За границами легенд

Эр снова улыбнулся мне, подтянул колени, обхватил их руками.

— Во сне я очень обрадовался, когда ты прибежала ко мне. А тот мальчишка почему-то так и стоял там, говорил издали… Правда, потом я поскользнулся и упал. Тогда вы оба подошли ко мне и протянули руки. Я шёл между вас, держась за ваши руки… Мы потом побежали куда-то ещё. Ты смеялась, а он почему-то молчал… Потом мы бегали у реки и, шутя, брызгали друг на друга водой, раскрывая веры и цветы из водяных капель, поднимающихся вслед за нашими руками… Нам было хорошо втроём… И ещё у меня вдруг было такое чувство, будто я его уже где-то видел… Только я никак не мог вспомнить, где?.. — он вздохнул, смял травинку. Потом смущённо и виновато погладил кустик, чей один из стеблей переломал, — Ох, прости, что я так заболтался о том сне! Про сны мои, должно быть, слушать скучно. Вообще, быть единственным ребёнком скучно… А ты — единственный ребёнок в семье?

Отвернулась и пробурчала что-то невнятное.

— Расскажи о себе, — вдруг попросил принц остроухих, — Как ты жила все эти годы?

— Тебя это и правда волнует?

Пристально взглянула на него. Он кивнул. Везёт же ему, так хорошо и спокойно жил, что страдал только от скуки!

Я не хотела ему слишком много всего рассказывать… Вообще не собиралась! Так как-то вышло… Просто он очень внимательно слушал… очень внимательно… Или это какая-то эльфийская магия? В общем, я начала, а потом меня понесло. Кажется, я рассказала слишком много… потому что все воспоминания и невысказанные чувства вдруг сплелись, волной накрыли меня… Очнулась, обнаружив, что сижу рядом, он обнимает меня и гладит по голове. На его рубашке и бинтах, промокших от моих слёз, проступают кровавые пятна. Он морщится, но говорит, словно его ничего не беспокоит, кроме моего состояния.

Резко отстранилась.

— Прости, — сказал он хрипло, — Я… я просто хотел узнать о тебе что-нибудь… правду… Потому я использовал немного магии, чтобы заставить тебя проникнуться доверием и разговориться. Но я и не ожидал, что ты так жутко жила! И что тебе станет так плохо от воспоминаний.

Душа болела. Душа, которую насильно расковыряли и растревожили. Но он выглядел встревоженным… если не притворялся…

— Я думал, мне жилось плохо, — сказал принц спустя некоторое время, смотря на берег у своих ног, — С отцом, которому я интересен только как наследник. И с матерью, которой вполне себе хватает статуса эльфийской королевы, а больше ничего не волнует. Ну, разве только её внешний облик. И цветы. Со всеми этими традициями и обязанностью быть безупречным, поскольку я — наследник. Но, получается, у меня была не такая уж и страшная жизнь… А тут вдруг сестра объявилась… И мне толком ничего не сказали. Лишь сегодня узнал о твоём существовании. Да и ты, полагал, не будешь о себе рассказывать…

Вздохнув, мрачно сказала:

— Я бы тоже заинтересовалась… если б у меня неожиданно объявились брат или сестра. Тем более, из другого Основного народа.

Мы молчали очень долго. Я не смотрела в его сторону. Потом всё же спросила:

— А тебе лет-то сколько, братец?

Он ответил сразу:

— Двадцать девять. Совсем немного.

Чуть помолчав, прибавил:

— Тебе уже рассказывали про нашу прародительницу? Ту, которая имела рыжие волосы?

— Расскажи.

Я, конечно, злилась, что он меня с магией допытал, но могла понять его интерес. И… и всё-таки мне почему-то хотелось его простить. Хотя бы один единственный раз. Тем более, что он, в отличие от отца, меня по-человечески принял. Только услышал о моём существовании — и пришёл поговорить со мной. Обнял. Первый из родственников по линии отца, кто захотел меня обнять.

— Она была обычной человеческой девушкой. Влюбилась в вождя своего племени. Но тот был привередлив и обращал внимание только на стройных светловолосых и голубоглазых девушек, с чистой белой кожей. А Лиса была рыжая, полненькая, веснушчатая, да ещё и зеленоглазая. Словом, ей обратить на себя внимание его не удалось. Она старалась и внешность изменить, даже ядовитыми травами пользоваться не побоялась, в искусствах других превзойти. И талантливая очень была. Как-то раз вообще на поле битвы вышла, станцевала — и все про разногласия забыли, засмотрелись. Им стало не до сражения друг с другом. Правда, вождь тот опять её не оценил…

Воробей вспорхнул — и полетел уже куда-то по своим личным делам — и эльф проводил его задумчивым взглядом:

— Словом, однажды ушла она в лес от отчаяния, хотела отдать своё тело на растерзание лесному зверью. Правда, она спела напоследок, а звери заслушались и стали с той поры о ней заботиться. Первая, кто смог так зверей своей воле подчинить. Точнее, подружиться с их душою… Первая, кто стал питаться растительной пищей и увлёкся изучением законов мироздания. Первая, кто блестяще лечил травами. Говорят, она могла общаться с Мирионой, как со своей подругой! И говорить на языке зверей. Она же родоначальница эльфийской магии. Та, что вывела легендарную голубую лилию. Она получила Долгую молодость. Возможно, она поняла что-то известное когда-то лишь людям Первого народа. Сокол передумал, но слишком поздно. Да и дракону, сватавшемуся к ней, Лиса отказала. Два или три века жила одна в своём лесу. А начало эльфийскому народу положила она вместе с Вереном, бродячим менестрелем. Тот увлекательно истории рассказывал, из дерева вещи делал очень красивые, с растительным орнаментом. Славы избегал: хотя и рассказывал красивые истории, но имени своего людям обычно не открывал. Внешне был некрасив, но настоящий мастер. Он её с первой встречи полюбил, а Лиса его полюбила не сразу, но крепко.

Брат рассказывал с явным удовольствием, красиво, поэтично… Я его не перебивала, хотя и слышала уже эту историю. От Григория. Тот её на свой лад рассказывал, кой-где даже находил поводы для добродушной или грустной шутки.

— Или ты уже слышала? — оборвал себя Эр на полуслове.

— Слышала, но другую версию.

— Расскажи! — попросил принц.

И опять растянулся на земле, подложил руки под голову, приготовившись слушать. Лицо его стало ещё более измученным, но он ничего о своём состоянии не говорил. Я исполнила его просьбу, постаралась, как могла, говорить поинтереснее. Хотя куда уж мне до голоса и интонаций Григория, со соцветия и узоров им сплетённых букв! Точнее, до эльфа Кана.

— История наша, но звучит как-то по-другому, — заметил брат, дослушав меня. — Как-то так…

— По-человечески?

— Ну, тут рассказчик с ноткой иронии относился ко многому, хотя и не со злом. И выражения попроще. И уже не так романтично и поэтично, как у нас… Это эльф тебе рассказал или человек?

Уклончиво ответила:

— Мой… знакомый.

— Эльф, который живёт среди людей? — Эр с интересом взглянул на меня.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это одна из самых любимых легенд нашего народа, но мы её так не рассказываем, — задумчивая улыбка, — Тут манера схожа с человеческой. Чтобы так рассказывать, надо увлечься человеческим искусством. Ты, возможно, что-то упустила, но в целом пересказала хорошо — память у тебя отличная. И часть фраз вспомнила из его — я заметил, что ты сама иначе слова строишь в фразы при разговоре. Но ты, думаю, не стала бы такие истории рассказывать. Как-то… это не твой стиль… Просто у меня такое ощущение, что это не твоя версия. Всё-таки, когда мастер сам рассказывает или когда его историю пересказывают, разница есть. Она ощутима.

Сначала хотела на него обидеться, потом припомнила, как мы с мамой вечерами сидели возле Григория, заслушавшись. Вздохнула:

— Да, ты прав: я только лишь пересказала то, что слышала.

Эр устало прикрыл глаза.

— Расскажи, пожалуйста, ещё. Что тебе тот мастер рассказывал.

— Так ведь эльфы не одобряют человеческое искусство?

— Но мастерство мы уважаем. А у меня такое ощущение, что тот эльф хорош…

Рассказала ему две легенды. Он поначалу говорил какие-то замечания, потом замолчал. Лежал тихо. Я ещё какое-то время рассказывала, потом испугалась, что он уснул. Посмотрела на него. На его одежду… уже промокшую от крови… на белое-белое лицо…

Тронула его рукой, осторожно, там, где под тканью не проступали контуры бинтов… Он не очнулся… А ведь ему ещё ходить не позволяли! Это он сам сбежал, пока все были погружены в расследование! Сбежал, чтобы увидеть свою сестру… Сбежал, потому что хотел поговорить со мной!

Тогда я закричала…

И ничего не случилось… никто не пришёл…

Я не умею перемещаться вместе с кем-то. Не умею хорошо лечить травами. От испуга забыла всё, что мне Григорий говорил. Но смотреть, как угасает жизнь моего единственного брата, тем более, который даже едва живой пришёл взглянуть на меня — иначе б, если не хотел, предпочёл компанию других остроухих. Тем более, брата, который дружелюбно отнёсся ко мне…

Я осторожно подняла его, взвалила на спину. И пошла обратно. К счастью, дорогу до нынешнего моего дома запомнила. Заболела от тяжести спина, боль отозвалась в недавно зажившей ране. Но я упорно тащила его…

Потом как-то неожиданно передо мной появился взволнованный Нэл. Он точно следит за мной! Но я была рада его появлению, так как у меня уже от отчаяния голова перестала соображать. Да и брат, хоть и отощал после ранений, однако ж был слишком тяжёл для меня.

— Его опасно куда-либо тащить, — сказал Нэл. — Давай окажем ему первую помощь тут, а потом позовём кого-нибудь, чтобы помогли его переместить.