Юбер аллес (бета-версия)

– Здравствуйте, Лев Фредерикович, извините, что сразу не поздоровался, - нашёлся он, слегка кланяясь старичку.

Старичок чуть не взлетел в воздух - так энергично замахал он руками.

– Нет, ну что вы, ну какие извинения! Я так... я просто... подошёл, можно сказать... вы же человек деловой, у вас каждая минутка расписана, а мы тут с боку припёка...

– Голос разума негромок, но его невозможно заставить замолчать. Это сказал великий Фройд...
– донеслось до Власова очередное лихачёвское высказывание.

На слове "Фройд" старикан поперхнулся и громко икнул. Власов мысленно пожелал ему подавиться.

– Вы, Мюрат Александрович, не слышали насчёт сегодняшнего?

– продолжал старичок.
– Говорят, что Фрау-то перед отъездом...

– Да, слышал, - буркнул Гельман с таким видом, как будто его собеседник ляпнул что-то не вполне приличное.
– Извините, Лев Фредерикович, у меня разговор...

Лихачёв тем временем справился с кашлем и начал было цитировать Гёте, но сбился в цитате и снова закашлялся, на сей раз довольно-таки ненатурально. Власов решил, что академик просто забыл слова.

– Так вы, значит, не слышали, - нёс своё словоохотливый старикан, - сегодня Фрау даёт прощальный ужин, перед самым отъездом, значит... в самом Фонде и накроют...

Гельман посмотрел на Льва Фредериковича как солдат на вошь - с бессильной злобой.

Старичок, как назло, в этот момент вытянул шею, пытаясь рассмотреть своего обожаемого кумира, который как раз повысил голос и вещал что-то о единстве цивилизованного мира.

– Так мы идём?
– почти невежливо спросил Гельман, явно намереваясь как можно скорее отцепиться от слишком словоохотливого Льва Фредериковича.

Власов чуть было не ответил "да", но почему-то заколебался.

Лев Фредерикович тем временем сделал полшажка в сторону книжной полки и потянулся за какой-то книжкой. Книжка была высоко, маленький старичок не мог её достать.

Власов невольно перевёл взгляд на забавного человечка и вздрогнул. Скрюченные старческие пальцы на мгновение сложились вполне определённым образом.

Это был старый условный жест Управления, не использующийся уже лет тридцать. Власов сталкивался с ним, когда по служебным надобностям изучал документы, связанные с Фолшпилем. Насколько он помнил этот знак, он означал "нет".

Раздумывать было некогда.

– Знаете, я только что вспомнил, - сказал Фридрих, - у меня ещё остались кое-какие дела в городе. Извините, но я вынужден...

Гельман взялся за дужку своих роскошным тёмных очков, как будто собирался их снять, но передумал.

– Я запамятовал, - сказал он голосом, в котором не слышалось даже намёка на извинение или сожаление, - сегодня в помещении Фонда проводится нечто вроде прощального ужина с Фрау. Мероприятие скорее кулуарное, но...
– он ловким жестом извлёк из кармана сложенную вдвое плотную бумагу.
– Адрес здесь. Там и поговорим. Извините, у меня тоже дела, не прощаюсь, до встречи, - последнее он произносил уже на ходу, скрываясь где-то за полками.

В этот момент раздались аплодисменты: похоже, Лихачёв закончил свою речь.

Власов обернулся, рассчитывая застать хотя бы Льва Фредериковича, но увидел только его спину: странному старикану что-то срочно понадобилось в глубине магазина.

Фридрих вздохнул и пошёл к кассе. Книжку Лихачёва всё-таки следовало купить.

Как выяснилось, он чуть было не упустил момент. Ему достался последний экземпляр, с некрасивой вмятиной на обложке и торчащей из корешка длинной, твёрдой от клея, ниткой.

Власов всё-таки взял его: в конце концов, это сувенир. Он будет неплохо смотреться на полке его кабинета на Принц-Альберхтштрассе, где-нибудь среди польских антидойчских брошюр и зелёных книжечек с призывами к истреблению мунафиков и кафиров.

Kapitel 33. Тот же день, около полудня. Санкт-Петербург, Дворцовая площадь - ул. Колчака, 9.

Власов медленно шёл по Дворцовой площади. В руке мешался зелёный пакет из книжного магазина, с пресловутым сочинением академика.

Капризное буржское небо неожиданно развиднелось. Вместо обычной серой хмари открылась холодная голубизна, в которой не ощущалось ничего воздушного - она была блестящей и гладкой, пресловутая "небесная твердь". Впечатление было такое, как будто город накрыли огромным выпуклым стеклом.

Площадь была почти пуста, что подчёркивало её размеры. Колонна с ангелом наверху была покрыта лёгкой изморозью.

Слева Власов мог бы видеть желтый фасад бывшего Генерального штаба, справа - зелёные стены знаменитого дворца. Но ему не хотелось смотреть по сторонам.

Фридрих поднял голову. Чёрный ангел с печальным лицом стоял высоко в твёрдом небе, отчаянно сжимая в руках тонкий бесполезный крест.

Власову сначала пришла на ум хофмановская сказка, читанная в детстве, в которой студент, ставший жертвой злых чар, оказался пленником хрустальной склянки. Потом откуда-то из глубин памяти пришла строчка Тракля: "Im blauen Kristall wohnt der Mensch": "В голубом хрустале живёт человек". Но здесь было другое: ангел не был ни пленником, ни вольным жителем вышней тверди, а её частью - чем-то вроде детали механизма, вращающего свод небес.

Фридих с усилием отогнал невесть откуда взявшееся романтическое настроение и сосредоточился на насущных делах.

С одной стороны, поездка складывалась как-то чересчур успешно. Только-только сунувшись в логово ультрагерманистов - которых Фридрих представлял себе людьми осторожными и недоверчивыми - он уже получил приглашение на мероприятие с Фрау. Более того, ему недвусмысленно дали понять, что это последняя возможность пообщаться с госпожой Рифеншталь перед её отъездом на Запад. Из этого следовало только одно: его ждали. Не его лично, Фридриха Власова, а кого-то, кто... Кто? В какой роли должен был появиться человек, которому оказывают подобные знаки внимания? И что означала вся эта игра между Гельманом и непонятным старичком? Кто таков этот шустрый Лев Фредерикович? Не исключено, что Лев Фредерикович не так-то прост. С запоздалым раскаянием он вспомнил, как мысленно обматывал старикашку поясом со взрывчаткой. Нет, такой в самоубийцы не полезет - для этого есть другие...

Откуда-то из-за Александрийской колонны появилась группа молодых людей - человек десять, не меньше. Власов пропустил бы компанию мимо глаз, но что-то привлекло его внимание. Присмотревшись, он отметил, что компания одета, во-первых, не по сезону - в ярко-красные спортивные костюмы, и, во-вторых, одинаково: костюмы были на всех одного цвета. К странноватому виду прибавлялось соответствующее поведение и рисунок движений. Власову понадобилось секунды две, чтобы понять - эти ребята чего-то боятся или решились на что-то опасное. Кстати вспомнилось, как он только что думал о террористах-смертниках. А что, вполне возможно. Вот только что они собираются взрывать? Александрийскую колонну?