За границами легенд

А эти двое были слишком уж красивыми!

И, кстати, как сказал Григорий, остроухим свойственен немного другой тип красоты, нежели людям. Они не бывают сильно мускулистыми, хотя крепкие. И шибко широкоплечими, хотя «всё равно ладно скроены». И эти… высокие, но не мускулистые. И плечи не столь уж широки, как у некоторых человеческих силачей. Неужели, аж двое из другого Основного народа?! Тьфу, на хрена мне эта радость?! Вообще не нужна!

И голову опустила, вернулась к собиранию своих вещей.

— Гроза скоро начнётся, — тихо сказа Син, но я расслышала.

— И что же? — уточнил его спутник.

— Нас могут хватиться, — уже очень тихо, может быть, все люди и не различили ничего, но я-то была не человек! Ну, не совсем.

Кажется, тот, ко мне подкатывающий, якобы, просто ради помощи, вздохнул. Но тихо-тихо.

— Пойдёмте, Син, — сказал.

Я уже завязки завязывала на боку сумки и её крышке, как звякнув, приземлился возле меня мешок-кошель из тёмно-синего бархата. Мрачно взгляд подняла.

— За красивое сражение! — сказал, улыбаясь, неизвестный мне эльф, стоящий уже у порога, — Ладно смотреть было.

Спутник на него посмотрел мрачно. Уж не знаю, в чьём взоре плескалось больше яда — у Сина или у меня?.. А этот, дружелюбный шибко или просто бабник, повернулся, прикоснулся к ручке двери. Я сгребла кошель с подаренными деньгами, выпрямилась. И запустила ему. По башке.

Он, правда, кажется, звон монет в полёте расслышал, пытался обернуться. Но по уху таки съездил ему его подарок, перекатился по рубашке и, жалобно звякнув, на пол упал.

— Ты!.. — сдвинул густые роскошные брови Син.

— Не нищая. Без подачек ваших обойдусь! — проворчала, упирая руки в бока, — Что честно заработаю, в бою, то и проедать буду!

— Наглая девица, — сквозь зубы, едва слышно проворчал Син.

А тот, второй, лишь усмехнулся — наклонился, подобрал кошель, спрятал в карман штанов — и вышел. Син, окинув меня мрачным взором, последовал за ним.

Раскаты грома скрали их разговор. Ото всех, кроме меня.

— Вот наглая женщина! — проворчал черноволосый эльф на улице.

— А, по-моему, она милая, — добродушно возразил темноволосый.

— Но она швырнула в вас вашим же подарком!

— Я бы в ней разочаровался, прими она эти деньги.

— Ужасная женщина! — негодовал Син, — Что вы так с ней возились?!

Чуть погодя — они на несколько шагов ещё отошли от здания — и ещё менее отчётливо донеслось:

— Хотел бы я, чтобы пути наших жизней переплелись! Чтобы сидеть с ней рядом и свободно говорить обо всём.

— Она ужасна, — Син был неумолим, — Чем вам не угодили наши девушки?

— Да ну! — кажется, его спутник теперь смеялся, — Вечные разговоры о поэзии, музыке и цветах! О смешениях оттенков красок или тканей… Все эти приукрашенные слова и интонации… надоели! А она, думаю, честно и прямо говорила бы своё мнение и свои мысли на любой счёт.

— Если уж на то пошло, среди людей есть куда более привлекательные экземпляры…

— А я хотел бы, чтобы наши жизненные пути переплелись! Сидеть бы с ней, говорить о какой-нибудь ерунде… смеяться… Жизнь бы отдал, чтобы была возможность сблизиться с ней!

Тут небо разорвала напополам огромная молния — и все люди, да и я заодно, застыли, смотря в окна на неё.

— Если вам так нравятся независимые девицы, то, может, поискали бы среди драконок?! Кстати, и детей бы родилось побольше, чем…

Э… я… приглянулась эльфу?! Я?! Ой, а вдруг он передумает и вернётся знакомиться?

— Ох, снова вы про детей? Да я молод ещё! Какие дети?!

Они уже отошли далеко — и гром скрыл их дальнейший разговор. А может, его и не было.

Я наклонилась и подняла сумку. Странные чувства терзали меня. С одной стороны, облегчение, что эти две красивых морды свалили. И не будут вводить меня во искушение. Так что, если я до замужества доживу, то, может, подарю мужу свою девичью честь. Он, ежели чернореченец будет, обрадуется. У других народов, вроде говорят, не у всех такие мысли. Говорят, есть народы, которым всё равно. Например, будто то эльфы или кто-то из Синего края. Хотя эльфы вряд ли расскажут. Да и не лезть же к ним с такими дурными вопросами! Но… кажется, я ещё злюсь на проклятого Сина, который ни разу не назвал своего спутника по имени. Вот вроде свалили эти двое остроухих — и радостно. Но почему-то такое ощущение, что ушёл этот, с карими глазами, и будто я что-то потеряла. Важное. Но я никак не могу понять, чего?..

Растрясти посетителей на драку мне не удавалось, как ни язвила. Наконец, смилостивился трактирщик надо мной. Мол, проворчал, хотелось бы старые кости размять. И ежели одолею его — с него комната на пару деньков, да еда три раза в день за его счёт. Или, хм, думал ко мне подкатить? Нанять в охранники? Или приударить за мной?

Чтоб не приударил, я сопротивлялась долго и решительно. Фингал ему оставила. И ногтями прошлась по щеке — я давно смекнула, для чего девицы ногти растят подлиннее, даже приличные девицы из богатых семей. Не красоты ради. Но он, побитый и воняющий душным потом — видать мяском побаловаться любил — только смеялся. Взять его измором не смогла. Сама выдохлась. Но он сам увильнул, мол, спину прихватило. Сказалось, мол, старое раненье, короче, предложил заплатить, как обещал, «а довоюем мы с ним потом». Я согласилась. Но решила дверь изнутри на щеколду запереть и пригородить чем-нибудь потяжелее. А то мало ли?..

Но гроза разыгралась страшная. Мало того, что лило жутко, так ещё и порывы ветра насыпали в окна сорной дряни с улиц — и люди даже без просьбы трактирщика кинулись их прикрыть. И до того, как все окна прикрыть успели, видны были огромные молнии, разделяющие на куски тёмное и мрачное небо. И гром, жуткий… будто горы осыпались на город… будто сейчас потолок осыплется нам на головы…

Короче, пришлось всем задержаться в обеденном зале. И, якобы бодро, затеяли «перекинуться в картишки». Я тоже сидела, поставив корень — якобы полезный очень, редкий. Но он действительно был полезным. А так-то почти во всех лесах Черноречья рос, по словам Григория. Но местные его, по его же словам, намеренно не искали, так что не в курсе были.

И, хотя за стенами была непогода, однако же уши помогали мне различать шорохи. Потому я подозревала, кто с кем мухлюет. Да и память у меня, как оказалось, хорошо запоминала уже выпавшие карты. Эх, хорошая память эльфийская, полезно с нею в карты играть! Так что, прежде чем корень ушёл к трактирщику, я уже завладела тремя серебряными и пятидесятью медными. А потом мне уже зверски спать хотелось — и махнула на отвоевание корня. Хотя, правда, разыграла драму от расставания с ним — раз десять оборачивалась и смотрела на его плотный широкий стан и тощий хвостик с многими тощими ответвлениями-корешками.

В комнате на втором этаже, морщась — крышу, казалось, сейчас сорвёт или проломит — подтащила шкаф к запертой на щеколду двери. И только тогда успокоилась, разулась, растянулась на кровати.

Но сон не шёл. И даже не гроза мне мешала — в деревне родной и не такую видала.

Нет… всё не шёл из головы кареглазый эльф. И почему-то думалось, каково ему было на улице? Ведь они перед грозой вышли, может, не успели добраться до места? Вымокли, наверное, оба, мерзкий Син и он… тот… и что мысли мои о того остроухого так зацепились?