Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

A pale young man with feeble whiskers and a stiff white neckcloth came walking down the lane, en sandwich--having a lady, that is, on each arm.	Навстречу им по переулку шел какой-то бледный молодой человек с жиденькими бакенбардами, в накрахмаленном белом галстуке.
One was a tall and commanding middle-aged female, with features and a complexion similar to those of the clergyman of the Church of England by whose side she marched, and the other a stunted little woman with a dark face, ornamented by a fine new bonnet and white ribbons, and in a smart pelisse, with a rich gold watch in the midst of her person.	Шел он между двумя дамами, ведя их под руку. Одна из них была высокая, властного вида женщина средних лет, чертами и цветом лица похожая на англиканского пастора, рядом с которым она шествовала. А вторая -невзрачная, смуглолицая маленькая особа в красивой новой шляпке с белыми лентами, в изящной накидке и с золотыми часами на груди.
The gentleman, pinioned as he was by these two ladies, carried further a parasol, shawl, and basket, so that his arms were entirely engaged, and of course he was unable to touch his hat in acknowledgement of the curtsey with which Miss Mary Clapp greeted him.	Джентльмен, зажатый между этими двумя леди, тащил еще зонтик, шаль и корзиночку, так что руки у него были совершенно заняты, и он, конечно, не имел возможности сиять шляпу в ответ на реверанс, которым приветствовала его мисс Мэри Клеп.
He merely bowed his head in reply to her salutation, which the two ladies returned with a patronizing air, and at the same time looking severely at the individual in the blue coat and bamboo cane who accompanied Miss Polly.	Он только кивнул ей головой, и обе дамы в свою очередь с покровительственным видом ответили девушке, бросив в то же время строгий взгляд на субъекта в синем фраке и с бамбуковой тростью, сопровождавшего ее.
"Who's that?" asked the Major, amused by the group, and after he had made way for the three to pass up the lane.	– Кто это? – спросил майор, когда позабавившая его троица, которой он уступил дорогу, прошла мимо них по переулку.
Mary looked at him rather roguishly.	Мэри взглянула на него не без лукавства.
"That is our curate, the Reverend Mr. Binny (a twitch from Major Dobbin), and his sister Miss B.	– Это наш приходский священник, преподобный мистер Бинни (майора Доббина передернуло), и его сестра, мисс Бинни.
Lord bless us, how she did use to worret us at Sunday-school; and the other lady, the little one with a cast in her eye and the handsome watch, is Mrs. Binny--Miss Grits that was; her pa was a grocer, and kept the Little Original Gold Tea Pot in Kensington Gravel Pits.	Боже мой, как она пилила нас в воскресной школе! А другая леди - маленькая, косоглазая и с красивыми часами - это миссис Бинни, дочь мистера Гритса. Ее папенька был бакалейным торговцем и содержал в Кенсингтоне чайную под вывеской "Настоящий Золотой Чайник".
They were married last month, and are just come back from Margate.	Они поженились месяц тому назад и только что вернулись из Маргета.
She's five thousand pound to her fortune; but her and Miss B., who made the match, have quarrelled already."	У нее состояние в пять тысяч фунтов; по они с мисс Бинни уже ссорятся, хотя мисс Бинни сама их сосватала.
If the Major had twitched before, he started now, and slapped the bamboo on the ground with an emphasis which made Miss Clapp cry, "Law," and laugh too.	Если майор и перед тем нервничал, то теперь он вздрогнул и так выразительно стукнул своей бамбуковой тростью о землю, что мисс Клеп вскрикнула "ой!" и расхохоталась.

He stood for a moment, silent, with open mouth, looking after the retreating young couple, while Miss Mary told their history; but he did not hear beyond the announcement of the reverend gentleman's marriage; his head was swimming with felicity.	С минуту он стоял молча, с разинутым ртом, глядя вслед уходившей молодой чете, пока мисс Мэри рассказывала ему их историю; но он не слышал ничего, кроме упоминания о браке преподобного джентльмена, - голова у него кружилась от счастья.
After this rencontre he began to walk double quick towards the place of his destination--and yet they were too soon (for he was in a great tremor at the idea of a meeting for which he had been longing any time these ten years)--through the Brompton lanes, and entering at the little old portal in Kensington Garden wall.	После этой встречи он зашагал вдвое быстрее, -и все же ему показалось, что они чересчур скоро (ибо он трепетал при мысли о свидании, о котором мечтал в течение десяти лет) миновали бромптонские переулки и вошли в узкие старые ворота в стене Кенсингтонского сада.
"There they are," said Miss Polly, and she felt him again start back on her arm.	– Вон они, - сказала мисс Мэри и опять почувствовала, как Доббин вздрогнул, сжав ееру^ку.
She was a confidante at once of the whole business.	Она сразу сообразила, в чем тут дело.
She knew the story as well as if she had read it in one of her favourite novel-books--Fatherless Fanny, or the Scottish Chiefs.	Все ей стало так понятно, словно она прочла это в одном из любимых своих романов: "Сиротка Фанни" или "Шотландские вожди".
"Suppose you were to run on and tell her," the Major said.	– Бегите вперед и скажите ей, - попросил майор.
Polly ran forward, her yellow shawl streaming in the breeze.	И Мэри побежала так, что ее желтая шаль надулась на ветру, словно парус.
Old Sedley was seated on a bench, his handkerchief placed over his knees, prattling away, according to his wont, with some old story about old times to which Amelia had listened and awarded a patient smile many a time before.	Старик Седли сидел на скамье, разложив на коленях носовой платок, и, по своему обыкновению, рассказывал какую-то старую историю о давно прошедших временах, которой Эмилия уже много, много раз внимала с терпеливой улыбкой.
She could of late think of her own affairs, and smile or make other marks of recognition of her father's stories, scarcely hearing a word of the old man's tales.	За последнее время она научилась думать о своих собственных делах и улыбалась или как-нибудь иначе показывала, что следит за болтовней отца, не слыша почти ни слова из того, что он ей рассказывал.
As Mary came bouncing along, and Amelia caught sight of her, she started up from her bench.	Когда Мэри подбежала к ним, Эмилия, увидев ее, вскочила со скамьи.
Her first thought was that something had happened to Georgy, but the sight of the messenger's eager and happy face dissipated that fear in the timorous mother's bosom.	Первой ее мыслью было, что случилось что-нибудь с Джорджи, но вид оживленного и счастливого лица девушки рассеял страх в робком материнском сердце.
"News!	– Новости!
News!" cried the emissary of Major Dobbin.	Новости! – закричала вестница майора Доббина.
"He's come!	– Он приехал!
He's come!"	Приехал!
"Who is come?" said Emmy, still thinking of her son.	– Кто приехал? – спросила Эмми, все еще думая о сыне.

"Look there," answered Miss Clapp, turning round and pointing; in which direction Amelia looking, saw Dobbin's lean figure and long shadow stalking across the grass.	– Вон, посмотрите, - ответила мисс Клеп, повернувшись и указывая пальцем. Взглянув в ту сторону, Эмилия увидала тощую фигуру Доббина и его длинную тень, ползущую по траве.
Amelia started in her turn, blushed up, and, of course, began to cry.	Эмилия в свою очередь вздрогнула, залилась румянцем и, конечно, заплакала.
At all this simple little creature's fetes, the grandes eaux were accustomed to play.	Ведь grandes eaux {Версальские фонтаны (франц.).} непременно играли всякий раз, как в жизни этого бесхитростного создания случались праздники.
He looked at her--oh, how fondly--as she came running towards him, her hands before her, ready to give them to him.	Доббин смотрел на Эмилию - о, с какой любовью! – пока она бежала к нему, протягивая ему навстречу руки.
She wasn't changed.	Она не изменилась.
She was a little pale, a little stouter in figure.	Она была немного бледнее, чуть пополнела.
Her eyes were the same, the kind trustful eyes.	Глаза у нее остались прежними: нежные, доверчивые глаза.
There were scarce three lines of silver in her soft brown hair.	В мягких каштановых волосах были каких-нибудь две-три серебряных нити.
She gave him both her hands as she looked up flushing and smiling through her tears into his honest homely face.	Она подала майору обе руки, сквозь слезы, с улыбкой глядя на его честное, такое знакомое лицо.
He took the two little hands between his two and held them there.	Он взял обе ее ручки в свои и крепко держал их.
He was speechless for a moment.	С минуту он оставался безмолвным.
Why did he not take her in his arms and swear that he would never leave her?	Почему он не схватил ее в объятия и не поклялся, что не оставит ее никогда?
She must have yielded: she could not but have obeyed him.	Она, наверное, сдалась бы, она не могла бы противиться ему.
"I--I've another arrival to announce," he said after a pause.	– Мне... мне нужно сообщить вам, что я приехал не один, - сказал он после короткого молчания.
"Mrs. Dobbin?" Amelia said, making a movement back--why didn't he speak?	– Миссис Доббин? – спросила Эмилия, отодвигаясь от него. Почему он ничего ей не говорит?
"No," he said, letting her hands go:	– Нет! – произнес он, выпуская ее руки.
"Who has told you those lies?	– Кто передал вам эти выдумки?
I mean, your brother Jos came in the same ship with me, and is come home to make you all happy."	Я хотел сказать, что на одном корабле со мной прибыл ваш брат Джоз. Он вернулся домой, чтобы всех вас сделать счастливыми.
"Papa, Papa!" Emmy cried out, "here are news!	– Папа, папа! – закричала Эмилия. – Какие новости!
My brother is in England.	Брат в Англии!
He is come to take care of you.	Он приехал, чтобы позаботиться о тебе.

Here is Major Dobbin."	Здесь майор Доббин!
Mr. Sedley started up, shaking a great deal and gathering up his thoughts.	Мистер Седли вскочил на ноги, дрожа всем телом и стараясь собраться с мыслями.
Then he stepped forward and made an old-fashioned bow to the Major, whom he called Mr. Dobbin, and hoped his worthy father, Sir William, was quite well.	Затем он сделал шаг вперед и отвесил старомодный поклон майору, которого назвал мистером Доббином, выразив надежду, что его батюшка, сэр Уильям, в добром здоровье.
He proposed to call upon Sir William, who had done him the honour of a visit a short time ago.	Он все намеревается заехать к сэру Уильяму, который недавно оказал ему честь своим посещением.
Sir William had not called upon the old gentleman for eight years--it was that visit he was thinking of returning.	Сэр Уильям не навещал старого джентльмена уже целых восемь лет, - на этот-то визит и собирался ответить старик.
"He is very much shaken," Emmy whispered as Dobbin went up and cordially shook hands with the old man.	– Он очень сдал, - шепнула Эмми, когда Доббин подошел к нему и сердечно пожал ему руку.
Although he had such particular business in London that evening, the Major consented to forego it upon Mr. Sedley's invitation to him to come home and partake of tea.	Хотя у майора в этот день были неотложные дела в Лондоне, он согласился отложить их, когда мистер Седли пригласил его зайти к ним и выпить у них чашку чаю.
Amelia put her arm under that of her young friend with the yellow shawl and headed the party on their return homewards, so that Mr. Sedley fell to Dobbin's share.	Эмилия взяла под руку свою юную приятельницу в желтой шали и пошла вперед, так что на долю Доббина достался мистер Седли.
The old man walked very slowly and told a number of ancient histories about himself and his poor Bessy, his former prosperity, and his bankruptcy.	Старик шел очень медленно и все рассказывал о себе самом, о своей бедной Мэри, о прежнем их процветании и о своем банкротстве.
His thoughts, as is usual with failing old men, were quite in former times.	Его мысли были в далеком прошлом, как это всегда бывает с дряхлеющими стариками.
The present, with the exception of the one catastrophe which he felt, he knew little about.	О настоящем - если не считать недавно постигшего его удара - он почти не думал.
The Major was glad to let him talk on.	Майор охотно предоставил ему болтать.
His eyes were fixed upon the figure in front of him--the dear little figure always present to his imagination and in his prayers, and visiting his dreams wakeful or slumbering.	Взор его был устремлен на шедшую впереди фигуру - фигуру женщины, неизменно занимавшей его воображение, всегда поминавшейся в молитвах и витавшей перед ним в грезах во сне и наяву.
Amelia was very happy, smiling, and active all that evening, performing her duties as hostess of the little entertainment with the utmost grace and propriety, as Dobbin thought.	Эмилия весь этот вечер была очень весела и оживлена и выполняла свои обязанности хозяйки с изумительной грацией и благородством, как казалось Доббину.
His eyes followed her about as they sat in the twilight.	Он все время следил за ней взглядом.

How many a time had he longed for that moment and thought of her far away under hot winds and in weary marches, gentle and happy, kindly ministering to the wants of old age, and decorating poverty with sweet submission--as he saw her now.	Сколько раз он мечтал об этой минуте, думая об Эмилии вдали от нее, под знойными ветрами, во время утомительных переходов, представляя ее себе кроткой и счастливой, ласково исполняющей все желания стариков, украшающей их бедность своим безропотным подчинением, -такою, какою он видел ее сейчас.
I do not say that his taste was the highest, or that it is the duty of great intellects to be content with a bread-and-butter paradise, such as sufficed our simple old friend; but his desires were of this sort, whether for good or bad, and, with Amelia to help him, he was as ready to drink as many cups of tea as Doctor Johnson.	Я не хочу этим сказать, что у Доббина был особо возвышенный вкус или что люди большого ума обязаны довольствоваться простеньким счастьем, которое вполне удовлетворяло нашего невзыскательного старого друга, - во всяком случае, его желания, худо ли это или хорошо, не простирались дальше, в когда Эмилия угощала его, он готов был пить чай без конца - как в свое время доктор Джонсон.
Amelia seeing this propensity, laughingly encouraged it and looked exceedingly roguish as she administered to him cup after cup.	Подметив в Доббине такую склонность, Эмилия со смехом поощряла ее и поглядывала на майора с невыразимым лукавством, наливая ему чашку за чашкой.
It is true she did not know that the Major had had no dinner and that the cloth was laid for him at the Slaughters', and a plate laid thereon to mark that the table was retained, in that very box in which the Major and George had sat many a time carousing, when she was a child just come home from Miss Pinkerton's school.	Правда, она не знала, что майор еще не обедал и что у Слотера для него накрыт стол и поставлен прибор в знак того, что этот стол занят, - тот самый стол, за которым майор не раз бражничал с Джорджем, когда Эмилия была еще совсем девочкой и только что вышла из пансиона мисс Пинкертон.
The first thing Mrs. Osborne showed the Major was Georgy's miniature, for which she ran upstairs on her arrival at home.	Первое, что миссис Осборн показала майору, была миниатюра Джорджи, за которой она сбегала к себе наверх, как только они вернулись домой.
It was not half handsome enough of course for the boy, but wasn't it noble of him to think of bringing it to his mother?	Разумеется, на портрете мальчик совсем не такой красивый, как в жизни, но не благородно ли было с его стороны подумать о таком подарке для матери!
Whilst her papa was awake she did not talk much about Georgy.	Пока отец не заснул, Эмилия мало говорила о Джорджи.
To hear about Mr. Osborne and Russell Square was not agreeable to the old man, who very likely was unconscious that he had been living for some months past mainly on the bounty of his richer rival, and lost his temper if allusion was made to the other.	Слушать о мистере Осборне и Рассел-сквер было неприятно старику, по всей вероятности, не сознававшему, что последние несколько месяцев он существует только благодаря щедрости своего богатого соперника. Мистер Седли страшно раздражался, когда кто-нибудь хоть словом упоминал об его враге.
Dobbin told him all, and a little more perhaps than all, that had happened on board the Ramchunder, and exaggerated Jos's benevolent dispositions towards his father and resolution to make him comfortable in his old days.	Доббин рассказал старику все и даже, может быть, немного больше о том, что произошло на борту "Ремчандера", преувеличивая благие намерения Джоза насчет отца и его желание лелеять отцовскую старость.

The truth is that during the voyage the Major had impressed this duty most strongly upon his fellow-passenger and extorted promises from him that he would take charge of his sister and her child.	Дело в том, что во время плавания майор горячо внушал своему спутнику мысль о родственном долге и вырвал у него обещание позаботиться о сестре и ее ребенке.
He soothed Jos's irritation with regard to the bills which the old gentleman had drawn upon him, gave a laughing account of his own sufferings on the same score and of the famous consignment of wine with which the old man had favoured him, and brought Mr. Jos, who was by no means an ill-natured person when well-pleased and moderately flattered, to a very good state of feeling regarding his relatives in Europe.	Он развеял досаду Джоза, вызванную векселями, которые старый джентльмен выдал на него, смеясь, рассказал, что и сам попался, когда старик Седли прислал ему ту знаменитую партию скверного вина, и в конце концов привел Джоза, который был вовсе не злым человеком, когда ему говорили приятные вещи и умеренно льстили, в очень благодушное настроение по отношению к его родственникам.
And in fine I am ashamed to say that the Major stretched the truth so far as to tell old Mr. Sedley that it was mainly a desire to see his parent which brought Jos once more to Europe.	К стыду своему, я должен сказать, что майор далеко зашел в искажении истины: он сообщил старику Седли, будто Джоза снова привело в Европу главным образом желание повидаться с родителями.
At his accustomed hour Mr. Sedley began to doze in his chair, and then it was Amelia's opportunity to commence her conversation, which she did with great eagerness--it related exclusively to Georgy. She did not talk at all about her own sufferings at breaking from him, for indeed, this worthy woman, though she was half-killed by the separation from the child, yet thought it was very wicked in her to repine at losing him; but everything concerning him, his virtues, talents, and prospects, she poured out.	В обычный свой час мистер Седли задремал в кресле, и тогда пришел черед Эмилии вести разговор, что она и сделала с великой радостью. Беседа шла исключительно о Джорджи; Эмилия ни словом не обмолвилась о своих муках при расставании с сыном, ибо эта достойная женщина, хотя и сраженная почти насмерть разлукой с ребенком, продолжала считать, что очень дурно с ее стороны роптать на эту утрату. Но зато она высказала все, что касалось сына, его добродетелей, талантов и будущей карьеры.
She described his angelic beauty; narrated a hundred instances of his generosity and greatness of mind whilst living with her; how a Royal Duchess had stopped and admired him in Kensington Gardens; how splendidly he was cared for now, and how he had a groom and a pony; what quickness and cleverness he had, and what a prodigiously well-read and delightful person the Reverend Lawrence Veal was, George's master.	Она описала его ангельскую красоту, привела сотни примеров благородства и великодушия, проявленных Джорджи, когда он жил с нею; рассказала, как герцогиня королевской крови, залюбовавшись мальчиком, остановила его в Кенсингтонском саду; как замечательно ему сейчас живется; какие у него грум и пони; как он сообразителен и умен и какая необычайно образованная и восхитительная личность его преподобие Лоренс Вил, наставник Джорджа.
"He knows EVERYTHING," Amelia said.	– Он знает все! – заявила Эмилия.
"He has the most delightful parties.	– Он устраивает изумительные вечера.
You who are so learned yourself, and have read so much, and are so clever and accompli shed--don't shake your head and say no--HE always used to say you were--you will be charmed with Mr. Veal's parties.	Вы, такой образованный, такой начитанный, такой умный, - пожалуйста, не качайте головой и не отрицайте: он всегда так о вас отзывался, -вы будете просто очарованы, когда побываете на вечерах у мистера Вила.
The last Tuesday in every month.	Последний вторник каждого месяца.
He says there is no place in the bar or the senate that Georgy may not aspire to.	Он говорит, что нет такой должности в суде или в сенате, на которую не мог бы рассчитывать Джорджи.

Look here," and she went to the piano-drawer and drew out a theme of Georgy's composition.	Да вот, например, - с этими словами она подошла к фортепьяно и вынула из ящика сочинение, написанное Джорджи.
This great effort of genius, which is still in the possession of George's mother, is as follows:	Этот гениальный труд, до сих пор хранящийся у матери Джорджа, был такого содержания:
On Selfishness--Of all the vices which degrade the human character, Selfishness is the most odious and contemptible.	"О себялюбии. Из всех пороков, унижающих личность человека, себялюбие самый гнусный и презренный.
An undue love of Self leads to the most monstrous crimes and occasions the greatest misfortunes both in States and Families.	Чрезмерная любовь к самому себе ведет к самым чудовищным преступлениям и служит причиной величайших бедствий как в государственной жизни, так и в семейной.
As a selfish man will impoverish his family and often bring them to ruin, so a selfish king brings ruin on his people and often plunges them into war.	Подобно тому как себялюбивый человек обрекает на нищету свое семейство и часто доводит его до разорения, так и себялюбивый король разоряет свой народ и часто вовлекает его в войну.
Example: The selfishness of Achilles, as remarked by the poet Homer, occasioned a thousand woes to the Greeks--muri Achaiois alge etheke--(Hom.	Примеры: Себялюбие Ахилла, как отмечено у поэта Гомера, обрекло греков на тысячу бедствий: mori СAcaioiV algh eJhce {Ахеянам тысячи бедствий соделал (греч.).} (Гом.
Il.	Ил.
A. 2).	I, 2).
The selfishness of the late Napoleon Bonaparte occasioned innumerable wars in Europe and caused him to perish, himself, in a miserable island--that of Saint Helena in the Atlantic Ocean.	Себялюбие покойного Наполеона Бонапарта послужило причиной бесчисленных войн в Европе и привело его самого к гибели на жалком остропе: на острове Святой Елены в Атлантическом океане.
We see by these examples that we are not to consult our own interest and ambition, but that we are to consider the interests of others as well as our own.	Мы видим на этих примерах, что нам следует считаться не с одними собственными своими интересами и честолюбием, а принимать во внимание также интересы других людей.
George S. Osborne Athene House, 24 April, 1827	Джордж Осборн.Школа "Афины", 24 апреля 1827 года".
"Think of him writing such a hand, and quoting Greek too, at his age," the delighted mother said.	– Подумайте только, что за почерк! И в таком раннем возрасте уже цитирует греческих поэтов! – сказала восхищенная мать.
"Oh, William," she added, holding out her hand to the Major, "what a treasure Heaven has given me in that boy!	– О Уильям, - добавила она, протягивая руку майору, - каким сокровищем наградило меня небо в лице этого мальчика!
He is the comfort of my life--and he is the image of--of him that's gone!"	Он утешение моей жизни, и он так похож на... на того, кто ушел от нас!
"Ought I to be angry with her for being faithful to him?" William thought.	"Неужели я должен сердиться на нее за то, что она верна ему? – подумал Уильям.

"Ought I to be jealous of my friend in the grave, or hurt that such a heart as Amelia's can love only once and for ever?	– Неужели я должен ревновать к моему погибшему другу или огорчаться, что такое сердце, как у Эмилии, может любить только однажды и на всю жизнь?
Oh, George, George, how little you knew the prize you had, though."	О Джордж, Джордж, как плохо ты знал цену тому, чем ты обладал!"
This sentiment passed rapidly through William's mind as he was holding Amelia's hand, whilst the handkerchief was veiling her eyes.	Эти мысли пронеслись в голове Уильяма, пока он держал за руку Эмилию, закрывшую глаза платком.
"Dear friend," she said, pressing the hand which held hers, "how good, how kind you always have been to me!	– Дорогой друг, - произнесла она, пожимая ему руку. – Каким добрым, каким ласковым были вы всегда ко мне!
See! Papa is stirring.	Погодите, кажется, папа проснулся...
You will go and see Georgy tomorrow, won't you?"	Вы съездите завтра к Джорджи, повидаться с ним?
"Not to-morrow," said poor old Dobbin.	– Завтра не могу, - сказал бедняга Доббин.
"I have business."	– У меня есть дела.
He did not like to own that he had not as yet been to his parents' and his dear sister Anne--a remissness for which I am sure every well-regulated person will blame the Major.	Ему не хотелось признаться, что он еще не побывал у родителей и у своей дорогой сестрицы Энн, - упущение, за которое, как я уверен, каждый добропорядочный человек побранит майора.
And presently he took his leave, leaving his address behind him for Jos, against the latter's arrival.	И вскоре он откланялся, оставив свой адрес для передачи Джозу, когда тот приедет.
And so the first day was over, and he had seen her.	Итак, первый день был прожит, и Доббин повидался с нею.
When he got back to the Slaughters', the roast fowl was of course cold, in which condition he ate it for supper.	Когда он вернулся к Слотеру, жареная курица, разумеется, давно остыла, - такой и съел ее Доббин на ужин.
And knowing what early hours his family kept, and that it would be needless to disturb their slumbers at so late an hour, it is on record, that Major Dobbin treated himself to half-price at the Haymarket Theatre that evening, where let us hope he enjoyed himself.	Зная, что дома у них все ложатся рано, и не считая нужным нарушать покой родителей в столь поздний час, майор Доббин отправился в Хэймаркетский театр, куда явился с опозданием и где, как мы надеемся, приятно провел время.
CHAPTER LIX	ГЛАВА LIX
The Old Piano	Старое фортепьяно
The Major's visit left old John Sedley in a great state of agitation and excitement.	Визит майора поверг старого Джона Седли в сильнейшее волнение.
His daughter could not induce him to settle down to his customary occupations or amusements that night.	В тот вечер дочери не удалось усадить старика эа обычные занятия.
He passed the evening fumbling amongst his boxes and desks, untying his papers with trembling hands, and sorting and arranging them against Jos's arrival.	Он все рылся в своих ящиках и коробках, развязывая дрожащими руками пачки бумаг, сортируя и раскладывая их к приезду Джоза.

He had them in the greatest order--his tapes and his files, his receipts, and his letters with lawyers and correspondents; the documents relative to the wine project (which failed from a most unaccountable accident, after commencing with the most splendid prospects), the coal project (which only a want of capital prevented from becoming the most successful scheme ever put before the public), the patent saw-mills and sawdust consolidation project, &c., &c.	Они хранились у него в величайшем порядке: перевязанные и подшитые счета, переписка с поверенными и агентами, бумаги, относящиеся к Винному проекту (который не удался из-за какой-то необъяснимой случайности, хотя поначалу сулил блестящие перспективы); к Угольному проекту (только недостаток капиталов помешал ему стать одним из самых удачных предприятий, когда-либо предлагавшихся публике); к проекту Патентованной лесопилки с использованием древесных опилок и так далее, и так далее.
All night, until a very late hour, he passed in the preparation of these documents, trembling about from one room to another, with a quivering candle and shaky hands.	Весь долгий вечер он провел в подготовке этих документов, бродя неверными шагами из одной комнаты в другую с оплывающей свечой в дрожащей руке.
Here's the wine papers, here's the sawdust, here's the coals; here's my letters to Calcutta and Madras, and replies from Major Dobbin, C.B., and Mr. Joseph Sedley to the same.	– Вот винные бумаги, вот древесные опилки, вот угольные дела; вот мои письма в Калькутту и Мадрас и ответы на них майора Доббина, кавалера ордена Бани, и мистера Джозефа Седли.
"He shall find no irregularity about ME, Emmy," the old gentleman said.	У меня, Эмми, он не найдет никакого беспорядка! – говорил старик.
Emmy smiled.	Эмми улыбнулась.
"I don't think Jos will care about seeing those papers, Papa," she said.	– Я не думаю, чтобы Джозу захотелось рассматривать эти бумаги, папа, - сказала она.
"You don't know anything about business, my dear," answered the sire, shaking his head with an important air.	– Ты, моя милая, ничего не понимаешь в делах! – отвечал ее родитель, с важным видом покачивая головой.
And it must be confessed that on this point Emmy was very ignorant, and that is a pity some people are so knowing.	Надо сознаться, что в этом отношении Эмми и вправду была полнейшей невеждой; и очень жаль, что зато некоторые другие люди бывают слишком хорошо осведомлены.
All these twopenny documents arranged on a side table, old Sedley covered them carefully over with a clean bandanna handkerchief (one out of Major Dobbin's lot) and enjoined the maid and landlady of the house, in the most solemn way, not to disturb those papers, which were arranged for the arrival of Mr. Joseph Sedley the next morning,	Разложив все свои никчемные бумажки на столе, старик Седли аккуратно покрыл их чистым пестрым платком (одним из подарков майора Доббина) и строго наказал горничной и хозяйке не трогать этих бумаг, приготовленных к утру, к приезду мистера Джозефа Седли.
"Mr. Joseph Sedley of the Honourable East India Company's Bengal Civil Service."	– ...Мистера Джозефа Седли - чиновника бенгальской службы досточтимой Ост-Индской компании!
Amelia found him up very early the next morning, more eager, more hectic, and more shaky than ever.	На следующий день Эмилия застала отца на ногах с самого раннего утра, - он был еще слабее и еще больше возбужден, чем накануне.
"I didn't sleep much, Emmy, my dear," he said.	– Я плохо спал, дорогая моя Эмми! – сказал он.
"I was thinking of my poor Bessy.	– Все думал о бедной моей Мэри.

I wish she was alive, to ride in Jos's carriage once again.	Ах, если бы она была жива, могла бы опять покататься в экипаже Джоза!
She kept her own and became it very well."	У нее был свой собственный, и она была в нем очень хороша!
And his eyes filled with tears, which trickled down his furrowed old face.	И слезы выступили у него на глазах и заструились по морщинистому старческому лицу.
Amelia wiped them away, and smilingly kissed him, and tied the old man's neckcloth in a smart bow, and put his brooch into his best shirt frill, in which, in his Sunday suit of mourning, he sat from six o'clock in the morning awaiting the arrival of his son. However, when the postman made his appearance, the little party were put out of suspense by the receipt of a letter from Jos to his sister, who announced that he felt a little fatigued after his voyage, and should not be able to move on that day, but that he would leave Southampton early the next morning and be with his father and mother at evening. Amelia, as she read out the letter to her father, paused over the latter word; her brother, it was clear, did not know what had happened in the family. Nor could he, for the fact is that, though the Major rightly suspected that his travelling companion never would be got into motion in so short a space as twenty-four hours, and would find some excuse for delaying, yet Dobbin had not written to Jos to inform him of the calamity which had befallen the Sedley family, being occupied in talking with Amelia until long after post-hour.	Эмилия отерла их, с улыбкой поцеловала отца, завязала ему шейный платок нарядным бантом и вколола красивую булавку в жабо его лучшей рубашки. В этой рубашке и праздничной траурной паре старик и сидел с шести часов утра в ожидании приезда сына.
There are some splendid tailors' shops in the High Street of Southampton, in the fine plate-glass windows of which hang gorgeous waistcoats of all sorts, of silk and velvet, and gold and crimson, and pictures of the last new fashions, in which those wonderful gentlemen with quizzing glasses, and holding on to little boys with the exceeding large eyes and curly hair, ogle ladies in riding habits prancing by the Statue of Achilles at Apsley House.	На главной улице Саутгемптона есть несколько великолепных портновских мастерских, где в прекрасных зеркальных витринах висят всевозможные роскошные жилеты - шелковые и бархатные, золотые и пунцовые, и выставлены модные картинки, на которых изумительные джентльмены с моноклями ведут за руку кудрявых маленьких мальчиков с непомерно большими глазами и подмигивают дамам в амазонках, скачущим на конях мимо статуи Ахиллеса у Эпсли-Хауса.

Jos, although provided with some of the most splendid vests that Calcutta could furnish, thought he could not go to town until he was supplied with one or two of these garments, and selected a crimson satin, embroidered with gold butterflies, and a black and red velvet tartan with white stripes and a rolling collar, with which, and a rich blue satin stock and a gold pin, consisting of a five-barred gate with a horseman in pink enamel jumping over it, he thought he might make his entry into London with some dignity.	Хотя Джоз и запасся несколькими роскошными жилетами - лучшими, какие можно было найти в Калькутте, - однако он решил, что для столицы этого мало, и потому выбрал себе еще два: малиновый атласный, вышитый золотыми бабочками, и черно-красный из бархатного тартана с белыми полосками и отложным воротником. Прибавив к ним еще и пышный атласный синий галстук с золотой булавкой, изображавшей барьер о пяти перекладинах, через который прыгал всадник из розовой эмали, Джоз счел, что теперь он может совершить свой въезд в Лондон с известным достоинством.
For Jos's former shyness and blundering blushing timidity had given way to a more candid and courageous self-assertion of his worth.	Прежняя застенчивость Джоза, заставлявшая его вечно краснеть и заикаться, уступила место более откровенному и смелому утверждению своей значительности.
"I don't care about owning it," Waterloo Sedley would say to his friends, "I am a dressy man"; and though rather uneasy if the ladies looked at him at the Government House balls, and though he blushed and turned away alarmed under their glances, it was chiefly from a dread lest they should make love to him that he avoided them, being averse to marriage altogether.	– Скажу без обиняков, - говаривал герой Ватерлоо своим друзьям, - люблю хорошо одеваться. И хотя он чувствовал себя неловко, когда дамы рассматривали его на балах в губернаторском доме, и краснел и смущенно отворачивался под их взорами, однако он избегал женщин, главным образом, из боязни, как бы они не стали объясняться ему в любви, - ибо он питал отвращение к браку.
But there was no such swell in Calcutta as Waterloo Sedley, I have heard say, and he had the handsomest turn-out, gave the best bachelor dinners, and had the finest plate in the whole place.	Но я слышал, что во всей Калькутте не встречалось другого такого франта, как Седли Ватерлооский: у него был самый красивый выезд, он устраивал самые лучшие холостые обеды и обладал самым роскошным серебром во всем городе.
To make these waistcoats for a man of his size and dignity took at least a day, part of which he employed in hiring a servant to wait upon him and his native and in instructing the agent who cleared his baggage, his boxes, his books, which he never read, his chests of mangoes, chutney, and curry-powders, his shawls for presents to people whom he didn't know as yet, and the rest of his Persicos apparatus.	Чтобы сшить жилеты для человека такого роста и сложения, понадобится целый день, и часть этого времени Джоз употребил на наем слуги для обслуживания как себя, так и своего туземца и на отдачу распоряжений агенту, получавшему в таможне его багаж: сундуки, книги, которых Джоз не читал, ящики с манго, индийскими пикулями и порошками карри, шали, предназначенные для подарка дамам, с которыми он еще не был знаком, и весь прочий его persicos apparatus {Персидская роскошь (лат.).}.