За широкой улыбкой
Шрифт:
Виновато прячу взгляд.
– Я думала, то Евсеев… - едва слышно в нелепое оправдание.
– Ах, Евсеев! Страшно ей стало! А *** лысого ты тогда из квартиры свой зад паршивый высунула?! Пришла гаситься – вот и сиди, не дергаясь!
– Да иди ты! – взвизгнула я обиженно. Резко встаю, но вдруг движение, напор – и пнул, толкнул обратно, отчего тотчас повалилась на диван, словно куль.
– СИДЕТЬ, Я СКАЗАЛ! …когда с тобой разговаривают. Куда опять лыжи навострила? Мало одного чуть до гроба не довела? Еще надо?!
– Еремов! Ты забываешься!
– Я? – оторопел, вскрикнув. Вдруг резвое, бешенное движение и, ошалевший,
Обмерла я.
Решаюсь на едкое:
– А "ровно" – это ноги перед тобой раздвинуть, да? Или можно только отс****ть?
Аж побелел от услышанного.
Лихорадочно проморгавшись:
– Ты сейчас... схлопочешь. Сказал же - пошутил!
– А потому и притащил эту шмару, да давай с ней гастролировать так, что от ее ора во всей квартире некуда было деться? Да?!
И вновь проглотил упрек.
Шумный выдох.
Вдруг разворот и пошагал из комнаты долой, гневно махнув на меня рукою:
– Короче, всё понятно с тобой!
– Со мной, или с тобой?! – смело бросаю ему вдогонку.
Обмер, не шевелясь (отчего тут же я прикусила язык, запнувшись от страха).
Но не обернулся. Секунды раздумий – и все же продолжил свой, ранее заданный, путь.
***
Не знаю, сколько прошло времени: пятнадцать, двадцать минут, а может, и полчаса - прежде чем я осмелилась встать с дивана и пройтись по комнате. Перевернуть, поставить обратно стол. Собрать с пола разбросанные Еремовым вещи: журналы, какие-то бумаги, платежи - и положить всё на место. Поправить подушку, одеяло. Взять пульт. Растерянный, отчасти бесцельный взгляд около. И вдруг словно кольнуло что-то внутри меня. Что-то встрепенулось, дрогнуло... Движение ближе и уставилась, прозревши: конверт. На столе лежал конверт, вот только на нем - не фамилия Еремова, и не еще какая-нибудь ерунда, нет. Большими, печатными буквами выбито... "Балашова Т. Ф.".
Адрес не указан: ни получателя, ни отправителя, как и имени того, кто послал.
Жидким азотом обдало меня враз, разливая по венам неистовый ужас. Перехватило дыхание. Тихий, отчаянный писк, словно кто-то душу мою за щупальца потащил наружу. На глаза проступили слезы. Лихорадочно дрожу, как болванка на ветру: последний оплот пал. Попытки позвать Еремова - но лишь нелепо, как рыба, глотаю воздух...
– Гриша… - наконец-то, осипло.
Задыхаюсь. В груди жутко сдавил страх, отчего просто невозможно сделать свободный, полноценный вдох. Боль тяжелым ядром отдает, оседает внутри меня, стреляя в спину.
– Гриша! – давлю из последних сил. – ГРИША!
(пищу, словно перед смертью, испуганно тараща очи)
Миг – врывается. Тотчас хватает меня за руки, пресекая судорог пляску. Ошарашено всматривается в лицо:
– Присядь.
Напор – но ничего не могу сообразить. Ничего не могу сделать, невольно сопротивляюсь.
– Откуда? – шепчу отрешенно, тычу, непроизвольно мня, бумагу. – Откуда оно?
– Что? – нахмурился. Взгляд на конверт. – Что это?
– Откуда письмо?!
– Письмо? – неподдельно удивился.
– Да не знаю!
– взмахнул рукой. – Я таким давно не маюсь!
–
Это – Евсеева… Откуда оно здесь?– Да ПРИСЯДЬ ТЫ! – гневно рявкает и, причиняя боль, напором опускает меня на диван. И вновь глаза в глаза: – С чего ты взяла? – голос стал тихий, добрый, успокаивающий. – Причем здесь Евсеев?
– Он на охоту вышел. И вот прислал за мной…
Удивленно выгнул тот брови.
– Я чего-то не знаю?
Нервно проглатываю слюну.
Хочу сказать, да сил уже нет.
– БАЛАШОВА, мать т***! – вдруг встряхнул за плечи. – Не закрывай глаза! Вот с*ка! – слышится, да не видится уже… мой Еремов. Задергался. Чувствую, как оседаю на что-то мягкое.
– Алло, скорая! Человеку плохо. С сердцем что-то. Да не знаю я! Приезжайте скорее!..
– -----------------------
Глава 13. Послание
– -----------------------
***
(Е р е м о в)
Вальяжно развалился в кресле доктор и, устремив на меня пренебрежительный взор, зацокал ручкой по столешнице. Ехидно улыбнулся:
– Зря паниковали. Никакого сердечного приступа. Пошалить сердечко – пошалило, но вот до инфаркта…
– И что теперь? – сдержанно.
– Ничего, - шумный вздох. Взгляд около, а затем вновь на меня. Опять скалится, мразина: - Нужные препараты укололи. Свои лекарства пусть не забывает пить. А сейчас седативного – да пускай отоспится. Мы за ней присмотрим - ничего такого здесь нет. Сколько уж можно повторять? Просто так отдать я ее не могу. Это всё - страховка, документы, проверка... А вот через несколько дней - подъезжайте и забирайте эту вашу... вопящую паникершу.
Облокотился я на стол, глаза в глаза, с вызовом:
– Еще, с*ка, хоть одна ухмылка на твоей е***ной роже - и как бы уже твое сердечко не стало шалить, а ты - не начал вопить. Усёк?!
И Балашову я забираю - сегодня.
***
(Т а м а р а)
Очнулась в машине. Судя по знакомым деталям – Гришина… За окном – темно, лишь только то удавалось разглядеть, что устало очерчивал своим медовым светом фонарь.
Вывески «Автомойка», «Автосервис».
Попытка открыть дверь – тщетно. Заперто, и даже кнопки замка не удается вытащить. Ныряю в карман – силюсь отыскать телефон. Ну, хоть ты, родимый, не подвел – и батарея не села...
Гудки… Однако не берет мой герой трубку.
Внезапно дрогнуло полотно, послышался писк, отворились ворота в одном из белых отсеков. Показалось два силуэта. Один мужчина остался стоять на месте (судя по всему, курить), второй же – устремился ко мне. Шаги ближе. Лишь только вблизи признаю – Ерёма.
Щелкнули затворы, запищали кнопки. Рванул на себя дверь.
– Ты как? – присел на корточки рядом. Взгляд в глаза. Неожиданно потянулся - ласково коснулся моей щеки рукой, провел вдоль скулы - поежилась.
Машинально от волнения скользнула я взглядом около. Но буквально миг - взор Еремову за спину, туда, где бродил его "товарищ", – и обмерла, прозревши... Краем глаза (и то, в последний момент, когда мужчина уже, скрывшись внутри, захлопывал за собой дверь) уловила нечто жуткое. Тотчас отталкиваю Еремова (отчего тот пошатнулся и чуть не упал на асфальт – вовремя оперся на руку). Выбираюсь на улицу – и мчу, рву, лечу туда, словно ополоумевшая.