Юлий Ким

Оба

Джан, джан, джан, Джан, джан, джан. Кто желает в Израиль — Мы в Биробиджан. Джан, джан, джан, Джан, джан, джан, Можно ехать в Израиль Через Магадан!

Ося

А скажи, дорогой. Спой под звон гитары. Как живут у тебя Крымские татары?

Леня

Хорошо они живут. Не прошел я мимо: От всего освободил, В том числе от Крыма.

Ося

Молодец. Но скажи. Объясни народу: Говорят, ты задушил Чешскую свободу?

Леня

Никого я не душил, Я, товарищ Сталин, Руку другу протянул И при нем оставил.

Оба

Джан, джан, джан, Джан, джан, джан, Дунем, плюнем, переплюнем Штаты и Джалан. Джан, джан, джан, Джан, джан, джан, Ждал вчера Софи Лорен — Пришел Чойбалсан.

Ося

Дорогой Леонид, Ты красив и светел. Но почему я мой портрет Нигде не заметил?

Леня

Генацвале, извини. Дорогой кацо. Но бумага вся пошла На мое лицо. На котором бровочки. Что твои усы, Но на высшем уровне Общей красоты!

Оба

Джан, джан, джан. Ван, ту, фри! — Леня-джан! — Ося-джан! — И не говори! Джан, джан, джан. Чок, чок, чок! Не пойдем в баклажан — Пойдем в кабачок!

В стороне на все это смотрят Начальник и его Помощник.

Ты наша Родина, Россия-мать! Свободна вроде бы. Да как сказать. Вон место Лобное У красных стен Свободно словно бы, А вот и хрен!

Начальник.

Ну-ка, ну-ка, еще раз этот кусочек.

Илья и Вадим

Джан, джан. джан. Джан, джан, джан. Ждал вчера Брижит Бардо — Пришел Микоян. Стаканы нолили. Но что за бред: Налить позволили. А пить — так нет! Но мы-то с вами-то, Такая вещь: Уж если налито — О чем же речь?

Начальник

Ну-ка, ну-ка, еще разок.

Илья и Вадим

Джан, джан, джан, Джан, джан, джан. Ждал вчера Буковского — Пришел Корвалан. Ой, мать-владычица! Ой, пожалей; Уж как не хочется Сажать людей. Травить, преследовать. Тюрьмой грозя! Но как без этого? Никак нельзя!

НАШ ЭКСПОРТ

Илья

Взял я водочки на грудь и портвею. Огурцом заел, занюхал геранью, И в Генеральную пошел Ассамблею И с трибуны обратился к собранью. «До чего ж, говорю, «Би-би-си» и «Свобода» Разоврались, говорю, прям стыдоба: Будто с нас, кроме газу и лесу. Никакого больше нет интересу! Отвечаю словоблудам поганым. Соблюдая этикет и манеру: Что ж вы, гады, за своим чистоганом Позабыли про культурную сферу? Это Сталин был зажимщик и деспот: Никого не выпускал безвозвратно. А мы вон какой устроили экспорт: Высший сорт, и абсолютно бесплатно! Как шепнут, бывало, верные люди. Что, мол, любят Ростроповича Штаты, — Ладно, пусть мы потеряем в валюте. Принимай нашу Слешу, ребяты! А кто играет за Париж и за Цюрих? Боря с Витей — ленинградская школа! А кто за всех американцев танцует? — Бывший Мишка из ЦК комсомола! А что касается поэзии-прозы, — Мы же тоннами их вам поставляем! Я вам честно говорю: это слезы, Что себе мы на развод оставляем. А Солженицына-то как вывозили? «Не хочу, — грит, — никуда из России!» И пришлось его с душевною болью Всем конвоем волочить к Генрих Беллю! И актеров с режиссерами — нате! И живописцев с фигуристами — битте! И умоляю вас — ни слова о плате! Ну разве парочку агентов — верните. Вот с компьютерами — да, дело плохо. Нет на вывоз ни хрена, скажем честно. Ну, а э т о г о добра у нас много! И куда его девать — неизвестно.

МОНОЛОГ СВИДЕТЕЛЬНИЦЫ НА СУДЕ НАД ДИССИДЕНТАМИ-ДЕМОНСТРАНТАМИ

Свидетельница (средних лет)

Я не была на площади. Но прессу я прочла, И что это за молодчики. Отлично поняла. Французским мылом моются. Турецкий кофий пьют, На все чужое молятся. На все свое плюют. С семнадцатого года Живем в кругу врага. Пускай живем фигово — Орать-то на фига? Они ж там ждут и просят, А эти — тут как тут: Всю нашу грязь выносят. Извольте, вери гуд! Вот вам наш бардак отъявленный! Вот вам сизый наш алкаш! Вот вам наш Байкал затравленный! Вот вам женский трикотаж! Вот наши сотни-тысячи В трубу ни за пятак! Да что же вы мне тычете. Что знаю я и так?! Но я же не кричу же! Молчу же я! Хотя Я вас ничем не хуже. Но вот молчу же я! Аж даже неудобно: Ведь взрослые, гляжу. Да я в говне утопну И слова не скажу! А эти лбы здоровые — Так нет, подайте им Условия особые! Вот щас и подадим.

ОДНАЖДЫ МИХАЙЛОВ… (Очерки)

Шекспировские страсти в 1968 году

Однажды солнечным весенним днем в Москве у Никитских ворот Михайлов был окликнут. Оглянувшись, он увидел Петра Фоменко — человека невероятного. Коротко о нем не расскажешь. Кто-то назвал его Мейерхольдом нашего времени. Так и оставим. Небось он не станет возражать.

Жизненный путь его был извилист по рисунку и прям по вектору. То есть все зигзаги стягивались в одно неуклонное русло событий: служение театру. И в начале поприща, когда Петр Наумыч именовался запросто Петей, занесло его ненадолго в Московский пединститут, куда поступил однажды и Михайлов — желторотый провинциал, взиравший на институтских мэтров с восторгом, доходившим почти до раболепия.

Привезя с собой в столицу десятка два стихов, Михайлов постучался с ними в институтское литобъединение, где царили Визбор и Ряшенцев. Настал день посвящения в члены. Мэтры и дебютанты собрались в аудитории; Михайлов трясся в своем уголку, как вдруг все оживилось и просияло: вошел Фоменко. И хотя одет он был безусловно по правилам XX века, Михайлов всю жизнь утверждал: он вошел, вдохновенный, в крылатке. Так он вошел. Здороваясь, обвел компанию синими своими глазками, вмиг угадал состояние Михайлова, подошел, приобнял за плечи и сказал, дружеским жестом обведя собравшихся:

— Ты их не бойся. Против тебя они все говно.

Мэтры заржали, а Михайлов ободрился.

Впоследствии их знакомство превратилось в пожизненную дружбу, хотя после института виделись они не часто.

Но вот весной 1968 года на углу Герцена и Тверского бульвара невероятный человек Фоменко сделал Михайлову невероятное предложение: написать для комедии Шекспира «Как вам это понравится» сколько угодно вокальных сцен и номеров.

Чтобы оценить этот луч света, надо бы взглянуть на темное царство тогдашнего михайловского положения.