Юми и укротитель кошмаров

– Просто я нахожу это немного лицемерным. Ты описываешь сложение камней, уделяя особое внимание точности, как будто это механический процесс. Ты жалуешься всякий раз, когда я вкладываю в него эмоции, а однажды даже сказала, что лучше бы тебе быть машиной. А теперь… вот.

Юми фыркнула и сложила руки на груди:

– Художник, я запрещаю тебе усматривать в этом иронию.

Он вскинул брови.

– Но только в моем мире, – добавила она с кивком, – где действуют мои правила. – Она отошла в сторону, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями.

Машина. Для сложения камней.

Машина… чтобы заменить ее.

Если сработает, то отпадет надобность в йоки-хидзё? Девочки больше не будут проводить жизнь в невидимых стенах ответственности и чужих ожиданий?

Но ведь эта роль почетна…

Будет ли столь уж плохо, если больше никому не выпадет такая честь?

«Духи мучаются, – подумала она. – Хотят, чтобы я их спасла».

– Готова поспорить, – повернулась она к Художнику, – что именно поэтому духи просят помощи. Они хотят помешать кощунству. – Она слабо вздохнула. – Вот и вселили в мое тело бездаря. Мне нужно было потерпеть неудачу в сложении камней… чтобы эти мудрецы объявились, а я потом разрушила их коварные планы!

– Постараюсь не обращать внимание на «бездаря», – ответил Художник, – но эти мудрецы вовсе не кажутся мне злодеями.

– Они создают устройства на замену честному труду простых людей! – Юми круто развернулась. – Что, если они придумают машины для сбора урожая? Для шитья одежды? Скоро всем станет нечего делать! Люди увянут, как опавшие на землю фрукты.

– Ух, Юми… А откуда, по-твоему, взялась эта пижама? А твои платья?

Она осмотрела свою одежду. Ей и раньше бросалось в глаза, что стежки уж очень правильные.

– У нас есть все, что ты сейчас перечислила, – сказал Художник. – Машины, помогающие сеять и собирать урожай. Машины для шитья. А твой любимый душ? Тоже машина. И приемник. Но представь себе, в моем мире людям все равно есть чем заняться. Чтобы строить и обслуживать машины, нужны рабочие. Для усовершенствования и размещения хионных линий – тоже. Все с вами будет нормально.

– Ваши машины не заменяют священное служение, – возразила Юми. – Духи будут оскорблены.

– Если так, то они просто не придут, сколько бы каменных башен ни сложила машина.

Ну… наверное.

Если только проблема не гораздо серьезнее. Если что-то не мешает им искать помощь в другом месте.

«Освободи нас…»

– Интересно, на чем эта штука работает? – задумался Художник, глядя на потолочный светильник, к которому тянулись две тонкие нити вездесущего хиона. – Вы же еще не открыли хион?

– Думаю, на моей планете его вообще не существует, – ответила Юми.

– Может, используется что-то более древнее. Паровые двигатели у вас есть?

Юми недоумевающе посмотрела на него. Паровые?

– Очевидно, нет, – заключил Художник.

– Не стоит думать, что мы примитивны, – замахала руками Юми, – только потому, что не умеем заставить лица появляться в настенных ящиках. Вы-то, например, не знаете, как поднять дом в воздух.

Художник не ответил. Юми сложила в стопку несколько листков с нарисованным бамбуком и принялась за утренние процедуры. Помывшись, расчесавшись и переодевшись, она взяла кисть и тушь.

– Мастер, я готова к уроку, – с низким поклоном объявила девушка.

– Ты ко мне так обращаешься, потому что меня это бесит? – спросил Художник.

– Да, – с повторным поклоном ответила Юми.

– Ты открыто это признаешь?

– Зачем еще звать тебя так, как тебе не нравится? По-моему, все очевидно.

Он махнул рукой и сел на свой алтарь.

– А разве духовным девушкам позволено раздражать людей?

– Твой мир, – ответила Юми, с вызовом вскинув голову, – твои правила. Художник, у меня сложилось впечатление, что раздражать людей для тебя сродни религии.

Юми чувствовала, что чересчур озорует и надо бы остановиться. Но… дразнить Художника было так забавно. Если бы он вдруг понурил голову, Юми, скорее всего, устыдилась бы. Но он воздел руки к небу и драматически потряс головой:

– Я совершенно тебя не понимаю!

– Я твоя покорная ученица, – с очередным поклоном сказала Юми. – Желаю овладеть высоким искусством живописи.

– Предположим.

– И еще более высоким искусством несносности.

Теперь он улыбнулся. Это озадачило Юми. Она вовсе не намеревалась так чрезмерно расслабиться. Но как себя вести, чтобы не получать излишнего удовольствия?

«Сосредоточься на работе», – мысленно скомандовала она, берясь за кисть.

– Какой следующий урок?

– Бамбук, – ответил Художник.

Юми окинула взглядом комнату, где повсюду лежали стопки рисунков бамбука. За неделю трижды пришлось сходить в магазин, чтобы пополнить запасы бумаги. Юми чувствовала, что неплохо бы прибраться, ведь она преумножила количество хлама в квартире. Может, попросить Художника взять несколько советов по уборке у Чхэюн и Хванчжи, когда они в следующий раз окажутся в ее мире? Заниматься уборкой Юми раньше не приходилось.

«Нет. Хватит получать удовольствие. Разговаривать со служанками не положено, даже не думай об этом».

– Я уже овладела искусством изображения бамбука, – ответила она. – Вчера я обучила тебя новому. В ответ ты тоже должен показать мне продвинутую технику рисования.

– Это ни к чему, – возразил Художник. – Чтобы защититься от кошмара, достаточно базовой.

– Я смогу победить стабильный кошмар… бамбуком?

– Нет, – ответил Художник. – Повторяю: со стабильным кошмаром ты сражаться не будешь. Если нарвемся на него, делаем ноги.

Юми вздохнула, но поклонилась, на этот раз искренне. Художник был мудрее – точнее, опытнее – в таких вопросах, и следовало к нему прислушиваться.

Она рисовала, пока не отвлек стук в дверь. Взглянув на часы, Юми поняла, что уже вечер – по крайней мере, то время суток, которое тут считалось вечером. В ее мире они с Художником всегда просыпались рано утром, а здесь у Художника было странное расписание: он работал, пока большинство людей спали.

Было время ужина. Для художников – завтрака. Другие художники обычно встречались до или после смены, чтобы поболтать, и Юми уже неоднократно пришлось отказаться от приглашений Аканэ.