За широкой улыбкой
Шрифт:
Взор на меня:
– Не знаю. Когда будет, тогда и будет. Привыкай.
– ------------------
Глава 19. Вещь
– ------------------
***
А вот и пятница. Тяжело дался очередной рабочий день, но если бы не он, если бы не труд, то и того было бы кошмарнее – мысли глушили голову, раздирая оную на части: где Еремов, чем занимается, что ему угрожает… и когда вернется?
И снова вечер. И снова за мной приехали Борис с Блохой.
Коротко поздороваться, бросить мимолетный взгляд то на (не выспавшегося,
Пустой, бесцельный взор на мелькающие виды.
Гриши уже почти неделю нет. И сколько еще не будет? Черт, а если во что-то вляпался?
Надо было у Фирсова выведать. Как он пытался из меня выудить информацию, так и с ним в пору поступить.
И если что…
А что, если что? Вот что я смогу сделать?
Помешать правосудию? Или что?
И где, какая теперь… моя правда?
Но и не смогу тихо, смирно смотреть, как будут закрывать Еремова. Однозначно.
Да. Это – эгоизм. Эгоизм! Ну, и что?
Что, коль это – единственный вариант, основа моего выживания… как душевного, так и телесного? Не вечно же мне куковать под присмотром людей Гриши? Под опекой того же Бори? ...в то время, как Еремов будет колесить, где придется, или вздумается…
Но, даже если… и доберется Фирсов, если захлопнет за ним решетку – ничего не изменится. Этот человек спас меня. Да, пытались все. Чего только стояла самоотверженность, доброта того же Макса, но…
Спас, вытащил из клещей страха, отчаяния, собственной никчемности – Он. И только Он. Мой Еремов. Потому и вопреки всему… я люблю его, безмерно люблю, и приму любую судьбу, даже если это - ждать с ним встречи годами...
***
– Борь, а ты женат?
– Что? – нервно дернулся в мою сторону, огорошенный Кузнецов. Уставил взгляд, оторвавшись на мгновение от дороги.
Невольно улыбаюсь его такой реакции.
– Говорю, женат ли ты? – не без иронии переспрашиваю. – Может, невеста есть, или жена?
– И потому у Еремова в квартире ночую?
– Ну, - пожала я плечами, отворачиваюсь. – Всякое бывает. Тем более… это же - дела, а не добровольно.
– Ну, как сказать.
Удивленно вздернула я бровями.
– В смысле? – разворот.
– В смысле, - вдруг резво, грубо вклинился в разговор Блоха. – Что и он на тебя точит. А отгреб только я.
Обомлела я, прозревшая.
– Слушай, п**дюк, - в ярости метнул взгляд Кузнецов на «пассажира». – Ты сейчас довые****ешься!..
– Правда в глаза колет, да?
– Ты че, тварь? – выпучил неистово очи Борис. Удар по тормозам – взвизгнули шины.
Резво дернул дверь – и влетел наружу: кинулся, вытащил за грудки ублюдка.
Гудят, пиликают сзади подоспевшие автомобили…
Выскочила за ними и я: испуганно заорала, завизжала, замолила остановиться (отчаянно махая руками, цепляясь за куртку ополоумевшего, силой пытаясь оттащить обратно) - да срать хотел Кузнецов: лупит, гасит этого идиота прямо у всех на виду. Да так, что тот уже давно и не сопротивляется: куда против такого шкафа?
Слезы рекой потекли по щекам.
С*ка… опять всё по е**ному кругу... Опять эта бесовская внешность, что в пору самой уже ее изуродовать...
Еще
миг - отступаю, пячусь… лихорадочно мотая головой.Нет. Нет, я больше так не могу...
Резвый разворот - и наутек, изо всех сил… что было духу, дури, боли… между двумя сплошными в неизвестность.
Господи, за что?! Сколько еще будет это всё?! Почему нельзя просто жить… быть с Еремовым. И что ничего лишнего! Ничего... и никого!
Чертовы кобели. Все никак конченую самку не поделите. Самку, которой тошно от одной только мысли... о вас и о вашей похоти!
– А ты, б***ь, еще куда?! – вдруг раздалось свирепое за моей спиной.
Догнал. Сработало. Конечно, сработало. Куда лучше всяких уговоров – когда трофей бежит, тут уже не до дележки…
Мигом настигает и хватает за локоть. Пытаюсь выдраться:
– ОТПУСТИ!
Борзо, гневно, неистово отдергивает обратно, швыряет, отчего, словно кукла, тотчас полетела я на асфальт. Шаг ближе - и повелительно, бесцеремонно подхватил, поднял к себе на руки, перекинул через плечо и понес к машине.
– Отпусти! Кузнецов, отпусти! – ору, визжу, колочу со всей дури кулаками по его спине – тщетно.
Еще шаг – и опускает, едва ли не бросает на землю: пошатнулась, повалилась на авто.
– Уйди! – рычу. Попытка выдраться, сопротивляться.
– Мне сказано доставить и следить – значит так и будет! И мне по*** на вас двоих!
– метнул яростный взгляд то на меня, запуганную, то на Блоху, избитого и скрюченного: - Хотите вые**ваться - вые****йтесь! Но не мне, б***ь! Приедет Ерема – и валяйте, что хотите! Он, с*ка, быстро эту х**ню порешает! А мне эта е**тень не нужна! ЖИВО. СЕЛА. В МАШИНУ!
– жестко, мерно, словно демон.
– Я – не вещь! – злобно рычу, прозревшая от такого его поведения.
– ВЕЩЬ, Балашова. ВЕЩЬ!
– сплюнул яростно в лицо.
Миг – и, ухватив за шкварки, отстранил вбок, открыл машину и запихнул, силой втолкнул меня в салон.
– Сейчас – ВЕЩЬ, - с лязгом закрыл дверь.
***
Сидим вдвоем с Кузнецовым на кухне (опять Блоха в машине, внизу). Молча, пьем чай. Каждый повесил голову и утопает в своих тяжелых мыслях.
– Прости, - внезапно шепнул, отчего невольно вздрогнула я. Подвести очи и уставиться ему в лицо (а вот он не смотрит). Продолжил: - Но и ты сегодня неправа была, - глаза в глаза.
– Не смей больше так реагировать, вести себя. Никогда не пререкайся, на людях. Даже если тебе кажется, что вокруг – одни друзья.
Слушаю, внимаю ошарашено; боюсь моргнуть.
– Особенно с Еремой, - ведет дальше; взгляд около. – Ни огрызаться, ни истереть, а уж тем более унижать. Ты же вроде уже большая девка, и касалась нашего мира – а элементарного не сечешь. Так и по роже могут съездить, и не только это… То, что ты там при Алтухове творила – даже я ох**л с лояльности Гриши. Он тебе не сказал, так я скажу: такое – непростительно. Дома – хоть на ушах стой. За пределами – ты баба Еремы. Вещь. Неотъемлемая часть его. …которая просто ну не может не подчиняться. Смирись. Ведь даже если ТЫ его дискредитируешь, и он это терпит, то чего мы, ровные пацаны, должны его слушать и ему подчиняться? Им баба командует? Вот и пусть ходит под ней, а не…