Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды

А потом по два дня пьёт, переживает, отойти не может от своих выдумок. И, конечно, Бронька всё сочиняет. Снимает, как выразился бы Кастанеда, психологический стресс от подвига, который хотел совершить, да не подвернулся случай.

Проблема только в том, что это не стресс, а правда. Бронька стрелял в Гитлера. И промахнулся. Так же, как Калисто Муни освободил свой народ. Это жизнь, более реальная, чем сама жизнь, – момент истинного бытия Броньки и его слушателей.

Рассказ Броньки Пупкова – инструмент вызова вертикального времени, которое переворачивает мир с ног на голову. Это греческая мистерия, в которой выверены паузы, акценты, время и место действия. «Театр» Броньки – это высокоточный механизм, построенный со знанием законов человеческих реакций и душевных движений, открытых им опытным путём.

Читатели Кастанеды знают о «сталкинге» – искусстве изменения положения точки сборки, основанном на самонаблюдении. Однажды дон Хуан делает Карлосу странное предложение. Он предлагает ему практиковаться в этом искусстве, рассказывая о себе небылицы.

Я неоднократно пробовал себя в этой роли, однако смысла затеи уловить не смог. Ведь груз несделанного заставляет тебя быть тем, кто ты есть. Для того чтобы такие истории работали, ты прежде всего должен освободиться от этого груза.

Фантазия становится частью истории только тогда, когда ты подкрепляешь её делом. Ты должен фактически выйти к людям и честно рассказать им о том, что ты стрелял в Гитлера, или же о том, что Калисто Муни освободил свой народ. И ты должен стоять на своём до конца. И если нужно, отдать жизнь за эту правду. Если же играть с такими вещами в воображении или же просто путать собеседников с целью посмеяться над ними и подкрепить уверенность в том, что ты – великий воин, идущий по стопам дона Хуана, то сила твоего рассказа рассеивается и исчезает, словно мираж в пустыне.

Чтобы вы случайно не подумали, будто нисхождение духа – это какая-то интеллектуально-психологическая игра, я приведу ещё один пример. У моей жены Тани была собачка – милый пуделёк по имени Десси. Таня очень её любила и всегда волновалось, чтобы с Десси всё было в порядке. Летом они подолгу жили в деревне, рядом с которой на бывшем колхозном лугу паслась скотина.

Любимым развлечением Десси было гонять коз. Её в высокой траве не видно, но лает она громко, а глупые козы, не понимая, что это за напасть такая, разбегаются в стороны. Таня очень боялась, что козы растопчут Десси, частенько ругала и наказывала её, но та всё равно раньше или позже «срывалась» и принималась за старое.

Но однажды Десси решила напугать пасшегося на лугу бычка. Таня не успела остановить её. Бычок, стоявший рядом с тем местом, где они шли, не испугался пёсика, который бросился на него с лаем. Лягнув ногой, он ударил Десси копытом по голове.

В этот момент произошло нечто поистине странное. Таня увидела две версии реальности. В одной из версий у Десси раскололся череп, и она погибла. В другой они обе – и собака, и человек – просто громко орали. Обе версии существовали в течение одного долгого мига. Моя жена сделала усилие, чтобы отменить ту версию, где пёсик погиб, и перейти в ту, где Десси осталась жива.

Испуг моей жены, её искренняя забота о собаке сработали так же, как история мага-рассказчика и его поворот шляпы. Снизойдя, дух предложил ей выбор. И она выбрала. И после этого Десси прожила ещё много лет, и никакого следа от удара на её голове никто не видел.

Как видите, маги-рассказчики встречаются не только в Мексике. Перенесясь в нашу страну, мы найдём тут ещё несколько примеров несуществующих событий, которые существуют.

Есть авторы постсоветского периода – Виктор Суворов (Владимир Резун, повесть «Ледокол»), Анатолий Фоменко («Новая хронология»), Алексей Кунгуров (Челябинск, цикл фильмов «Искажение истории»), – которые пересматривают историю. В своих сочинениях они подвергли сомнению общепринятые исторические факты, дали иные толкования мотивам политических фигур, расположили события в другом порядке. Они начисто отвергли некоторые факты, считая их заказной политической фальсификацией, и ввели предположения о существовании неизвестных, но логически необходимых фактов.

Намерение авторов этих попыток – не важно, понимают они это или нет – не в том, чтобы заменить «ложные» факты на «истинные». Факт – это просто факт. Цветок растёт, облако летит по небу. Или вот показательный факт из военной истории, который в «Беседах о мышлении» приводит М.К. Мамардашвили:

«Приведу вам исторический пример, о котором тоже можно бесконечно спорить… пример Варшавского восстания 1944 года, когда Советская армия стояла в нескольких километрах на другом берегу Вислы и наблюдала, как это восстание подавлялось и как уничтожали восставших»

[16] .

16

Мамардашвили М. Беседы о мышлении (1986–1987). Беседа 12, аудиозапись.

Есть факт стояния армии и её бездействия. Есть факт того, что в армии знают о восстании. А есть добавка к этим фактам – наше отношение к ним, наши предположения о причинах. Эта добавка склеена с фактом, и мы не можем смотреть на факт прямо, без этой призмы.

«Можно бесконечно спорить о смысле этого события, потому что есть взаимосплетения русско-польских счетов как минимум трёхсотлетней давности, в которых распределены определённым образом все формы вины, все заслуги… и счёты уходят в бесконечность эмпирических фактов.

… а я тем не менее утверждаю, что смысл того, что произошло, один, абсолютен, закончен и завершён, так же как смысл того, что произошло в 1937 году. …тот, кто живёт в этом завершённом смысле, – один человек, и он развивается определённым образом, а тот, кто не живёт в этом смысле, находится в другом пространстве» [17] .

17

Там же.

Нельзя говорить, что факт истинен или ложен. Факт и человек с его отношением к факту склеились и образовали нечто, отличающееся от факта как такового. Автор-историк не может расклеить пару человек-факт со стороны человека. Он же не видит своего читателя прямо, не может поговорить с ним без посредства книги.

Однако он может расклеить эту пару со стороны факта, убрав или изменив его. Если он делает это аргументированно, то опора уходит из-под ног читателя. И читатель попадает в поле, где существуют смыслы фактов, где есть законы, которые вертят фактами и создают их. Только в этом вневременном поле, которое есть некий срез посюсторонней жизни, существуют «истина» и «ложь».

И тогда между фактами, словно в узкой щёлочке между досок сплошного забора, мы видим что-то, что сразу понять не можем. Оно не есть факт, не есть событие, объект, представление или что-либо ещё, на что можно было бы указать пальцем, раз и навсегда опереться сознанием. Только через разрыв непрерывной цепи наглядных фактов или же через разрыв устоявшихся отношений к ним можно попасть в это поле. На языке Кастанеды это звучало бы так:

«Намерение, стоящее за попытками пересмотра истории, возникает от того, что человек не доволен жёсткой фиксацией точки сборки. Он пытается пошатнуть основы веры в то, что мир таков, каков он есть. И то, что делают эти авторы, они делают лишь для самих себя. Эти люди эгоистичны, но не в том смысле, в каком мы привыкли понимать это слово. Просто вера в само собой разумеющийся порядок вещей, пошатнуть которую они ощущают призвание, находится внутри них самих. Это их путь к остановке мира».

Истина открывается нам не тогда, когда мы в пику школьным учителям уверуем, что татаро-монгольского ига никогда не было. Или в то, что 200 лет назад была ядерная война. Она открывается тогда, когда факты перестают быть самодовлеющими единицами. Когда они становятся тем, чем были всегда, – производными нашей воли, нашей внутренней силы. «Ложки нет», – говорит буддийский мальчик из «Матрицы». И ложка гнётся в его неподвижной руке.

Повторяю – это не фантазирование. Луч продуктивного воображения человека сталкивается с объектом. Тогда образуются пары, и на обоих концах связующей нити возникает изменение. И человек узнаёт, что сам конструирует мир фактов.