Ящер

Однако, мой привычный режим “впрягся и до упора, пока ноги носят” вообще с их режимом “хочу-кушать-пить-писать-читать-играть-гулять” не сочетался.

Приходилось постоянно отвлекаться, и это дико раздражало.

Даже с учетом того, что большую часть дочиных хотелок брал на себя сын, внезапно переставший быть капризным нюней, как поначалу.

И не Ванька с Ленкой раздражали, а по-большей части то, что я к обеспечению их потребностей в полном объеме оказался ни черта не готов.

Когда они были мелкими совсем, я любил с ними проводить время, возиться часами в выходные и вечерами и с коляской покататься по району было не влом.

Потом этого самого времени становилось все меньше, работать приходилось все больше, чтобы Карина и ее родоки перестали мозг жрать.

Но приводило все к обратному результату, недовольное ворчание жены стало ежедневными скандалами из-за которых идти домой хотелось все меньше.

Выходные и праздники с обязательным посещением тестя с тещей вообще стали казаться адским испытанием, и я с радостью себя их лишал по любому рабочему поводу, собственно выискивал их.

После развода ничего не поменялось — из каждого нашего с Кариной пересечения и даже телефонного разговора она умудрялась устроить сцену, вот как-то само собой и выходило, что максимально избегая пересекаться с ней, я все реже видел и детей, которых она стремилась использовать как повод в очередной раз указать мне какое я чмо и говно.

Прекрасно знаю о себе правду — я проявил малодушие и реально некоторое время кайфовал от того, что могу пожить без ежевечернего мозго*бства, позволяя не думать в эти моменты о своих детях.

Моменты сложились в дни-недели-месяцы, и вот я перед фактом, что почти не знаю каково это — жить вместе с Ванькой и Ленкой в ежедневном быту.

А Лиза, на которую я сходу свалил все это, от чего офигевал сейчас, ушла.

Лиза.

Ушла.

Бесит и болит.

И снова бесит.

Она бесит, уход ее бесит своим фактом.

Настолько, что постоянно затмевается в башке осознание причины.

Алой, режущей разум, дергающей хуже любой адской зубной боли, надписью во все сознание мерцало — “ушла-ушла-ушла”.

Потому что я тупорез, который, как выяснилось, не имеет опыта еще и в нормальных семейных отношениях.

А еще и эгоистичная скотина, чего уж скромничать.

С Кариной мы встречались год до свадьбы.

Молодые были, постоянно киношки-кафешки, посиделки с друзьями, жизнь ключом до рождения Ваньки.

Потом, само собой, стало все сходить на нет.

У меня работа в ментовке еще тогда — не сахар, у нее — мелкий, зубы, пеленки, болячки, потом и Ленка.

Я старался быть в этом всем, честно, но очень быстро началось то самое “достало жить на твои копейки” зудение, которое будто стало эдаким водоразделом, что пролег между нами и стал разводить все дальше друг от друга.

А когда я поддался и бросил любимую работу, то словно что-то окончательно сломалось.

У меня к ней.

И как выяснилось позже, у нее ко мне еще раньше.

Но в любом случае, все не трах-бах же происходило.

А Лизкой меня как подхватило, что вижу ее — и кукуха отъезжает, так в голове у меня все и выстроилось вполне логично.

И женщина у меня опять будет любимая, хоть уже и не думал, что могу опять полыхать, жизнь же вроде научила.

И бизнес по-новой, и дети со мной, все в шоколаде, короче.

У меня.

Но что-то пошло не так.

И самое главное — я знал что, но признавать это перед самим собой бесило.

У себя в голове я всем: и Лизе, и детям отвел нужные мне роли, построил план, как в бизнесе.

А того форс-мажора, что они все у меня человеки со своими эмоциями, не учел.

Точнее понимал, что они есть, но думал — можно подождать с утрясанием вопросов с чувствами до удобного мне момента, потому как все обязаны понимать — я сейчас занимаюсь самым главным — обеспечением нашего общего благосостояния.

— Пап, а давай мы творог купим и сырников со сметаной и вареньем поедим?

Я очень-очень хочу!

— повернулась ко мне Ленка с пачкой белой зернистой фигни в руке, и я перехватил осуждающий взгляд какой-то проходящей мимо мамаши.

И чего так пялиться?

Ну не получилось у меня Ленке косу заплести, и вышло на голове у нее нечто авангардное, но в глаза же не лезет и нормально.

А пятна на одежде, так это же дети, я в их возрасте на черта похожий домой приходил.

— Для сырников не только творог нужен, балда, — возразил сын.

— Я видел, как бабуля их готовила и еще много чего туда сыпала.

Думаешь, папа знает что, и у него на такую фигню время есть?

Они переглянулись, тяжко вздохнули, и Лена собралась положить пачку творога на место, но я ее остановил.

— Давай сюда, Ленок.

Попробую я вам сырники организовать.

— Ура!

А как?

Как-как… А вот так.

Можно, конечно, сбрехать, что наступлю себе на горло, но это не так.

По чесноку это называется — найду повод и буду пытаться нагло манипулировать.

Что-то быстро я сам себе начинаю свою же бывшую напоминать, не стремающуюся использовать детей в своих коварных целях.

— Так, идемте еще конфеты к чаю выберем и цветов купим, и поедем добывать вам сырники, — велел я мелким.

Решился — так вперед, заднюю нечего включать.

Уже на подъезде к дому Ерохиной Ленка опознала местность.

— Пап, а мы к Лизе домой приехали?

— немного робко, но с явной затаенной надеждой спросила она.

— Ну вы же сами сказали, что ее мама годные сырники готовит.

— Ура-а-а!

— уже в полный голос заликовала Лена.

Я глянул в зеркало заднего вида и на Ваньку.

В день ухода Лизы дочь откровенно расстроилась, обнаружив, что мы теперь сами по себе.

Сын же никак своей радости или ее отсутствия не выдал.

Сейчас тоже сидел и вроде бы безразлично пялился в окно.

— Вань, ты же не против?

— спросил его.

— Чего?

— Ты не против, что мы едем напрашиваться в гости к Лизиной матери на сырники?

— да-да, конечно, именно о сырниках все мои мысли, и сердце от предвкушения творожной фигни с изюмом так в груди молотит.

— Ну Ленка же их хочет, — пожал он с уже совершенно деланным безразличием плечами и снова уставился в окно.