За грехи отцов
Шрифт:
– Но не к такой смерти.
Эльза выбросила недокуренную сигарету в пепельницу, развернулась на каблуках и прошла вглубь здания. Аксель двинулся за ней. То, что Инквизитор убил сестру, означало лишь одно: он понял, что полиция на хвосте. Он заметает следы. Или готовится к сдаче на своих условиях.
Они поднялись к палатам. Эльза все так же шла впереди. Она выглядела маленькой и жалкой, но старалась держаться. В больнице было необычайно тихо. Главврач провела его по длинному коридору, мимо сестринского поста, на котором никого не было.
– Тревожная кнопка есть? – спросил Аксель.
– Пока нет. Телефон.
Убожество
– Вот.
Эллингтон указала на приоткрытую дверь палаты.
Аксель остановился. Собрал волосы в хвост, достал перчатки и бахилы, с сожалением подумав, что, скорее всего, все уже затоптали, и толкнул дверь кончиком затянутого в неприятный латекс пальца. Та отворилась без скрипа. Он заглянул в палату, ярко освещённую люминесцентными лампами. Огромное пространство с четырьмя койками, три из которых были аккуратно заправлены. Первое, что бросалось в глаза – следы от скотча на стене.
– Там висели её рисунки, – проследив за его взглядом, сказала Эльза.
Аксель обернулся и посмотрел главврачу в глаза. Доктор смутилась.
– Она много рисовала. На арттерапии и вне неё. Не то чтобы хорошо рисовала. Как все. Но все её рисунки были связаны с отчимом, которого она убила, и огнём, которым пыталась себя сжечь.
Грин благодарно кивнул и наконец посмотрел на кровать, где лежала Лили. И чуть не выругался от досады. Руки девушки безвольно висели вдоль тела. Рисунки валялись на полу, на части из них следы подошв.
– Как все было до того, как вы все испортили? – звенящим от негодования тоном спросил детектив.
– Вам надо поговорить с дежурной медсестрой.
– Которую вы накачали и которая бесполезна? – огрызнулся Грин. Он знал, что Инквизитор оставил послание. Совершенно определённое послание, которое теперь никто не прочтет.
– Не было другого выхода, – с выражением удивительной смеси чувства вины и прохлады заметила Эллингтон. – Она чуть не разбила себе голову об стену. Я приведу ее в чувства.
– Не думал, что у вас работают такие легковозбудимые сотрудники.
– Я тоже, – честно сказала Эльза, проведя по волосам рассеянным жестом. – Тем более вид, судя по всему, не был таким уж чтобы ужасным. Ни крови, ни расчлененки. Просто мертвая женщина, укрытая собственными рисунками.
– Я должен знать, как тут все выглядело до того, как вы устроили погром, – Грин и мягким движением скользнул в палату.
До него донесся усталый вздох главврача. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что повторяется и, может быть, даже выглядит несерьезно, но иначе не мог выразить всю степень своего возмущения. Ну не орать же в психиатрической больнице, честное слово. Перепутают с местными.
Усилием воли Грин заставил себя вернуться к созерцанию. Закрыть глаза на то, что первоначальная поза искажена, что рисунки сейчас разбросаны по всей палате, а, скорее всего, находились на теле. Вероятно, в определенном порядке. Женщина лежала на спине. Неровно – явно
последствие попытки вернуть ее к жизни. Халат на груди распахнут – скорее всего, по той же причине. Глаза закрыты. Волосы заплетены в косы. Лицо спокойно, почти безмятежно. Очень бледное, тонкие черты. Аксель без труда считал сходство с Катариной, которая до сих пор не объявилась. Ее телефон оставался вне зоны доступа, выключенный.Детектив на мгновение прикрыл глаза, отгоняя лишние мысли, которые скакали с темы на тему и никак не могли успокоиться. При осмотре места преступления он должен быть открыт и чист. А вместо этого, взбешенный тем, что уничтожены все улики, он тратит эмоциональные силы на простой осмотр тела. Обычно с такими проблемами Грин не сталкивался. Наверное, ему надо добавить звукоизоляции в комнаты Сары и свою. Еще пара месяцев полубессонных из-за ее криков и стонов ночей, и он станет профнепригодным.
Впрочем, больше ничего интересного он не увидел. Девушка была в халате, она не сопротивлялась, выглядела так, будто спала. Рисунки на ней и на полу, некоторые на соседних койках. Скоро приедут криминалисты и все сфотографируют, и если им очень повезет, на этих фотографиях обнаружатся зацепки. Аксель подошел к двери и хотел уже заговорить с Эльзой, когда увидел Артура Тресса.
– Собственной персоной, – улыбнулся Грин. – Смотри, тут слегка попортили картину.
Артур замер на пороге, внимательно посмотрев детективу на ноги и на руки (на месте ли латекс и скотч), удовлетворенно кивнул, заглянул в палату и перевел взгляд на Грина.
– Слегка? – спросил он вместо приветствия.
– Мы психиатрическая больница, а не филиал полицейского управления, – вмешалась Эллингтон. – Если пациента находят без сознания, если ему не вводили препаратов, задача любого сотрудника оказать помощь.
– То есть ваша медсестра была не в состоянии определить, жива жертва или мертва? – спросил Аксель.
Доктор посмотрела на него.
– Не всегда это возможно сделать на расстоянии, детектив Грин. Пожалуйста, занимайтесь своей работой.
Грин улыбнулся, смерив врача чуть более презрительным, чем хотел, взглядом. В такие моменты, как сейчас, женская красота его не трогала.
– Отлично, спасибо, что напомнили. Давайте поговорим с виновницей торжества. Артур, оставляю Лили и палату в твоих руках.
– Было бы что оставлять, – огрызнулся тот, натягивая перчатки.
Эльза горестно вздохнула. Она явно ждала того мгновения, когда сможет отделаться от незваных гостей, закрыть палату, где произошла трагедия, и подготовиться к приему делегаций с проверками. Если это действительно убийство – а скорее всего, это было оно, – главный вопрос, который вскоре всплывет, звучит так: «Как убийца попал в больницу неузнанным и как оттуда выбрался?»
Аксель шел за ней по длинному коридору, буквально считывая ее сомнения и страхи, которые витали в воздухе. Но он был слишком раздражен, чтобы наладить с женщиной контакт или посочувствовать ей. К тому же он и сам убедился, что с безопасностью в больнице все печально. Это только на первый взгляд полностью закрытое заведение. А на самом деле здесь бесконечное количество лазеек и щелей, через которые можно пробраться.
Эльза резко остановилась у комнаты с белой дверью. Слово «Сестринская» было выжжено по дереву. Никакой таблички. Видимо, из соображений пресловутой безопасности.