Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям

– Нога - пусть будет нога. Правая? Левая? Выше колена? Ниже? На бедре? На голени? Без разницы - очень хорошо... В этой склянке особая мазь - наноси щедро, раз в неделю, не жадничай. Язва получится - высший сорт... На второй ноге?.. Излишне. Вполне хватит и на одной. От аромата твоего гниющего мяса сдохнут все мухи, а впридачу и фельдшера с докторами.

– И пьяный сожитель сапогом пинал.

– Запаха не переносишь?.. Тогда отрезай палец, желательно большой... На выбор имеются пила, кухонный нож, двери, трамвай, собака, беспородная, но хваткая. Момент - и пальца, как не бывало...Ах, пальчик жалко... Тогда висеть твоей шинели с мертвым содержимым на колючей проволоке спирали Бруно или валяться в грязной антисанитарийной воронке...

– И ничего, ничего, ничего не помогло! Ну, в таком разе медицина бессильна. Рожайте...

Остап выразительно щелкал пальцами.

И тут входил я, мычал, трясся, творил красивую лужу и удалялся к гренадерскому лбу, мучительно соображающему на, что же все таки решиться - на героическую смерть в штыковой атаке или на сырые шнурки, выворачивающий кашель, вонючую первосортную язву или вульгарное членовредительство...

Глава 12

ОКОПНАЯ ПРАВДА

"Пишите письма."

О.Б.

Пронеслись стремительно дни, как вагоны со свежими пехотными ротами - с грохотом, лязганьем, пением, руганью, вонью и рельсовым затухающим эхом.

Вот прощальный поцелуй всплакнувшей маман.

Вот мужественные объятия родителя.

Вот вареная курица и коржики, мои любимые,- в дорогу.

Вот вокзальная суета.

Вот тесное купе.

Вот попутчики - раненый, с изящно забинтованной рукой, кавалерийский ротмистр и бледная монашка.

Вот станции, станции, станции...

И наконец - Петроград.

Университет.

И я в студентах.

При кафедре почвоведения.

Чем объяснить сей неожиданный выбор?

Просто мне в душу запало с пеленок и поразило своим неисчерпаемым богатством непонятное слово - ГУМУС.

В нем я прозрел смысл жизни вообще и своей в частности.

Из гумуса пришли, в гумус - уйдем.

Ах, какой это гумуснейший человечище (о том, кого уважаешь).

Гумуснейшая гнида (о том, кого не уважаешь).

Загумусеть - выпить по маленькой в теплой компашке.

Гумуснуть - приударить в приступе влюбленности.

Загумусниться - стать фанатиком и книжным червем.

Гумус, как известно каждому достаточно образованному человеку, не только основа плодородия, но и материал для многостраничной монографии.

По-моему, весомых аргументов предостаточно? По крайней мере, мое устремление в почвоведы, вызвало у домашних, судя по обилию торжествующих телеграмм и открыток, такое же ликование, как знаменитый Брусиловский прорыв.

В новой форме я мерил неторопливыми, степенными студенческими шагами длинные, гулкие, напоенные ароматом реактивов коридоры.

Подолгу, заложив руки за спину, простаивал перед застекленными образцами знаменитого русского чернозема (гумусу-то, гумусу!), давшего миру столько выдающихся деятелей науки, культуры и военного искусства.

Регулярное посещение аудиторий сочеталось у меня с активным ведением переписки с моей суженой - Ингой Зайонц.

Среди светлого, счастливого любовного потока довольно часто попадались надоевшие острова скучных домашних посланий, заполненных ненужными советами, сплетнями, насморками, приветами и прочей провинциальной чепухой.

Но однажды я получил неординарное письмо - с фронта, от доблестного родителя.

"Дорогой студент, гордись, твой отец - в дыму и пекле. К сожалению, мне не доверили вести в решающую кровавую атаку обескровленное подразделение с простреленным боевым знаменем. К сожалению, мой будущий высокопрофессиональный и сознательный почвовед, все гораздо проще. Город собрал для поддержки морального духа утомленных ратным трудом воинов представительную делегацию. В оную, кроме вашего покорного слуги, лектора по физическим эффектам, вошли: купец первой гильдии, многоуважаемый Абросимов Ермолай Ермолаевич, полицейский пристав, многоуважаемый Рюхин Федор Федорович, курсистка Фонарева Женечка, премилейшее, обаятельнейшее, мадоннообразное существо, и врач-логопед... Нет, сын, не жди от меня имени, фамилии, отчества этого субъекта... Не буду осквернять белизну листа позорным именем... Резкость тона будет объяснительна, если ты узнаешь о его неблаговидном поступке... Мы были все переполнены, как сообщающиюся сосуды, энтузиазмом и подъемом - и вдруг накануне отбытия на фронт выясняется, что негодяй- логопед демонстративно и трусливо занемог.

Но все же, благодаря Всевышнему, наша сплоченная боевая дружина отправилась к героическим защитникам Отечества в полном составе.

Нет, обмишурившийся логопед не передумал в последний момент, не раскаялся публично...

Нас изволил любезно выручить твой милейший друг и бывший однокашник Остап Бендер, взявший (под псевдонимом Славянский) на себя медицинское просвещение темных солдатских кусанных вшами масс.

Встретили нас сурово, без духовых оркестров и речей.

Обстановка не располагает к мягкотелости и праздности.

Мы готовы с гордо поднятыми головами и внятно бьющимися сердцами осуществить нашу грандиозную программу мероприятий.

Дай Бог победы русскому славному оружию!

За Царя и Отечество!

P.S. Самоотверженный, истинный патриот своей многострадальной Родины, твой достойный друг Славянский добровольно вызвался на посещение передовых позиций.

Увы, я не смог подхватить его героический порыв - в силу объявленной на завтра лекции " О траектории артиллерийского снаряда среднего калибра в пасмурно-дождливую погоду".

Целую! Желаю успехов! Твой папа."

Письмо подняло в моей неокрепшей психике целую бурю сомнений.

Я начал переживать за родителя - шальная пуля может пробить его светлый лоб.

Я начал жутко, до остервенения, завидовать Остапу.

Он - там, в самой гуще судьбоносных событий, он с отчаянным криком "УРА!" ведет ночную разведку боем, он в каске, при погонах с чужого плеча, он лихо размахивает шашкой и рубит, и колет, и лупит, он пережидает ураганный огонь, зарывшись по уши в пропитанный кровью суглинок, он метко снимает набегающего противника пачками.

Точно наяву, я видел, как Бендеру (а не мне), прикалывают к груди сразу четырех "георгиев".

Я ощутил вдруг глубинную потребность в схватывании чего-нибудь острого. Мне захотелось устроить резню и рубку этим немецким выродкам и ублюдкам.

Я даже устыдился той части своей крови, где копошились прусские эритроциты, и уже решил сменить свою прогерманскую фамилию на скромную, не вызывающую сомнения фамилию Гумускин, но тут подоспело второе послание с фронта, но уже не от родителя, а - Бендера.