Юность в Железнодольске

Вячеслав забыл о Леониде и о том, что сегодня впервые в жизни будет работать на заводе. Все, чего касался его взгляд, время от времени истаивало, потому что он то видел знойные глаза Тамары, то терся подбородком об ее склоненную голову, то, положив ладони на ее шею, прикасался локтями к ее груди, обтянутой тафтой.

Выпрыгнув из трамвая, он заметил, что держит сцепленные руки у себя, на шее. Когда шагал за Леонидом к проходной будке, оглядывался на дамбу, как будто мог увидеть Тамару там, откуда прошлой субботой она кричала вместе с Васей, что любит и прощает.

Грохот и мелькание цистерн с надписью «пропан», гигантские самосвалы, ринувшиеся через переезд, едва шлагбаумы всплыли в небо, грузный взрыв на пустыре — все это забило воображение Вячеслава, как протоку льдинами, и ему больше Тамара, но сладкое, почти осязаемое волнение, вызванное ее образом, не стушевалось.

Оба здания копрового цеха — кирпичное, закопченное, и вздымающееся выше его, узкое, из листьев гофрированной стали, — были окраинными в южной части металлургического завода. От них чуть ли не до самого моста, над которым чертежно чернели трамвайные провода, тянулись железнодорожные составы, нагруженные металлическим ломом, туда же тянулась гряда бракованных прокатных «досок».

С любопытством Вячеслав остановился перед горой скрапа. Чего только не было в ней: бетономешалка, якорь с разорванным ушком, лапы шагающего экскаватора, автомобильные тележки, стрелы кранов, балки, колеса. Сбоку, у подножья горы, валялись пушки, башни танков, снаряды, артиллерийские гильзы, корпуса авиабомб, пулеметы.

— «Гостинцы» в отдельную кучу складывают, — пояснил Леонид, — режем в стороне, ибо, если подорвешься, другие не пострадают. Годика полтора назад резал я броневой лист прямо на скрапе. Вдруг как шандарахнет! Я кувырком. Под броней очутился снаряд. Дремал он, дремал, терпел он, терпел, огонь бок ему лизал, и лопнул от злости. Благо, хлопцы спустились с кучи покурить, на полянке лежали, а то скосило бы. Самого-то меня броня спасла. С месяц плоховато слышал.

Вячеслав смекнул, что веселое молчание Леонида и его шутливый рассказ связаны одним чувством: хотел удивить и пощекотать нервы.

— Наконец-то я начинаю понимать, какую интересную работу выбрал. Вдобавок чрезвычайно мужественную.

Ни голосом, ни видом Вячеслав не выказал насмешки.

Леонид просиял, по, чтобы не попасться на удочку, шутейно подтвердил:

— Работа романтичная.

Одновременно расхохотались: каждый раскусил уловку другого.

Леонид получил резак со шлангами, свернутыми кольцом, и привел Вячеслава на площадку между стальным и кирпичным зданиями. Он проходил мимо рабочих ночной смены, рассекавших пламенем коленообразные трубы, зычно выкрикивал:

— Жив-здоров.

Возле приземистого мужчины — он курил, привалясь спиной к баку, зиявшему рваными пробоинами, — Леонид задержался.

— Жив-здоров.

— Мужик ты не промах.

— Нет, Ион, я-то сплошь промах! Вот ты у нас... Вот ты у нас... Восьмого, кажись, жена понесла?

— Восьмого планируем.

В разговор вклинился рыжий впалощекий резчик лома Бриль:

— На молодую позарился, она ему и насыпала.

— От русской бабы, товарищ Бриль, да чтоб у меня не было дюжины детишек?!

— Имеются рыжие?

— Золотистые да черные, поскольку самодельные.

— Одного бы рыжего для моды.

— Теперь мода больше двух детей не заводить. Мне все равно, даже если бы завелась мода на гибрид павлина с электровозом.

— Ион, говорят, рождаются у вас детишки до пяти килограммов?

— Правду говорят.

— Как это у тебя получается?

— Машинка с витамином.

Леонид нагнул голову, будто обдумывал ответ Иона. Переносица взгорблена сомкнутыми бровями, воловье око мерцает.

Вячеслав заулыбался, когда увидел сквозь махорочный дым излучающие радость янтарные глаза Иона. И здесь, как и среди солдат, шутки в почете, пусть зачастую и забористые, грубые. Отменно! Живительно!

— Прививки от оспы есть, от гриппа есть. От бескультурья, к сожалению, нет, — промолвил Бриль и отошел.

10

Он оказался оригинальным учителем, Леонид: дал Вячеславу блокнот и карандаш, велел сесть на стальной, в ссадинах и вмятинах, шар и присматриваться, как газорезчики кромсают скрап. Вячеслав присматривался, делая заметки. Леонид читал его записи, прибавлял к тому, что Вячеслав усек, краткие инструкторские замечания.

Леонид резал трубы, покрытые внутри черной жирной накипью. Едва соломенно-тяжелая струя огня пробадывала стенку, Леонид почти неуловимым движением наклонял голову горелки и тем самым не давал запекшейся нефти пыхнуть вверх, в прожженное отверстие: нефтяной огонь, подстегиваемый летящим факелом, прополаскивал коварный туннель трубы, длинно выметывался наружу.

Мало-помалу к Вячеславу стала приходить уверенность, что он тоже сумеет членить трубы без риска обжечься.

Идти обедать не пришлось: хлынул дождь. Газорезчики сбежались в стальной куб с узким проемом. Впалощекий Бриль накидал в печку картофелин и завалил золой.

Мужчина с усами кусал краюху, накрытую пластом сала, прожевывая, говорил, что печеная картошка, конечно, великое лакомство, но ежели во время смены кормиться в основном ею да ржаниной, то наверняка наденешь деревянный бушлат.

Наискосок от Вячеслава лежала на боку, подпирая кулаком голову, могучая женщина. Она курила папиросу, звонко щелкая ногтем по мундштуку. Ее крупному телу было тесно в брезенте спецовки.

— Не щипи Бриля, — сказала она усачу. — Нашел гусенка для жаркого.

— Прокушать все можно, — сказал Бриль.

— Погоди. — Женщина придавила папиросу ко дну тарельчатого изолятора. — Ты, Кузьма Демидыч, шестой десяток распечатал, а где ты, собственно, был? Ты не то что Москвы или Кавказа, ты областного центра не видел. Бриль хочет свет повидать. Купит машину и покатит по нашей земле, а после по зарубежным странам.

— Вечно ты, Антонина, возвеличиваешь людей. Думаешь, ему путешествовать не терпится. В частники не терпится. Машины еще нет, гараж уже сварил.

— И правильно. Бесшабашный крестьянин и тот сначала конюшню строил, после лошадь заводил.

— Черта в нем, Тоня, натура... Ему позволь забегаловку открыть, он гараж в ту же минуту загонит втридорога и все деньги вложит во всякие пива-вина. Через годок грузовик или пикап купит для быстрого торгового оборота. Чхал он на твои путешествия. У него коммерция в мечтах.

— Он ведь рабочий около двадцати лет. Вот его натура, Кузьма Демидыч.

— Можно весь век рабочее место занимать, а рабочим не стать. Планеты летают круг Солнца. У нас на Земле развилась жизнь, на других — или нет, или под вопросом. Положение одно: все круг Солнца. На поверку: Земля планета истинная, другие — непригодные и сомнительные. Стало быть, Земля Солнце любит, сильно всасывает свет, дает всему рост. Истинный рабочий такой же.