Южный Крест

Вадим пожал плечами:

– Не совсем так... А если о шпионах... неприятно, когда меня принимают за врага.

– Э-э-э...

– Не отрицайте, это точное слово.

Якобсон слушал настороженно и весомо заметил:

– Что до меня, то я не отрицаю ваше слово, я отрицаю ваши мысли. Ответ здесь прост: естественная защитная реакция. Общества не агрессивного типа должны обороняться от тоталитарных.

– В том смысле, чтобы сначала заставить людей ненавидеть друг друга, а потом делать на этом миллиардные барыши.

– Они выполняют свой долг!

– Нарушая демократические принципы?

– Защита интересов страны - главная задача государственных служб.

– А вам не кажется, что такие рассуждения - беспринципность?

– Не беспринципность, а свобода выбора!

Вадим засмеялся.

– Слушайте, - он обратился к Якобсону, - мы, здесь оказавшись, демократию эту вживую разглядели, без бинокля.

– Бинокль может и отдалять - в перевернутом виде - но изображение не искажает!
– - перебил запальчиво Якобсон.

– Смотря по тому, чьими руками он собран был. Им всегда кто-то управляет. Поэтому на Западе существует "демократия для русских". Опозоренное честное имя? Он - русский, а, значит, на особом счету, с ним можно не считаться. Тут ведь не правами пахнет - помилуйте, кому до них дело!
– тут миллионами пахнет! А это, как вы понимаете, другой коленкор.

Илья, нетерпеливо слушавший, быстро заговорил:

– Ты, Соломон, об абстрактных ценностях говоришь, и все, в общем-то, верно...

– Конечно, я на твердой базе стою, - с удовольствием ответил тот, оглядывая собеседников.

– ...только в жизни иначе получается. Я Вадима понимаю, все упирается в проблему отношения к русским. На кафедре русского языка в университете всего три преподавателя - три англичанина, все трое отлично говорят на русском, занимаются им по двадцать лет. Один мужик даже шпарит без акцента. Переводит художественную литературу. Кому, как не им понимать Россию? Вот составили они экзаменационный тест для студентов, заметь, в конце 90-х годов, а в нем такие слова: "Иван Петрович шел по улице и был арестован". Вот отношение без лишних слов! Или другой случай на той же кафедре. Объявляется встреча. Эти три преподавателя приглашают русских со всего университета: специально обзванивают, зовут лично. Покупают угощение. Народ приходит, радуется новым лицам, пьет соки и вдруг кто-то спрашивает: "А по какой причине устроена встреча?" Один из преподавателей отвечает: "В честь того, что 180 лет назад Наполеон взял Москву!" Каково?! В это же время в коридоре второй преподаватель, приглаживая свои убеленные седины, так красиво оттеняющие его моложавое лицо, - как обычно и представляют себе в России иностранцев, говорит кому-то: "Опять эти русские! Сразу набежали, как халяву почуяли!"

Якобсон изумленно засмеялся, но быстро перестал.

– Я был на этой кафедре, - заметил Вадим, - интересовался, будут ли встречи, лекции - что-нибудь, но не к этой "победе", а к 50-летию победы над Германией. Как раз тот знаток русских военных дат мне сказал, что ничего не готовится, нет, нет, они заняты!

– Мало ли чего не встречается в мире!
– азартно вскричал оппонент, всякие слова, а то и похуже русские о себе говорят!

– Конечно, говорят, но ведь ты не русских обсуждаешь, а граждан из высокоразвитого общества!
– парировал Илья.

– Ты сам - продукт тоталитарной системы! Как ты можешь этих людей понять и обьяснить?!

– Какими сказками полна твоя голова!

– Какими сказками были полны головы у всех у нас...
– с сожалением добавил Вадим.
– Мы верили: есть где-то лучший, справедливый мир. Там все честнее и все не похоже на то, к чему мы привыкли. Люди там образованнее и умнее нас. Это по-настоящему свободный мир, где каждый имеет индивидуальное мнение по каждому вопросу. Уже потому, что там нет нелепой пропаганды.

– О-о-о!

– восторженно воскликнул Илья.

– Что ты смеешься, - удивился Якобсон, - конечно ее здесь нет. А есть правда, да, да, - добавил он, увидев улыбки на лицах, - горькая правда о нашей ущербности, с которой вы не хотите мириться!

– Косвенная пропаганда звучит каждый день.

– Я как-то не заметил!
– откликнулся Якобсон.

– Ты читаешь газеты, разговариваешь с людьми?

– Нет, - покачал тот головой, - у меня еще слабый английский.

– Так откуда ты подчерпнул свои сведения?! А я скажу: откуда в России все уверены: Запад - это рай! А народ здесь думает стандартно. Только стараются скрыть многолетний пропагандистский базис, сидящий у них в подкорке.

– Да что за базис-то?!
– с легким раздражением воскликнул Якобсон.
– О какой пропаганде может идти речь, если на Западе в любом киоске ты мог купить газеты Северной Кореи, Кубы, СССР - стран с враждебным демократии режимом? Здесь все доступно! А Россия славится тотальной пропагандой страна, где никогда не было ни свободы печати, ни свободы высказываний!

Илья громко и неудержимо рассмеялся:

– Соломон, где же логика! Ты жил в России под гнетом пропаганды против Запада, но все-таки считаешь, что Запад - хорош, а здешние люди, якобы не обработанные пропагандой, все-таки уверены, что Россия плоха?!

– Ну, мы устойчивые... Конечно Россия плоха!
– взорвался тот.
– Страна абсолютной диктатуры!

– Если на Западе не было пропаганды, как же люди уверились в том, что Россия - источник зла, ведь они, в отличие от нас с тобой, в России не жили?

– Ты меня не собьешь - здесь люди другого интеллекта.

– Слушай: западному человеку с малолетства вдалбливали в голову, что каждый русский носит в штанах атомную бомбу. Бомбу на Японию сбросили американцы, но противоречие в логике для него слишком мудрая вещь: он своим необычным интеллектом считаeт нас врагами, боялся и ненавидел. Стоял на этом и стоять будет!

– Соломон, - сказал Вадим, - мы все смеялись над пропагандой, потому что русские привыкли не доверять своему правительству. В чем-то мы наивнее, а в чем-то умнее и дальновиднее. Для нас существовали две группы правительство и народ. Эти группы не смешиваются: правительство преследует свои корыстные цели, а народ к этому правительству имеет только косвенное отношение.

– Вы имеете ввиду, что русские свое правительство не выбирали? почему-то недовольно спросил Якобсон.

– Конечно. Но ведь западный человек выбирал, и потому он считает, что и мы выбирали тоже! Ведь люди меряют вещи по себе. А раз он подал голос на выборах, то он доверяет своему правительству, а то ведь получится абсурд. Гражданин не может взять в толк, как могли политиканы в России убивать миллионы и миллионы. И совсем непонятно - почему, если правительство негодное, народ не переизбирает его. А раз так, думает он, значит они все там хороши, все перепачканные, вооруженные до зубов убийцы - такие уж люди!

– Какой примитивный, однобокий вывод!
– возмутился Якобсон.
– Не приписывайте развитым людям подобную чушь! Естественно, наблюдая безобразия, которые творились в России, не испытывать к ней никакого сожаления. Не много ли вы хотите?

– Он хочет любви, - почему-то томно и в нос пробормотал Илья. Чувствовалось, что ему есть, что сказать, он, в действительности, скрывает свое напряжение. Но предмет спора в этой мужской компании оказался для него интересен, кроме того, мнения их с Вадимом опять совпадали, так что Илья увлекся, отложив тяжелый для него вопрос до более подходящих времен.