Южный Крест
Шрифт:
– Умнее или нет - другое дело, но ведь вы понимаете, о чем я говорю?
Якобсон уклончиво промолчал, а Илья сказал:
– Цивилизация - это когда для себя, но не для варваров. У меня есть тоже интересный случай. И произошел он не в России, а в Австралии. Американской компании был отдан в наем большой кусок земли на берегу океана, где они развернули химическое производство. Прошло некое время, деятельность они свою свернули и отбыли на родину. И когда места эти попробовали использовать, выяснилось, что законопослушные бизнесмены пропитали химией ближайшую лагуну и землю, да так, что верхний слой земли нельзя ни очистить, ни даже вывезти с этой территории - так он отравлен! Некуда везти! Берега оцепили проволокой, повесили череп и кости и
Якобсон рассмеялся:
– Все равно бездоказательно и слабо! Такие штуки вытворяют во всех странах включая Россию!
– Да, но Россия не рассматривается как цивилизованная страна, - заметил Вадим, - в вашем смысле. А примеры эти о том, что закон, бесспорно, вещь необходимая, но недостаточная. Если закон есть, ему будут следовать много точнее, чем в России, выполняя необходимые пункты. И называть себя цивилизованными людьми. Но если всего на один день отменить законы, то страну ограбят, разворуют, испортят все подчистую - и совершенно беспощадно! Как будто подтверждая мысль, что "человек искренен в пороке и неискренен в добродетели". Ибо закон не отражает и не является нравственным мерилом общества. И уж никак не соотносится с уровнем его цивилизованности.
– Я несокрушимо стою на позиции, - твердо сказал Якобсон, - цивилизация и демократия - успех современного общества!
– Если так, то это - несомненный парадокс!
– улыбнулся Вадим.
– Ибо вы называете добродетелью институт, помогающий обогащаться!
– Я ничего плохого не вижу в том, - возразил Якобсон, - что в обществе сильны денежные интересы.
– И добавил ни к селу, ни к городу, почему-то обрадовавшись: - "Политика есть концентрированное выражение экономики".
Илья с любопытством поглядывал на спорщиков, но уклончиво помалкивал. На взгляды Вадима нельзя было повесить черно-белый ярлык - это и было самое интересное. С ним хотелось встретиться еще. От этого Илья чувствовал закипающее раздражение: этот человек очевидно был ему ближе многих, но он успел стать его врагом.
– Да, это забавно: приехать сюда и с изумлением увидеть, то старина Ленин был, конечно, прав!
– продолжал Вадим.
– Но тогда вы, Соломон, противоречите себе, так как разделяя мысль Ленина, вы тем самым говорите: "Все политические лозунги, в том числе и демократические, упираются в деньги". Таким образом вы уже согласны, что демократия - институт, зависимый от экономики?
– Вадим не мог скрыть веселья.
– Это замечательно, что вы не отрицаете связь демократии с наживой! Демократическое устройство и означает: не трогай меня и мои деньги, а я не буду трогать тебя и твои деньги. При такой взаимной договоренности ты и я сможем делать деньги и будем уверены, что нажитое нами уцелеет. И чем больше граждан страны обладает частной собственностью, тем крепче в этой стране демократия. И чем меньше поляризация на богатых и бедных, чем большее количество людей владеет относительно равной, устойчивой и немалой, что важно, собственностью, тем ярче процветает демократия в этой стране. Вот вам яркий пример: в странах, где собственности нет или она развита мало - таких как Россия или Китай демократия в зачаточном состоянии.
– Попросту в этих странах средний класс, обладающий чем-то, что ему жалко потерять, практически отсутствует!
– быстро откликнулся Якобсон, а Илья крикнул:
– Каков язык - навеки советский стаж!
Вадим засмеялся:
– Вы, Соломон, рассуждаете, как марксист! Согласен с вами, больше всего пекутся о демократии именно богатые!
– Конечно, марксизм!
– поддразнил Илья.
– Не хочу слышать!
– раздраженно отмахнулся Якобсон.
Илья засмеялся:
– Именно так рассуждаешь! Только что же тут плохого? Сейчас нет ни одной мало-мальски умной концепции такого масштаба. Марксизм - огромная, стройная теория, сумевшая замечательно
объять тысячи явлений, что мы, кстати, ежедневно наблюдаем сидя здесь, - он ткнул пальцем в сторону улицы.– А революции делали за свободу, в действительности, прося поделиться деньгами. "Свободолюбивые" волнения в Америке были бунтом - против английских налогов!
– Значит, мы пришли к мысли, что перевороты были скорее за перераспределение денег, чем за свободы?
– спросил Вадим.
– Нет, это вы пришли к этой мысли!
– Так опровергнете меня!
– Соломон, - заметил Илья, - а ты сам говорил, что "ничего плохого в этом нет"...
Якобсон замешкался, потом сказал изменившимся голосом:
– Конечно, здесь хоть заработать можно прилично...
– Потому что демократия?
– засмеялся Вадим.
– А что?!
– вскинулся Якобсон.
– Да нет, ничего, - легко откликнулся тот.
Соломон порывисто встал, но сразу сел на место и вразумительно заговорил:
– Я слушал долго вас обоих! Пора расставить точки над "и". Кое в чем вы правы, но это касается допотопных времен. В ваших рассуждениях нет диалектики!
Илья опять рассмеялся, желая что-то сказать, но Якобсон замахал на него руками:
– Оставь свои ремарки, не перебивай! Главная идея в том, что мир меняется, да, да, и это не так тривиально! Западная система изменилась радикально: ценности периода грубого накопления отошли в тень, перестав удовлетворять людей, а на первый план выдвинулись иные представления. Теперь демократия - полная свобода и справедливость для всех!
– Русский идеализм!
– заорал Илья.
– Это тебе свобода представляется абсолютной, а для местного она всегда и во всем дозированная!
– Какой же я русский, ты бредишь!
– А кто же ты еще с твоей диалектикой, идеализмом и нетерпимостью!
– Может и ты русский Каплан?!
– Вот именно. Приехав сюда, я сделал неожиданное открытие, что я русский!
– Подождите, подождите, - вклинился Вадим, - вы не туда уедете! Речь о другом. Вы, Соломон, сказали, что здесь зарабатывать легче. А я думаю, что это удобнее при демократии.
– Достижение нового мира - моральные ценности!
– Но на переднем плане те, которые помогают зарабатывать деньги. Общества, в которых деньги ценятся больше всего - наиболее громко декларируют о своих демократических свободах!
– Никакой декларации! Вы только вспомните, как американцы берегут своих солдат. Реальная ценность общества - человеческая жизнь: чисто духовное образование.
– Это шумовая завеса. В самой Америке коллосальное неравенство: тридцать семь миллионов человек живут за чертой бедности, вы знаете эту цифру? Мимо их страданий проходят не замечая. Какова цена их жизни?
– Верно, Вадим, - поддержал Илья, - свободолюбивые лозунги прикрывают корыстные интересы!
– Корыстные интересы есть у каждого государства. Главное, что декларация именно демократических достижений приобретает совершенно беспардонный по наглости характер там - где больше всего корысти. Ведь совершенно развратное сочетание! Хорошая тема для книжки. Америка - страна, где именно деньги есть краеугольный камень личной и общественной жизни, страна, где духовность, культура не интересуют большинство населения, не оказывают влияния на ценности и умственное развитие людей - эта нация вымирающей духовной жизни, влачащая растительное существование, называет себя "чемпионом демократии двадцатого века"!
– Стиль высказывания вполне соответствует!
– кивнул Илья.
Якобсон, слушая, с комизмом закатил глаза.
– Для вас, как для русских, даже не укладывается в голове такое представление как права человека! Вы - продукты тоталитарной системы!
– А что, по-твоему, права человека соблюдаются Америкой?
– вскричал Илья.
– А что, по-твоему, нет?!
– Американцы убили два миллиона вьетнамцев на их земле, защищая их права?!
– Это внешняя политика!
– резко ответил Якобсон.