За границами легенд

С час или чуть поболее прошло. Солнце уже за середину неба перевалило. Я приближался к середине моей истории.

И вдруг тревога скрутила душу, как-то отчаянно сжалось сердце. Будто что-то дурное случилось. С кем-то очень важным. И… то чувство было яркое такое, мучительное… а ведь подобное ему я почувствовал за два дня, как схватили отца и маму! То жуткое чувство тревоги… за близких… Но в тот самый день ничего не произошло. И на следующий. Тихо было. Разве что тревога, яркая, необъяснимая, не стихала. И только через два дня…

Вскочил. Огляделся — деревня бормотала как обычно, лениво или бодро текли её звуки над домами. Вот только… это чувство… это неприятное чувство…

Где-то вдалеке прозвучал отчаянный женский вскрик. Вспорхнули над кронами деревьев испуганно птицы, поднялись в небо. Тут я ощутил, как сбилась мелодия леса, окружавшего деревню. Кажется, пространство напряглось, притихло. Значит, что-то случилось в лесу. Такое яркое, что заметно по пространству, издалека. Ох… в лесу случилось! А в лес ушла Зарёна…

Корзину бросил, перепрыгнул сквозь деревенского мальца, постарше или младше который уж не разбирал — и в лес кинулся. Чуть отбежав, из вида скрывшись от селян, остановился, прислушался. Так, кажется, где-то там слева, трещали кусты. Как будто кто-то большой шёл через них. Иль кто-то, человек какой-то, отчаянно сквозь них ломился.

Я догнал их уже у оврага.

Девушку с густо исцарапанным лицом, бледным таким, что капли крови ещё отчётливее блестели на коже, в платье изодранном. И медведя, из глубокой потревоженной раны на боку которого сочилась кровь.

Зарёна отчаянно застыла на дне оврага, дёрнулась, застонала. Отчаянно водила рукой по земле, в надежде нащупать камень какой-нибудь или ветку. Медведь стоял в овраге, шагах в семи от него. Зверь напряжённо застыл и скалился, рычал. Жужжали стаи мух, вившихся над его раной, возмущаясь, что не дают присесть и нажраться загнивающей плоти.

Вдруг понял я, что зверь для прыжка напрягся…

Рука взлетела непроизвольно. Я вроде даже не успел продумать и осмыслить ни одного заклинания…

Медведь, охваченный пламенем, отчаянно взревел, встал на задние лапы…

Отчаянно заслонилась рукой девушка, не в силах смотреть на этот огромный живой факел, ревущий от боли.

Я запоздало понял, что этот зверь каким-то чудом уцелел после охоты, залёг где-то. И озверел от нанесённой раны. А Зарёна где-то неподалёку проходила, потревожила его покой. И, может, я б сумел его с эльфийским даром усмирить и даже подлечить…

Отчаянно завывая, хрипя от боли, медведь дёрнулся, стал падать на девушку. Та, дёрнулась, вскрикнула, упала снова. Видно, повредить успела ногу…

Новый жест. Пальцы сами дёрнулись, цепляя из магического слоя пространства силу…

Пламя стало ещё жарче… захрипел в агонии погибающий медведь… языки костра взлетели ввысь, почти до крон деревьев…

Несколько жутких мгновений, когда ближайшее к нам пространство и мою душу корёжило от боли и ужаса погибающего в жутких муках зверя…

И на ноги селянки, на её плечо и около неё опали несколько пригоршней пепла… Я метнулся к ней, стряхнул с неё пепел… она смотрела на меня, не узнавая, каким-то безумным взглядом… Поднял её, прижал к себе, крепко-крепко обнял… Она вцепилась в меня. Стояла долго-долго, трясясь. Потом, не выдержав, заплакала.

И я с опозданием понял, что успел бы. Что я, быть может, успел бы и присмирить медведя, ну, хотя бы в сон вогнать. И, может статься, успел бы затушить перемещённой водой непроизвольно наброшенное на него пламя. И девушка была бы спокойнее, не видя этого кошмара, заживо сгорающего живого существа, почти рядом с ней. И зверь, пострадавший из-за аристократов, но недобитый ими, мог бы выжить. Я смог бы вылечить его и справиться с глубокой загнившей его раной. И Лес бы так не сотрясался, напуганный её ужасом и яркой предсмертной волей своего обитателя.

Я мог бы… было много вариантов, что я мог бы сделать…

Но в голову в то время мне ни одного из них не пришло.

Потому что я забыл и о жалости к невольно пострадавшему из-за охотников медведю. Я забыл о древнем правиле не злить и не тревожить ни Эльфийский лес, ни Лес чужой. Я забыл, мгновенно забыл уйму заклинаний, что несколько десятков лет вбивали в мою голову.

И у меня осталось только одно единственное чувство, одна лишь мысль — страх, что я не успею спасти её.

Зарёна плакала. Долго плакала, прежде чем смогла сколько-нибудь успокоиться. Сегодня она была жутко напугана. Впервые она была так напугана. Одной рукой я прижимал её к себе, крепко-крепко, чтобы чувствовала, что я рядом, что я сильный, что я справлюсь со всем и успею защитить её. Другой рукой гладил её по встрёпанным волосам, осторожно, нежно…

И я вдруг с ужасом осознал, что привязался к ней. Но как-то странно…

Меня не манили изгибы её тела. Вот как сейчас, стою и обнимаю её, напуганную, вцепившуюся в меня, и даже чувствую тепло её тела через одежду… она важна мне. Я страшно испугался в тот момент, когда боялся её потерять…

Я, кажется, привязался к ней, как к другу. Или к младшему брату. Точнее, как к сестре. У меня никогда не было ни братьев, ни сестёр. Да и дружить с людьми я опасался. Боялся, что это отвлечёт меня от мести. А я очень хотел отомстить за погибшую семью. И за погибшую мечту о брате, которого у меня никогда уже не будет.

Она притихла — и я отвёл её к ручью — мы хорошо уже успели изучить ту местность, гуляя вдвоём. Велел умыться — она умылась. Трав нарвал, протёр в ладонях и смазал её лицо, царапину. Взял за руку, повёл в деревню. И тут запоздало заметил, что она как-то странно ступает на левую ногу. Ох, да она хромает! И верно, ногу повредила, потому сбежать не смогла от раненного и обезумевшего от боли зверя. Может, тогда повредила, когда упала в овраг. А я так в мысли свои о новых непонятных чувствах ушёл, так сильно испугался, что ослабею и не успею отомстить, что не заметил. Как мог я?! Она страдала, а я этого не заметил.

Девушка дала ощупать ногу. Покорно села на камень. И молча вынесла, когда я резким движением вправил ей сустав. Я подхватил её на руки — и понёс до дома. Мать что-то хотела спросить, увидев жалкий вид Зарёны и что я несу её на руках. Но смолчала.

На ужин были суп и салат из тех «сорняков». Вполне себе вкусные. Вот, даже хозяйке идея понравилась. Она новых рецептов хотела узнать. Или же пыталась вывести нас из задумчивости?.. Но мне еда не лезла в горло, есть не хотелось совершенно.