Юность Бессоновки
Шрифт:
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ (А ТОЧНЕЕ — ВЕЧЕР)
Дорога на Добрую Волю
В колхозе имени Фрунзе в свое время я бывала не раз. Когда работала в районной газете «Знамя», добиралась до него чаще всего на попутных.
Как выяснила у водителя, колхоз в последние годы разросся, вобрал в себя несколько соседних хозяйств и протянул одно свое крыло к областному центру.
— Хороший хозяин без дорог не живет. Проложили большак с твердым покрытием до Доброй Воли, — объяснил шофер. И это значило, что путь до Бессоновки сократился заметно, почти вдвое. —
Дорога в село... Дорога из села... Это не просто дорога — и все...
Совсем не случайно, выступая на XXVII съезде КПСС, его делегат, председатель колхоза имени Фрунзе Василий Яковлевич Горин не забыл упомянуть, что хозяйство в последние годы построило 60 километров дорог (в том числе, значит, и эту, на Добрую Волю).
Дорога — артерия жизни, движения.
Если вести речь о трудностях деревенской жизни — физических, психологических, самых разных, — то самая большая в глазах современного молодого человека — это замкнутость, глухость. Каждый день видеть одни и те же лица... Да еще в ту пору юности, когда жажда новизны и разнообразия особенно остра, а тяга к широкому общению непреодолима.
И вот твердая, ни в метель, ни в распутицу не отказывающая дорога. По ней «в область» быстренько доберешься в театр или на совещание. По ней в Бессоновку едет со всего района (а то и со всего «куста» или со всей области) молодежь на соревнование пахарей или соседи-комсомольцы спешат на праздник русской зимы. Из дальних краев приезжают экскурсанты перенять опыт, а то и просто туристы.
В разговоре со школьниками и их родителями часто будет мелькать слово «дорога».
— Ну, раньше понятно, уезжали парни и девки, — скажет мне доярка лет сорока, рассуждая о судьбе своей дочери-выпускницы. — А теперь — зачем? Наше село теперь, считай, пуп земли. Толчея, весело, замуж выйти легко. Выбирай: свои не нравятся, чужой подвернется.
Может, кому-то и не придется пользоваться этой дорогой так уж часто. Сельский быт надолго крестьянина не отпускает. Но важно знать: если надо, если очень захочется, меньше часа — и ты в областном центре. Другие люди, другая жизнь...
Словом, дорога стала весомым аргументом в пользу родного колхоза. Одним среди многих, но очень весомым.
...А шофер между тем продолжал:
— Давно не были в наших местах? Ну, тогда не узнаете...
Так оно и случилось.
От Бессоновки пятнадцатилетней давно остались лишь четырехэтажные дома, которые когда-то были сенсацией, казались пределом сельских мечтаний. Теперь они выглядели физически и морально устаревшими рядом с аккуратным строем одноэтажных и двухэтажных коттеджей. Может, потому, что я уже знала: эти новые симпатичные домики «на земле» тоже имеют удобства вполне городские — вода холодная и горячая, ванна, туалет.
А вот и центр Бессоновки. Детский сад... Универмаг... Школа... Правление...
— А там что за контур, причудливо-лирообразный? Что строится?
— Это будущий молодежный центр. Кафе с музыкой — чтобы отдыхали, знакомились, играли свадьбы.
...Была вершина зимы на редкость снежной и солнечной. Бессоновские холмы переходили один в другой, глаз не оторвать от плавных, размашистых линий.
Дорожка к колхозной гостинице протоптана в глубоких сугробах, усыпана опавшей рябиной. Горят в последних лучах низкого январского солнца рубиновые ягоды. Тишина-то какая! И воздух — много чистого, вкусного зимнего воздуха! Как хорошо!
Это уже после подумаю, что сельская природа — тоже могучий «педагогический» фактор (особенно если действует вкупе с другими, социальными). А тогда я просто наслаждалась зимой — забытой, настоящей, полноценной.
Если на меня это действовало так сильно и притягательно,
то как же на тех, кто впитывает эту — именно эту — красоту с детства, с первого взгляда на белый свет? А ведь этот пейзаж видели и отцы их и матери, и деды, и прадеды. В памяти души, в генах живет Бессоновка для них. Миллионы незримых, но крепких нитей...Через неделю, перед отъездом из колхоза имени Фрунзе придется мне беседовать с выпускниками школы — ребятами, отслужившими в армии и вернувшимися на родину. Кто-то с нежностью вспомнит Прибалтику, кто-то тепло — Забайкалье. Но вот один признался, что во сне видел яблони в цвету. «Свои яблоньки». А другого навязчиво преследовал запах оттаявшего, вязкого чернозема. «Раньше от родителей слышали, что нет красивее наших мест, а теперь убедились сами».
Думаю, с ростом экологического сознания притягательная сила сельской природы будет увеличиваться и увеличиваться. Уже сегодня в Бессоновку приходят тысячи писем от горожан, желающих жить «на земле».
А коли ты сам что-то добавил к красе родного края — считай, что еще сильнее к нему привязался. Говорят, что в Бессоновке нет дома, рядом с которым не разбит цветник, не зеленеет палисадник. Сам председатель во дворе своего дома выращивает диковинные для здешних мест ореховые деревья.
А самые яркие клумбы разбиты детскими руками возле детского сада, возле школы, возле Дворца культуры.
Подразделение «школа»
Председатель колхоза дважды Герой Социалистического Труда Василий Яковлевич Горин уже и тогда, в годы моей журналистской юности, вызывал у меня особое уважение. Неуемная энергия, масштабность мышления, резко очерченная позиция, которую не боялся проявить ни на одном из районных или областных совещаний, на разных уровнях и по разному поводу. А сейчас... Плоды его труда у меня перед глазами — вот она, новая, разросшаяся Бессоновка. Все здесь связано со знаменитым председателем. И сразу понятно, что сотни тружеников живут лучше, чем жили, благодаря его усилиям и таланту.
А принимал он наследство от своих предшественников худое, разоренное.
...В Бессоновку я попала в радостное для всех колхозников, всех сельчан время. Переживалось огромной важности событие: колхоз выполнил пятилетку в четыре года — и это по всем показателям! Уже донеслась еще одна весть: председатель награжден второй звездой Героя Социалистического Труда.
Чего ждали собравшиеся в тот вечер во Дворце культуры? Ждали: хоть на сей раз прозвучат в рассказе председателя о проделанной правлением в прошедшем году работе довольные, «победные» нотки.
Ан нет! По тональности доклад, как мне сказали люди знающие, напоминал все предыдущие.
— Товарищ Колесник! Считаете, что ваше прославленное звено работало хорошо? Что ж, по 29 центнеров зерна с гектара в жестокую засуху — это, пожалуй, прилично. Но ведь школьная бригада дала по 37! Сколько не досыпали в закрома наши передовики, а?
И если бы я уже не знала, что на счету колхоза в отчетном году прибавилось шесть с лишним миллионов рублей (чистая прибыль больше, чем у иного района области), то наверняка подумала бы, что дела здесь идут совсем плохо.
Но дела шли отлично! Просто Горин оставался Гориным и, как всегда на трибуне, считал секунды, граммы, копейки. И как всегда, за этими «копеечными» подсчетами ощущалось что-то очень важное и большое. То, что не было произнесено, но подразумевалось.
«Вот мы все делаем одно общее дело. Вот как оно выглядит в целом, а вот как — в деталях. Давайте подумаем, как делать его еще лучше, как поднять наше общее существование еще на одну ступеньку. А через это — сделать богаче, удобнее жизнь каждого из нас, единственную и неповторимую жизнь».