«З» - значит злоба

Я проследовала за Гаем через двор. Мы поднялись по ступенькам и зашли в кухню. В воздухе пахло жареным луком и сельдереем. Питер был мужчиной за шестьдесят, лысеющим, с завитками белых волос, которые росли вдоль щек и переходили в аккуратную бородку, подчеркнутую такими же усами. Бледные лучи солнца, проникающие сквозь окно, подсвечивали белый пушок на его макушке. На нем была красная водолазка и рубчатый вязаный жакет поверх нее. Он раскатывал тесто для булочек. Противни справа от него были заполнены рядами идеальных дисков из теста, готовых к выпечке. Он с удовольствием посмотрел на нас.

— О, Гай. Хорошо, что ты пришел. Я как раз думал, здесь ли ты уже. Обогреватель в церкви опять барахлит. Сначала включается, потом выключается. Включается и выключается.

— Наверное, это электрическое зажигание. Я посмотрю.

Вид у Гая был неуверенный. Он потер нос и засунул руки в карманы комбинезона, как будто они замерзли.

— Это Кинси Миллоун. Она — частный детектив из Санта-Терезы.

Он повернулся и посмотрел на меня, наклонив голову в сторону пастора и его жены, представляя нас друг другу.

— Это Питер Энтл и его жена, Винни.

У Питера было румяное лицо. Его голубые глаза улыбались мне из-под лохматых белых бровей.

— Приятно познакомиться. Я бы пожал вам руку, но не думаю, что вам это понравится. Как у вас с домашними булочками? Могу я привлечь вас к работе?

— Лучше бы нет. Мои кулинарные способности далеки от совершенства.

Он, похоже, собирался настаивать, когда жена сказала: — Пит… — и послала ему взгляд.

Винни Энтл было под пятьдесят, у нее были короткие русые волосы, зачесанные назад. Она была кареглазая, немного полноватая, с широкой улыбкой и очень белыми зубами. На ней была мужская рубашка, джинсы и длинный вязаный жилет, который прикрывал ее широкие бедра и обильную заднюю часть.

Она резала овощи для супа, гора морковки высилась рядом с ней на столе. Я видела две связки сельдерея и перцы, ожидающие ее блестящего ножа. Она одновременно наблюдала за кастрюлей, в которой весело кипели кусочки овощей.

— Здравствуйте, Кинси. Не обращайте на него внимания. Он всегда пытается переложить работу на ничего не подозревающих людей, — сказала она, улыбнувшись. — Что привело вас сюда?

Питер посмотрел на Гая. — Надеюсь, у тебя нет неприятностей. За этим парнем нужно присматривать.

Его улыбка была поддразнивающей, и было ясно, что он не ждет никаких неприятностей, касающихся Гая.

Гай пробормотал объяснения, кажется, стыдясь быть получателем таких плохих новостей.

— Мой отец умер. Адвокт по завещанию попросила ее найти меня.

Питер и Винни, оба, переключили все внимание на Гая, который уже хорошо контролировал свои эмоции. Питер сказал:

— Это правда? Что ж, мне очень жаль это слышать. — Он взглянул на меня. — Мы часто говорили о его попытках примирения. Прошло много лет с тех пор, как он общался с отцом.

Гай перенес свой вес, опершись о стол, скрестив руки на груди. Казалось, он адресует свои слова мне, задумчивым тоном.

— Не знаю. Сколько я написал писем, но ни одного не отправил. Каждый раз, когда я пытался объяснить, это выходило… ну, вы знаете, неправильным или глупым. В конце концов, я решил оставить это, пока не решу, что именно хочу сказать. Я думал, у меня есть время. Он не был таким уж старым.

— Значит, пришло его время. Ты не можешь спорить с этим, — сказал Питер.

Заговорила Винни.

— Если не хочешь, можешь не работать сегодня. Мы вполне справимся без тебя.

— Со мной все в порядке, — ответил Гай, вновь испытывая неудобство из-за того, что стал центром внимания.

Мы провели несколько минут, обмениваясь информацией; как мне удалось найти Гая и что мне известно о его семье.

Питер качал головой, явно сожалея о новостях, принесенных мной.

— Мы думаем о Гае, как о собственном сыне. Когда я впервые увидел этого мальчика, он являл собой печальное зрелище. Его глаза были ярко-красными, как будто вываливались из орбит. Нас с Винни позвали в эту церковь, и мы проделали весь путь до Калифорнии из Форт Скотта в Канзасе. Мы слышали разные вещи о хиппи и наркоманах, курильщиках травы и потребителей кислоты, как их называют. Дети, у которых выжжены глаза оттого, что они смотрят на солнце, будучи в полной отключке. И вот Гай стоял на обочине дороги, с плакатиком «Сан-Франциско». Он пытался быть «крутым», но, по мне, выглядел просто жалким. Винни не хотела, чтобы я останавливался. У нас было двое детей на заднем сиденье, и она была уверена, что мы попадем в статистику убийств.

— С тех пор прошло много лет, — сказала Винни.

Пит посмотрел на Гая.

— Что ты думаешь делать дальше, Гай, поехать в Санта-Терезу? Это может быть время, чтобы сесть вместе с твоими братьями и поговорить о прошлом, может быть, прояснить старые дела.

— Не знаю. Наверное. Если они захотят сесть со мной. Думаю, я еще не готов принять решение об этом.

Он взглянул на меня.

— Я знаю, что они не посылали вас сюда, чтобы умолять меня вернуться, но, кажется, у меня есть что сказать. Ничего, если я позвоню вам через день-два?

— Без проблем. А сейчас мне нужно ехать домой. У вас есть моя визитка. Если меня не будет в офисе, наберите второй номер, и звонок будет переведен автоматически.

Я достала вторую визитку и написала имя Таши Ховард.

— Это адвокат. Я не помню ее телефон. У нее есть офис в Ломпоке. Вы можете позвонить в справочную и узнать. Если что, можно записаться на прием и поговорить с ней. Вам понадобится совет от вашего собственного адвоката. Надеюсь, все получится хорошо.

— Я тоже. Спасибо, что приехали.

Я пожала Гаю руку, издала вежливые звуки по направлению Питера и Винни, и удалилась.

Я снова ехала по главной улице Марселлы, пытаясь проникнуться ощущением этого места.

Маленькое и тихое. Без претензий. Я объехала квартал, проезжая вдоль жилых улиц. Дома были маленькие, построенные по одинаковому плану, одноэтажные оштукатуренные здания с плоскими крышами. Они были окрашены в пастельные тона, бледные пасхальные яйца, помещенные в гнезда из зимней травы, сухой, как нарезанная бумага. Большинство домов казались ветхими и унылыми. Я видела только случайных обитателей.

Проежая мимо магазина, я заметила в окне рекламу свежих сэндвичей. Повинуясь импульсу, я остановилась, зашла и заказала салат из тунца на ржаном хлебе. Мы немного поболтали с продавщицей, пока она готовила сэндвич, завернув отдельно в вощеную бумагу маринованный огурчик, чтобы хлеб не промок. За моей спиной два или три покупателя перемещались по своим делам с маленькими тележками. Никто не обернулся, чтобы посмотреть на меня, никто не обратил ни малейшего внимания.

Я упомянула, что только что побывала в церкви. Продавщица не проявила особенного любопытства по поводу того, кто я такая, или зачем посещала пастора с женой. Упоминание Гая Малека не вызвало ни неудобного молчания, ни откровений о его прошлом или о его характере.