За границами легенд

Прищурился насмешливо кареглазый. Да к спутнику своему обернулся:

— Оставьте вы… его в покое, Син!

Но запнулся перед «его» так, то ли невзначай, а то ли и насмешливо. Поняли, мерзавцы?! Но как?!

— Да, Сыр, отвянь, — я проворчала.

И полюбовалась, как искажается смазливая мужская физиономия от того, как её обладатель услыхал, как я коверкаю его имя. Уже внимание всех — заинтересованное — было обращено к нам. И ладно.

Сумку эдак с силой поставила на ближайший к двери стол.

— А я и сестрица моя в драках хороши, — начала.

— Словами? — ухмыльнулся тот парень, одетый как аристократ.

— Кулаками, — нахмурилась, — А потому мы ищем знатную аль просто приличную богатую семью, которой для хозяйки иль дочерей необходим охранник!

— А драться-то умеешь, пацан? — ухмыльнулся чернореченец с проседью в тёмных волосах, сидевший неподалёку.

— А проверим?.. — ухмыляюсь.

Мгновения тишины и лениво-заинтересованного внимания. А потом вдруг кто-то сзади подкрался, да сгреб меня широкими ручищами. Да ладони его легли… на мою грудь.

— Да девка то! — гаркнули у меня над ухом, видимо, он и ростом был меня повыше, — Хрудищи у неё… — пальцы сжались на моей левой, — А ничё так…

Я, в мгновенья первые замершая от ужаса, такого хамства не снесла. И наподдала ему. Кулаком назад и куда-то вверх, к глазам его. Там хрустнуло. Он взвыл, руки разжимая. Я вывернулась, развернулась к нему — широкоплечему и рослому мужику — лицом, да коленкой вверх, по месту гордости мужской как наподдала. Он взвыл, уже то место руками прикрывая, согнувшись. А по лицу его, ревущего от боли, стекала кровь из сломанного носа.

— А ещё кто полезет — совсем без ничего останется! Мужского! — пригрозила.

На меня бросился его спутник, отрок лет тринадцати-четырнадцати, судя по таким же кучеряшкам тёмным, сын. Он сильно матерился, нападая, сверля меня глазами. Никак он испугался, что братьев у него не будет больше и сестёр. Но, поскольку взгляд его был устремлён к моему лицу, то он прозевал удар моей ноги. По коленке, с размаху. Он хряпнулся с воем и не сразу встал. Я отступила было… но то ли случайно, то ли кто подкинул… ноги поскользнулись на чём-то… я взмахнула руками, понимая, что не извернусь, не удержусь…

И вдруг застряла в падении, удерживаемая чьей-то рукой. Ощущая, как напряглись на ней мышцы. Нехилые такие мышцы…

Голову запрокинула. И встретилась со взглядом светло-карих глаз, слегка прищуренных, в обрамлении таких густых и чёрных ресниц, что многие девицы бы удавились из зависти. Они какими-то травами натирали их, маслами, а у этого мужчины они, похоже, сами так росли… И глаза его, в объятиях этих ресниц, казались ещё ярче на фоне бледной кожи…

И… И он же в стороне сидел! Как он успел так выскочить, лавки не опрокинув, да подхватить меня?!

— Вам соратник не пригодится, прелестный… — он чуть приостановился, дрогнули в усмешке краешки тонких изящных губ, — …Воин?..

Я вывернулась от него, но снова поскользнулась на похлёбке или подливке, откуда-то взявшейся на полу — никак мне под ноги зеваки недобрые плеснули — и снова, поскользнувшись, стала падать.

Он сдвинулся — так быстро и так красиво, будто в танце — и снова подхватил меня. Одной рукой — под талию, другой — запястье моё подхватил, пальцы свои с моими переплетя. А пальцы у него были нежные, холёные.

— Вы, я смотрю, танцевать так сильно любите, прелестный воин? — теперь аристократ переодетый уж улыбался откровенно.

— Да мне тут лясы точить некогда, — я мрачно проворчала, — Мне, как вы слыхали, надобно работу охранником найти.

— Вы?.. — он насмешливо вскинул изящные брови, — И охранником?

И, засранец, вдруг крутанулся, на похлёбке, так, что я невольно вскрикнула, испугавшись, что он тоже поскользнулся и хряпнется счас на меня, а тело его, гибкое, тёплое — жар его ощущался через тонкую ткань рубашки — вдруг устремилось в сторону, увлекая меня. А пальцы, с моими переплетённые, ещё покрепче прижались к моим.

И, в итоге им совершённого полукруга, мы как-то перевернулись и… и застыли… так, что я повисла, запрокинутая назад, поддерживаемая лишь его рукой, а он, невозмутимый и гордый, застыл напротив, насмешливо взирая на меня сверху вниз.

— Во танцует! — проворчали в зале восхищённо.

— А так, со стороны ежели глядеть… а девка вроде хороша! Хотя одета неприлично…

— Мда, в руках этого парня, да в танце с ним во как преобразилась!

— Ага… как камень в объятиях дорогого металла! Так кажется, что стекляшка будто, а так, как будто королева…

— В объятиях короля! — съязвил уж кто-то очень молодой, подросток.

А придерживающий меня как-то подозрительно вздрогнул. Улыбка соскользнула с его лица.

— А это… — мрачно сказала я и дёрнулась.

Гад снова повернулся, так, как будто танцевал со мною. И снова случайно в лужу от бульона или подливки наступил. И, судя по тому, как резко дёрнулся, уж натурально поскользнулся и сам. Но, вот ведь, взял и снова вывернулся, в несколько стремительных движений, увлекая за собой меня. И сильное его, гибкое тело вдруг напружинилось и куда-то рванулось. И руки, напрягшиеся, чтоб поддержать и удержать меня, сжимали меня крепко, будто оковы…

И вот, мы снова замерли. На этот раз уже стояли на полу. Я пол под ногами чувствовала твёрдо. И была б уверенна… не стой он так близко… вплотную ко мне. Одной рукой поддерживая за талию по-прежнему, а пальцы тёплые всё ещё были с моими переплетены. И, блин… там кто-то восхищённо присвистнул сбоку. Как будто он не просто удерживал там равновесие, а снова изловчился превратить свои движенья в танец и заодно в тот танец уволок, увлёк меня.

— Что, прелестный воин? — спросил мужчина молодой, слегка сощурившись, насмешливо. И ноздри мои уловили слабый запах душистых трав от его губ.

Его ладонь, державшая меня за спину, уж не давила, слегка придерживала. Но я всё равно ощущала прикосновение его пальцев к спине сквозь ткань рубашки. И проклинала свою глупость, что не выбрала безрукавку подлиннее, чтоб прикрывала не только грудь, но и ниже поясницы моей, чтоб не было между моей кожей и теплом его пальцев всего одного лишь слоя рубашки, не достаточно толстого и плотного, чтоб от жара и ощущения чужих этих пальцев меня уберечь.

И… и был он прекрасен в эти мгновения, этот смазливый гад! Я невольно подумала, что, кажется, я понимаю мать, которая вдруг поддалась на чары и красноречие моего отца, да на время про жениха любимого забыла… оказывается, было что-то эдакое… в прикосновении сильных тёплых рук… И в голосе, красивом, мягком, складно соединявшим знакомые как будто мне слова, чтоб нараспев, как будто песнею ложились…