Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Of evenings on the days when he does not come, she takes a long walk into London--yes, as far as Russell Square, and rests on the stone by the railing of the garden opposite Mr. Osborne's house.	По вечерам, в те дни, когда Эмилия не ждет мальчика к себе, она совершает далекие прогулки пешком в город - доходит до самого Рассел-сквер и садится на камень у решетки сада против дома Осборна.
It is so pleasant and cool.	Там так приятно и прохладно!
She can look up and see the drawing-room windows illuminated, and, at about nine o'clock, the chamber in the upper story where Georgy sleeps.	Можно поднять голову и увидеть освещенные окна гостиной, а около девяти часов - комнаты в верхнем этаже, где спит Джорджи.
She knows--he has told her.	Она знает: он рассказал ей.
She prays there as the light goes out, prays with an humble heart, and walks home shrinking and silent.	Когда в этом окне гаснет свет, она молится -молится, смиряясь сердцем, и идет домой, погруженная в свои Думы.
She is very tired when she comes home.	Домой она приходит очень усталая.
Perhaps she will sleep the better for that long weary walk, and she may dream about Georgy.	Наверно, она лучше уснет после такой длинной, утомительной прогулки, и, может быть, ей приснится Джорджи.
One Sunday she happened to be walking in Russell Square, at some distance from Mr. Osborne's house (she could see it from a distance though) when all the bells of Sabbath were ringing, and George and his aunt came out to go to church; a little sweep asked for charity, and the footman, who carried the books, tried to drive him away; but Georgy stopped and gave him money.	Однажды, в воскресенье, когда в церквах звонили во все колокола, она гуляла по Рассел-сквер, в некотором отдалении от дома мистера Осборна (однако же так, чтобы не терять этот дом из глаз), и видела, как Джордж с теткой вышли из подъезда и направились в церковь. Какой-то маленький нищий попросил милостыню, и лакей, несший молитвенники, хотел прогнать его. Но Джорджи остановился и подал нищему монету.
May God's blessing be on the boy!	Да благословит бог мальчика!
Emmy ran round the square and, coming up to the sweep, gave him her mite too.	Эмми обежала кругом сквера и, подойдя к нищему, подала ему и свою лепту.
All the bells of Sabbath were ringing, and she followed them until she came to the Foundling Church, into which she went.	Праздничные колокола звонили, и Эмилия, следом за теми двумя, направилась к церкви Воспитательного дома, куда и вошла.
There she sat in a place whence she could see the head of the boy under his father's tombstone.	Там она заняла место, откуда могла видеть голову сына у подножия статуи, воздвигнутой в память его отца.
Many hundred fresh children's voices rose up there and sang hymns to the Father Beneficent, and little George's soul thrilled with delight at the burst of glorious psalmody.	Сотни чистых детских голосов звучали там и пели хвалу всевышнему; и душа маленького Джорджи трепетала от восторга при звуках торжественных песнопений.
His mother could not see him for awhile, through the mist that dimmed her eyes.	Некоторое время мать не могла его разглядеть сквозь пелену, застлавшую ее взор.
CHAPTER LI	ГЛАВА LI,
In Which a Charade Is Acted Which May or May Not Puzzle the Reader	где разыгрывается шарада, которая, быть может, поставит, а быть может, и не поставит читателя в тупик

After Becky's appearance at my Lord Steyne's private and select parties, the claims of that estimable woman as regards fashion were settled, and some of the very greatest and tallest doors in the metropolis were speedily opened to her--doors so great and tall that the beloved reader and writer hereof may hope in vain to enter at them.	После появления Бекки в доме лорда Стайна на интимных приемах для избранных права этой достойной женщины в отношении света были утверждены, и перед нею распахнулись некоторые из самых огромных и самых величественных дверей в столице - дверей столь огромных и величественных, что любезному читателю и автору сей книги нечего и надеяться когда-либо в них войти.
Dear brethren, let us tremble before those august portals.	Дорогие братья, остановимся в трепете перед этими священными вратами!
I fancy them guarded by grooms of the chamber with flaming silver forks with which they prong all those who have not the right of the entree.	Я представляю себе, что их охраняют лакеи с пылающими серебряными трезубцами, которыми они пронзают всех тех, у кого не имеется разрешения на вход.
They say the honest newspaper-fellow who sits in the hall and takes down the names of the great ones who are admitted to the feasts dies after a little time. He can't survive the glare of fashion long. It scorches him up, as the presence of Jupiter in full dress wasted that poor imprudent Semele--a giddy moth of a creature who ruined herself by venturing out of her natural atmosphere.	Говорят, что честный малый, присланный из газеты, чтобы сидеть у подножия лестницы и записывать имена всех великих людей, допускаемых к этим пиршествам, спустя короткое время умирает: он не в состоянии долго выносить ослепительный блеск большого света, опаляющий его, подобно тому как появление Юпитера в полном парадном облачении испепелило бедную, неразумную Семелу, эту легкомысленную бабочку, которая погубила себя, когда отважилась покинуть отведенные ей пределы.
Her myth ought to be taken to heart amongst the Tyburnians, the Belgravians--her story, and perhaps Becky's too.	Многим из нас, и в Тайберне и в Белгредвии, следовало бы призадуматься над этим мифом, а, может, также и над историей Бекки.
Ah, ladies!--ask the Reverend Mr. Thurifer if Belgravia is not a sounding brass and Tyburnia a tinkling cymbal.	Ах, милые дамы! Спросите у преподобного мистера Тюрифера: разве Белгрейвия не медь звенящая, а Тайберния не кимвал бряцающий?
These are vanities.	Все это суета.
Even these will pass away.	А она пройдет!
And some day or other (but it will be after our time, thank goodness) Hyde Park Gardens will be no better known than the celebrated horticultural outskirts of Babylon, and Belgrave Square will be as desolate as Baker Street, or Tadmor in the wilderness.	Наступит день (слава богу, мы не доживем до него!), когда цветники Хайд-парка будут так же мало известны, как и знаменитые садоводства в пригородах Вавилона, а Белгрейв-сквер станет таким же безлюдным, как Бейкер-стрит или как затерянный в пустыне Тадмор.
Ladies, are you aware that the great Pitt lived in Baker Street?	Милые дамы, известно ли вам, что на Бейкер-стрит жил великий Питт?
What would not your grandmothers have given to be asked to Lady Hester's parties in that now decayed mansion?	Чего бы только не дали ваши бабушки за приглашение на вечер у леди Эстер в этом ныне запущенном особняке!
I have dined in it--moi qui vous parle, I peopled the chamber with ghosts of the mighty dead.	Я сам обедал там, - да, moi qui vous parle {Я, говорящий с вами (франц.).}. Я населил комнату призраками великих мертвецов.

As we sat soberly drinking claret there with men of to-day, the spirits of the departed came in and took their places round the darksome board.	И тени усопших явились и заняли свои места вокруг мрачного стола, за которым сидели мы, люди нынешнего века, скромно потягивая красное вино.
The pilot who weathered the storm tossed off great bumpers of spiritual port; the shade of Dundas did not leave the ghost of a heeltap. Addington sat bowing and smirking in a ghastly manner, and would not be behindhand when the noiseless bottle went round; Scott, from under bushy eyebrows, winked at the apparition of a beeswing; Wilberforce's eyes went up to the ceiling, so that he did not seem to know how his glass went up full to his mouth and came down empty; up to the ceiling which was above us only yesterday, and which the great of the past days have all looked at.	Кормчий, выдержавший немало бурь, одним глотком осушал большие стаканы призрачного портвейна; призрак Дандаса бросало в дрожь от тени недопитого стакана; Эдингтон, кривясь в замогильной усмешке, самодовольно кивал головой и не отставал от других, когда бутылка бесшумно ходила вкруговую; Скотт щурился из-под мохнатых бровей на фикцию осадка в старом вине; Уилберфорс сидел, подняв глаза к потолку, и, казалось, сам не знал, каким образом стакан попадает ему в рот полным и опускается на стол пустым, - сидел, подняв глаза к тому самому потолку, который был над нами только вчера и на который смотрели все великие люди минувшего века.
They let the house as a furnished lodging now.	Теперь в этом доме сдаются меблированные комнаты.
Yes, Lady Hester once lived in Baker Street, and lies asleep in the wilderness.	Да, леди Эстер жила когда-то на Бейкер-стрит и покоится непробудным сном в пустыне.
Eothen saw her there--not in Baker Street, but in the other solitude.	Эотеп видел ее там - не на Бейкер-стрит, а в другом ее уединенном убежище.
It is all vanity to be sure, but who will not own to liking a little of it?	Все это, конечно, суета; но кто не признается в том, что в небольших дозах она приятна?
I should like to know what well-constituted mind, merely because it is transitory, dislikes roast beef?	Хотелось бы мне знать, какому разумному человеку не нравится ростбиф только потому, что он не вечен?
That is a vanity, but may every man who reads this have a wholesome portion of it through life, I beg: aye, though my readers were five hundred thousand.	Это тоже суета; но дай бог каждому из моих читателей, хотя бы их было пятьсот тысяч, всю свою жизнь съедать в обед хорошую порцию ростбифа.
Sit down, gentlemen, and fall to, with a good hearty appetite; the fat, the lean, the gravy, the horse-radish as you like it--don't spare it.	Садитесь, джентльмены, не стесняйтесь, желаю вам приятного аппетита. Вот с жирком, вот попостнее, вот подливка, а не угодно ли и хрену - не церемоньтесь.
Another glass of wine, Jones, my boy--a little bit of the Sunday side.	Еще стаканчик винца, мой милый Джонс, еще кусочек понежнее!
Yes, let us eat our fill of the vain thing and be thankful therefor.	Будем досыта вкушать от всего суетного и будем благодарны за это!
And let us make the best of Becky's aristocratic pleasures likewise--for these too, like all other mortal delights, were but transitory.	И примем также с лучшей стороны великосветские развлечения Бекки, ибо и они, подобно всем другим радостям смертных, тоже преходящи!

The upshot of her visit to Lord Steyne was that His Highness the Prince of Peterwaradin took occasion to renew his acquaintance with Colonel Crawley, when they met on the next day at the Club, and to compliment Mrs. Crawley in the Ring of Hyde Park with a profound salute of the hat.	Следствием приглашения Ребекки к лорду Стайву было то, что его высочество князь Петроварадинский воспользовался случаем возобновить свое знакомство с полковником Кроули, когда они встретились на следующий день в клубе, и приветствовал миссис Кроули в Хайд-парке, почтительно сняв перед нею шляпу.
She and her husband were invited immediately to one of the Prince's small parties at Levant House, then occupied by His Highness during the temporary absence from England of its noble proprietor.	Бекки и ее супруг были немедленно приглашены на один из интимных вечеров князя в Левант-Хаус, где проживал тогда его высочество, поскольку благородный владелец дома находился в отлучке за пределами Англии.
She sang after dinner to a very little comite.	После обеда Бекки пела самому избранному кругу гостей.
The Marquis of Steyne was present, paternally superintending the progress of his pupil.	Присутствовал и маркиз Стайн, отечески наблюдавший за успехами своей питомицы.
At Levant House Becky met one of the finest gentlemen and greatest ministers that Europe has produced--the Duc de la Jabotiere, then Ambassador from the Most Christian King, and subsequently Minister to that monarch.	В Левант-Хаусе Бекки встретилась с одним из самых блестящих джентльменов и величайших дипломатов, каких когда-либо порождала Европа, - с герцогом де ля Жаботьером, в то время посланником христианнейшего короля, а впоследствии министром того же монарха.
I declare I swell with pride as these august names are transcribed by my pen, and I think in what brilliant company my dear Becky is moving.	Честное слово, я готов лопнуть от гордости, когда пишу эти прославленные имена. Подумайте, в каком блестящем обществе вращается моя дорогая Бекки!
She became a constant guest at the French Embassy, where no party was considered to be complete without the presence of the charming Madame Ravdonn Cravley.	Она сделалась желанною гостьей во французском посольстве, где ни один прием не считался удавшимся без очаровательной мадам Родон Кроули.
Messieurs de Truffigny (of the Perigord family) and Champignac, both attaches of the Embassy, were straightway smitten by the charms of the fair Colonel's wife, and both declared, according to the wont of their nation (for who ever yet met a Frenchman, come out of England, that has not left half a dozen families miserable, and brought away as many hearts in his pocket-book?), both, I say, declared that they were au mieux with the charming Madame Ravdonn.	Оба атташе посольства, господа де Трюфиньи (из рода Перигор) и Шампиньяк, были сражены чарами прекрасной полковницы, и оба заявляли, как свойственно их нации (ибо видел ли кто француза, вернувшегося из Англии, который не оставил бы там десяток обманутых мужей и не увез с собою в бумажнике столько же разбитых сердец?), - оба они, говорю я, заявляли, что были au mieux {В наилучших отношениях (франц.).} с очаровательной мадам Родон.
But I doubt the correctness of the assertion.	Но я сомневаюсь в правильности этого утверждения.

Champignac was very fond of ecarte, and made many parties with the Colonel of evenings, while Becky was singing to Lord Steyne in the other room; and as for Truffigny, it is a well-known fact that he dared not go to the Travellers', where he owed money to the waiters, and if he had not had the Embassy as a dining-place, the worthy young gentleman must have starved.	Шампиньяк увлекался экарте и целые вечера проводил с полковником за картами, в то время как Бекки пела лорду Стайну в соседней комнате. Что же касается Трюфиньи, то всем прекрасно известно, что он не смел показываться и "Клубе Путешественников", где задолжал лакеям, и, не будь у него дарового стола в посольстве, этому достойному джентльмену грозила бы голодная смерть.
I doubt, I say, that Becky would have selected either of these young men as a person on whom she would bestow her special regard.	Поэтому, повторяю, я сомневаюсь, чтобы Бекки могла оказать кому-либо из этих молодых людей свое особое расположение.
They ran of her messages, purchased her gloves and flowers, went in debt for opera-boxes for her, and made themselves amiable in a thousand ways.	Они были у нее на побегушках, покупали ей перчатки и цветы, залезали в долги, платя за ее ложи в опере, и угождали ей на тысячу ладов.
And they talked English with adorable simplicity, and to the constant amusement of Becky and my Lord Steyne, she would mimic one or other to his face, and compliment him on his advance in the English language with a gravity which never failed to tickle the Marquis, her sardonic old patron.	По-английски они объяснялись с обворожительной наивностью, и Беккн, к неизменной потехе лорда Стайна, передразнивала того и другого прямо в лицо и тут же с самым серьезным видом говорила им комплименты насчет их успехов в английском языке, чем приводила в восторг своего язвительного покровителя.
Truffigny gave Briggs a shawl by way of winning over Becky's confidante, and asked her to take charge of a letter which the simple spinster handed over in public to the person to whom it was addressed, and the composition of which amused everybody who read it greatly.	Чтобы завоевать симпатии наперсницы Бекки -Бригс, Трюфиньи подарил ей шаль, а затем попросил ее передать письмо, но простодушная старая дева вручила его при всех той особе, которой оно было адресовано. Произведение это весьма позабавило каждого, кто читал его.
Lord Steyne read it, everybody but honest Rawdon, to whom it was not necessary to tell everything that passed in the little house in May Fair.	Читал его и лорд Стайн; читали все, кроме честного Родона: сообщать ему обо всем, что происходило в мэйфэрском домике, не считалось обязательным.
Here, before long, Becky received not only "the best" foreigners (as the phrase is in our noble and admirable society slang), but some of the best English people too.	Вскоре Бекки начала принимать у себя не только "лучших иностранцев" (как говорится на нашем благородном светском жаргоне), но и лучших представителей английского общества.
I don't mean the most virtuous, or indeed the least virtuous, or the cleverest, or the stupidest, or the richest, or the best born, but "the best, "--in a word, people about whom there is no question--such as the great Lady Fitz-Willis, that Patron Saint of Almack's, the great Lady Slowbore, the great Lady Grizzel Macbeth (she was Lady G. Glowry, daughter of Lord Grey of Glowry), and the like.	Я не разумею под этим людей наиболее добродетельных или даже наименее добродетельных, или самых умных, или самых глупых, самых богатых, или самых родовитых, по просто "лучших", - словом, людей, о которых не может быть двух мнений: таких, например, как знатная леди Фиц-Уиллпс, эта святая женщина, патронесса Олмэка; знатная леди Слоубор, знатная леди Грцзель Макбет (урожденная леди Г. Глаури, дочь лорда Грэя Глаури) и тому подобные особы.

When the Countess of Fitz-Willis (her Ladyship is of the Kingstreet family, see Debrett and Burke) takes up a person, he or she is safe.	Когда графиня Фиц-Уиллис (ее милость принадлежит к семейству с Кинг-стрит, - смотри справочники Дебрета и Берка) благоволит к кому-нибудь, то предмет ее расположения, будь то мужчина или женщина, уже вне опасности.
There is no question about them any more.	О них уже не может быть двух мнений.
Not that my Lady Fitz-Willis is any better than anybody else, being, on the contrary, a faded person, fifty-seven years of age, and neither handsome, nor wealthy, nor entertaining; but it is agreed on all sides that she is of the "best people."	И не потому, чтобы леди Фиц-Уиллис была чем-либо лучше всякой другой женщины, -наоборот: это увядшая особа, пятидесяти семи лет от роду, некрасивая, небогатая и незамечательная; но все согласны в том, что она принадлежит к категории "лучших", - а, значит, те, кто у нее бывает, тоже принадлежат к "лучшим".
Those who go to her are of the best: and from an old grudge probably to Lady Steyne (for whose coronet her ladyship, then the youthful Georgina Frederica, daughter of the Prince of Wales's favourite, the Earl of Portansherry, had once tried), this great and famous leader of the fashion chose to acknowledge Mrs. Rawdon Crawley; made her a most marked curtsey at the assembly over which she presided; and not only encouraged her son, St. Kitts (his lordship got his place through Lord Steyne's interest), to frequent Mrs. Crawley's house, but asked her to her own mansion and spoke to her twice in the most public and condescending manner during dinner.	И, вероятно, из-за старой вражды к леди Стайн (ибо в давние времена, когда ее милость, дочь графа Пуншихереса, любимца принца Уэльского, была еще юной Джорджиной Фредерикой, она сама мечтала стать леди Стайн), эта славная руководительница светского общества соблаговолила признать миссис Родон Кроули. Она сделала ей изысканнейший реверанс на многолюдном собрании, которое возглавляла, и не только поощряла своего сына, Сент-Китса (получившего должность стараниями лорда Стайна), посещать дом миссис Кроули, но пригласила ее к себе и во время обеда на глазах у всех дважды удостоила разговором.
The important fact was known all over London that night.	Этот важный факт в тот же вечер стал известен всему Лондону.
People who had been crying fie about Mrs. Crawley were silent.	Люди, отзывавшиеся о миссис Кроули пренебрежительно, умолкли.
Wenham, the wit and lawyer, Lord Steyne's right-hand man, went about everywhere praising her: some who had hesitated, came forward at once and welcomed her; little Tom Toady, who had warned Southdown about visiting such an abandoned woman, now besought to be introduced to her.	Уэнхем, остряк, поверенный и правая рука лорда Стайна, повсюду расхваливал Бекки. Многие из тех, кто до сих пор колебался, стали ее горячими сторонниками: так, маленький Том Тодди, который раньше не советовал Саутдауну бывать у женщины со столь сомнительной репутацией, теперь сам добивался чести быть ей представленным.
In a word, she was admitted to be among the "best" people.	Словом, Бекки была допущена в круг "лучших" людей.
Ah, my beloved readers and brethren, do not envy poor Becky prematurely--glory like this is said to be fugitive.	Ах, мои возлюбленные читатели и братья, не завидуйте бедной Бекки раньше времени: говорят, такая слава мимолетна.

It is currently reported that even in the very inmost circles, they are no happier than the poor wanderers outside the zone; and Becky, who penetrated into the very centre of fashion and saw the great George IV face to face, has owned since that there too was Vanity.	Ходит упорный слух, что даже в самых избранных кругах люди ничуть не счастливее, чем бедные скитальцы, которым нет туда доступа. И Бекки, проникшая в самое сердце светского общества и видевшая лицом к лицу великого Георга IV, признавалась потом, что и там тоже были Суета и Тщеславие.
We must be brief in descanting upon this part of her career.	Нам приходится быть краткими в описании этой части ее карьеры.
As I cannot describe the mysteries of freemasonry, although I have a shrewd idea that it is a humbug, so an uninitiated man cannot take upon himself to portray the great world accurately, and had best keep his opinions to himself, whatever they are.	Подобно тому как я не берусь описывать франкмасонские таинства, - хотя и твердо убежден, что это чепуха, - так непосвященный пусть лучше не берется за изображение большого света и держит свое мнение при себе, каково бы оно ни было.
Becky has often spoken in subsequent years of this season of her life, when she moved among the very greatest circles of the London fashion.	Бекки в последующие годы часто говорила о той поре своей жизни, когда она вращалась в самых высоких кругах лондонского света.
Her success excited, elated, and then bored her.	Ее успехи радовали ее, кружили ей голову, но потом наскучили.
At first no occupation was more pleasant than to invent and procure (the latter a work of no small trouble and ingenuity, by the way, in a person of Mrs. Rawdon Crawley's very narrow means)--to procure, we say, the prettiest new dresses and ornaments; to drive to fine dinner parties, where she was welcomed by great people; and from the fine dinner parties to fine assemblies, whither the same people came with whom she had been dining, whom she had met the night before, and would see on the morrow--the young men faultlessly appointed, handsomely cravatted, with the neatest glossy boots and white gloves--the elders portly, brass-buttoned, noble-looking, polite, and prosy--the young ladies blonde, timid, and in pink--the mothers grand, beautiful, sumptuous, solemn, and in diamonds.	Сперва для нее не было более приятного занятия, чем придумывать и раздобывать (замечу кстати, что при тех ограниченных средствах, какими располагала миссис Родон Кроули, последнее было нелегким делом и требовало большой изобретательности) раздобывать, говорю я, новые наряды и украшения; ездить на обеды в изысканное общество, где ее гостеприимно встречали великие мира сего, а с пышных обедов спешить на пышные вечера, куда являлись те же, с кем она обедала и кого встречала накануне вечером и увидит завтра, -безукоризненно одетые молодые люди, с красиво повязанными галстуками, в блестящих сапогах и белых перчатках; пожилые, солидные толстяки, с медными пуговицами, с благородной осанкой, любезные и болтливые; девицы, белокурые, робкие, все в розовом; мамаши, разодетые, торжественно важные, все в брильянтах.
They talked in English, not in bad French, as they do in the novels.	Они беседовали по-английски, а не на скверном французском языке, как в романах.
They talked about each others' houses, and characters, and families--just as the Joneses do about the Smiths.	Они обсуждали свои домашние дела и злословили о своих ближних совершенно так же, как Джонсы злословят о Смитах.
Becky's former acquaintances hated and envied her; the poor woman herself was yawning in spirit.	Прежние знакомые Бекки ненавидели ее и завидовали ей, а бедная женщина сама зевала от скуки.
"I wish I were out of it," she said to herself.	"Хоть бы покончить со всем этим, - думала она.

"I would rather be a parson's wife and teach a Sunday school than this; or a sergeant's lady and ride in the regimental waggon; or, oh, how much gayer it would be to wear spangles and trousers and dance before a booth at a fair."	– Лучше бы мне быть замужем за священником и обучать детей в воскресной школе, чем вести такую жизнь; или же быть женой какого-нибудь сержанта и разъезжать в полковой фуре; или... всего веселее было бы надеть усыпанный блестками костюм и танцевать на ярмарке перед балаганом!"
"You would do it very well," said Lord Steyne, laughing.	– У вас это отлично бы вышло, - сказал со смехом лорд Станн.
She used to tell the great man her ennuis and perplexities in her artless way--they amused him.	Бекки простодушно поверяла великому человеку свои ennuis {Докуки (франц.).} и заботы; это забавляло его.
"Rawdon would make a very good Ecuyer--Master of the Ceremonies--what do you call him--the man in the large boots and the uniform, who goes round the ring cracking the whip?	– Из Родона получился бы отличный шталмейстер... церемониймейстер... как это называется?.. такой человек в больших сапогах и мундире, который ходит по арене и пощелкивает бичом.
He is large, heavy, and of a military figure.	Он рослый, дородный, и выправка у него военная.
I recollect," Becky continued pensively, "my father took me to see a show at Brookgreen Fair when I was a child, and when we came home, I made myself a pair of stilts and danced in the studio to the wonder of all the pupils."	Помню, - продолжала Бекки задумчиво, - когда я была еще ребенком, отец как-то повез меня в Брук-Грин на ярмарку. После этого я смастерила себе ходули и отплясывала в отцовской мастерской на удивление всем ученикам.
"I should have liked to see it," said Lord Steyne.	– Хотелось бы мне на это поглядеть! – сказал лорд Стайн.
"I should like to do it now," Becky continued.	– Хотелось бы мне так поплясать теперь, -подхватила Бекки.
"How Lady Blinkey would open her eyes, and Lady Grizzel Macbeth would stare!	– Вот удивилась бы леди Блинки, вот ужаснулась бы леди Гризель Макбет!
Hush! silence! there is Pasta beginning to sing."	Тс! тише! Паста сейчас будет петь!
Becky always made a point of being conspicuously polite to the professional ladies and gentlemen who attended at these aristocratic parties--of following them into the corners where they sat in silence, and shaking hands with them, and smiling in the view of all persons.	Бекки взяла себе за правило быть особенно вежливой с профессиональными артистками и артистами, выступавшими на этих аристократических вечерах; она отыскивала их по углам, где они молча сидели, пожимала им руки и улыбалась на виду у всех.
She was an artist herself, as she said very truly; there was a frankness and humility in the manner in which she acknowledged her origin, which provoked, or disarmed, or amused lookers-on, as the case might be.	Ведь она сама артистка, замечала она, - и совершенно справедливо: в манере, с какой она признавалась в своем происхождении, чувствовались откровенность и скромность, которые возмущали, обезоруживали или забавляли зрителей, смотря по обстоятельствам.
"How cool that woman is," said one; "what airs of independence she assumes, where she ought to sit still and be thankful if anybody speaks to her!"	"Какое бесстыдство проявляет эта женщина, -говорили одни, - какой напускает на себя независимый вид, когда ей следовало бы сидеть смирненько и быть благодарной, что с ней разговаривают!" -

"What an honest and good-natured soul she is!" said another.	"Что за честное и добродушное создание!" -говорили другие.
"What an artful little minx" said a third.	"Какая хитрая кривляка!" - говорили третьи.
They were all right very likely, but Becky went her own way, and so fascinated the professional personages that they would leave off their sore throats in order to sing at her parties and give her lessons for nothing.	Все они, вероятно, были правы; по Бекки поступала по-своему и так очаровывала артистов, что те, позабыв о простуженном горле, выступали у нее на приемах и даром давали ей уроки.
Yes, she gave parties in the little house in Curzon Street.	Да, Бекки устраивала приемы в маленьком доме на Керзон-стрит.
Many scores of carriages, with blazing lamps, blocked up the street, to the disgust of No. 100, who could not rest for the thunder of the knocking, and of 102, who could not sleep for envy.	Десятки карет, сверкая фонарями, забивали улицу, к неудовольствию дома э 200, который не знал покоя от громкого стука в двери, и дома э 202, который не мог уснуть от зависти.
The gigantic footmen who accompanied the vehicles were too big to be contained in Becky's little hall, and were billeted off in the neighbouring public-houses, whence, when they were wanted, call-boys summoned them from their beer.	Рослые выездные лакеи гостей не поместились бы в маленькой прихожей Бекки, поэтому их расквартировывали по соседним питейным заведениям, откуда посыльные вызывали их по мере надобности, отрывая от пива.
Scores of the great dandies of London squeezed and trod on each other on the little stairs, laughing to find themselves there; and many spotless and severe ladies of ton were seated in the little drawing-room, listening to the professional singers, who were singing according to their wont, and as if they wished to blow the windows down.	Первейшие лондонские денди, сталкиваясь нос к носу на тесной лестнице, смеясь спрашивали друг друга, как они здесь очутились; и много безупречных и тонных дам сиживало в маленькой гостиной, слушая пение профессиональных певцов, которые, по своему обыкновению, пели так, словно им хотелось, чтобы из оконных рам повылетели стекла.
And the day after, there appeared among the fashionable reunions in the Morning Post a paragraph to the following effect:	А на следующий день в газете "Морнинг пост" среди описания светских reunions {Собраний (франц.).} появлялась заметка такого содержания:
"Yesterday, Colonel and Mrs. Crawley entertained a select party at dinner at their house in May Fair.	"Вчера у полковника и миссис Кроули в их доме в Мэйфэре состоялся званый обед для избранного общества.
Their Excellencies the Prince and Princess of Peterwaradin, H. E. Papoosh Pasha, the Turkish Ambassador (attended by Kibob Bey, dragoman of the mission), the Marquess of Steyne, Earl of Southdown, Sir Pitt and Lady Jane Crawley, Mr. Wagg, &c.	Присутствовали их сиятельства князь и княгиня Петроварадинские, его превосходительство турецкий посланник Папуш-паша (в сопровождении Кибоб-бея, драгомана посольства), маркиз Стайн, граф Саутдаун, сэр Питт и леди Джсйи Кро-ули, мистер Уэг и др.
After dinner Mrs. Crawley had an assembly which was attended by the Duchess (Dowager) of Stilton, Duc de la Gruyere, Marchioness of Cheshire, Marchese Alessandro Strachino, Comte de Brie, Baron Schapzuger, Chevalier Tosti, Countess of Slingstone, and Lady F.	После обеда у миссис Кроули состоялся раут, который посетили: герцогиня (вдовствующая) Стилтоп, герцог де ля Грюпср, маркиза Чеширская, маркиз Алессандро Стракшш, граф де Бри, барон Шапиугер, кавалер Тости, графиня Слпнгстоун и леди Ф.
Macadam, Major-General and Lady G.	Македем, генерал-майор и леди Г.

Macbeth, and (2) Miss Macbeths; Viscount Paddington, Sir Horace Fogey, Hon. Sands Bedwin, Bobachy Bahawder," and an &c., which the reader may fill at his pleasure through a dozen close lines of small type.	Макбет и две мисс Макбет; виконт Пэддппгтон, сэр Хорее Фот, почтенный Бедунн Сэндг, Бобачи Беховдер и др.". Читатель может продолжать этот список по своему усмотрению еще на десяток строк убористой печати.
And in her commerce with the great our dear friend showed the same frankness which distinguished her transactions with the lowly in station.	В своих сношениях с великими людьми наша приятельница обнаруживала то же прямодушие, каким отличалось ее обращение с людьми, ниже стоящими.
On one occasion, when out at a very fine house, Rebecca was (perhaps rather ostentatiously) holding a conversation in the French language with a celebrated tenor singer of that nation, while the Lady Grizzel Macbeth looked over her shoulder scowling at the pair.	Раз как-то, будучи в гостях в одном очень знатном доме, Ребекка (вероятно, не без умысла) беседовала на французском языке со знаменитым тенором-французом, а леди Гризель Макбет хмуро глядела через плечо на эту парочку.
"How very well you speak French," Lady Grizzel said, who herself spoke the tongue in an Edinburgh accent most remarkable to hear.	– Как отлично вы говорите по-французски, -сказала леди Макбет, сама говорившая на этом языке с весьма своеобразным эдинбургским акцептом.
"I ought to know it," Becky modestly said, casting down her eyes.	– Это не удивительно, - скромно ответила Бекки, потупив глазки.
"I taught it in a school, and my mother was a Frenchwoman."	– Я преподавала французский язык в школе и моя мать была француженкой.
Lady Grizzel was won by her humility and was mollified towards the little woman.	Леди Гризель была побеждена ее смиренностью, и чувства ее по отношению к маленькой женщине смягчились.
She deplored the fatal levelling tendencies of the age, which admitted persons of all classes into the society of their superiors, but her ladyship owned that this one at least was well behaved and never forgot her place in life.	Она приходила в ужас от пагубных веяний нашего века, когда стираются все грани и люди любого класса получают доступ в высшее общество; однако же не могла не признать, что данная особа, по крайней мере, умеет себя вести и никогда не забывает своего места.
She was a very good woman: good to the poor; stupid, blameless, unsuspicious.	Леди Гризель была очень хорошей женщиной -доброй по отношению к бедным, глупой, безупречной, доверчивой.
It is not her ladyship's fault that she fancies herself better than you and me. The skirts of her ancestors' garments have been kissed for centuries; it is a thousand years, they say, since the tartans of the head of the family were embraced by the defunct Duncan's lords and councillors, when the great ancestor of the House became King of Scotland.	Нельзя ставить в вину ее милости то, что она считает себя лучше нас с вами: в течение долгих веков люди целовали край одежды ее предков; говорят, еще тысячу лет тому назад лорды и советники покойного Дункана лобызали клетчатую юбочку главы ее рода, когда сей славный муж стал королем Шотландии.
Lady Steyne, after the music scene, succumbed before Becky, and perhaps was not disinclined to her.	После сцены у рояля сама леди Стайн не устояла перед Бекки и, быть может, даже почувствовала к ней некоторую симпатию.
The younger ladies of the house of Gaunt were also compelled into submission.	Младших дам семейства Гонтов тоже принудили к повиновению.
Once or twice they set people at her, but they failed.	Раз или два они напускали на Бекки своих приспешников, но потерпели неудачу.

The brilliant Lady Stunnington tried a passage of arms with her, but was routed with great slaughter by the intrepid little Becky.	Блестящая леди Стаппигтон попробовала было помериться с нею силами, но была разбита наголову бесстрашной маленькой Бекки.
When attacked sometimes, Becky had a knack of adopting a demure ingenue air, under which she was most dangerous. She said the wickedest things with the most simple unaffected air when in this mood, and would take care artlessly to apologize for her blunders, so that all the world should know that she had made them.	Когда на нее нападали, Бекки ловко принимала вид застенчивой ingenue {Простушки (франц.).} и под этой маской была особенно опасна: она отпускала ядовитейшие замечания самым естественным и непринужденным топом, а потом простодушно просила извинения за свои промахи, тем самым доводя их до всеобщего сведения.
Mr. Wagg, the celebrated wit, and a led captain and trencher-man of my Lord Steyne, was caused by the ladies to charge her; and the worthy fellow, leering at his patronesses and giving them a wink, as much as to say,	Однажды вечером, по наущению дам, в атаку на Бекки двинулся мистер Уэг, прославленный остряк, прихлебатель лорда Стайна. Покосившись на своих покровительниц и подмигнув им, как бы желая сказать:
"Now look out for sport," one evening began an assault upon Becky, who was unsuspiciously eating her dinner.	"Сейчас начнется потеха", он напал на Бекки, которая беззаботно наслаждалась обедом.
The little woman, attacked on a sudden, but never without arms, lighted up in an instant, parried and riposted with a home-thrust, which made Wagg's face tingle with shame; then she returned to her soup with the most perfect calm and a quiet smile on her face.	Маленькая женщина, всегда бывшая во всеоружии, мгновенно приняла вызов, отпарировала удар и ответила таким выпадом, что Уэга даже в жар бросило от стыда. После чего она продолжала есть суп с полнейшим спокойствием и с тихой улыбкой на устах.
Wagg's great patron, who gave him dinners and lent him a little money sometimes, and whose election, newspaper, and other jobs Wagg did, gave the luckless fellow such a savage glance with the eyes as almost made him sink under the table and burst into tears.	Великий покровитель Уэга, кормивший его обедами и иногда ссужавший ему немного денег за хлопоты по выборам и по газетным и иным делам, бросил на несчастного такой свирепый взгляд, что Уэг едва под стол не свалился и не расплакался.
He looked piteously at my lord, who never spoke to him during dinner, and at the ladies, who disowned him.	Он жалобно посматривал то на милорда, который за весь обед не сказал ему ни единого слова, то на дам, которые, разумеется, отступились от него.
At last Becky herself took compassion upon him and tried to engage him in talk.	В конце концов сама Бекки сжалилась над ним и попыталась вовлечь его в разговор.
He was not asked to dinner again for six weeks; and Fiche, my lord's confidential man, to whom Wagg naturally paid a good deal of court, was instructed to tell him that if he ever dared to say a rude thing to Mrs. Crawley again, or make her the butt of his stupid jokes, Milor would put every one of his notes of hand into his lawyer's hands and sell him up without mercy.	После этого Уэга не приглашали обедать в течение шести недель; и Фичу, доверенному лицу милорда, за которым Уэг, конечно, усердно ухаживал, было приказано довести до его сведения, что если он еще раз посмеет сказать миссис Кроули какую-нибудь дерзость или сделать ее мишенью своих глупых шуток, то милорд передаст для взыскания все его векселя, и тогда пусть не ждет пощады.
Wagg wept before Fiche and implored his dear friend to intercede for him.	Уэг разрыдался и стал молить своего дорогого друга Фича о заступничестве.
He wrote a poem in favour of Mrs. R.	Он написал стихи в честь миссис Р.
C., which appeared in the very next number of the Harum-scarum Magazine, which he conducted.	К. и напечатал их в ближайшем номере журнала "Набор слов", который сам же издавал.