золочеными гвоздями и в довершение всего возлагаем на могилу камень с лживой надписью.