За…сто…лье (флотские байки)

– Ну ты, Серёга, даёшь! Ты сейчас подрезал швартующийся пароход, и тебя увидел Адмирал. Иди, он тебя вызывает.

– Всё, труба мне! – чуть не зарыдал Серёга. – Чёрт меня дёрнул торопиться!

– Суши сухари! – «посочувствовал» дежурный. – Сейчас он разрубит твой член на пятаки.

Серёга, рыдая, побежал к командиру корабля. Командир пришёл в ужас и спросил:

– А мне с тобой идти надо? Что сказал оперативный?

– Да ничего не сказал.

– Ладно. – сказал, подумав, командир. – Я с тобой пойду, но в кабинет к Адмиралу ты зайдёшь без меня, а я в приемной подожду. Ежели что, кликнешь.

И они, стеная и плача, отправились на экзекуцию. Дежурный же, хохоча, стал рассказывать эту историю своему сменщику.

– Пусть знает, салага, как подрезать пароход при швартовке! – сказал он ему. – Потопчется на КПП и вернётся, пропуска в штаб у него нет, тогда и расскажу правду.

– А ты разве не знаешь, что к Адмиралу пропускают без пропуска, достаточно сказать, что к нему идёшь. – заметил сменщик.

– Да ты что! – похолодел дежурный. – Первый раз слышу.

– Звони быстро, может, ещё не ушёл.

– Да ушли они с командиром в штаб флота минут пять назад. – сообщил дежурный по кораблю ошалевшему от страха оперативному.

В штабе флота служил однокашник оперативного.

– Юра, срочно перехвати Серёгу! – оперативный был близок к панике. – Что, к Адмиралу правда без пропуска можно попасть? – он уже хватался за соломинку.

– Да давно уже такой порядок, ты что, не знал? Бегу…

– Давай, Юра, давай, выручай, если он попадёт к Адмиралу, мне кранты!

Юра побежал. Оперативный знал, что у кабинета адмирала всегда стоит очередь, состоящая из старших офицеров, и очень надеялся, что старший лейтенант к адмиралу попадёт не сразу. Юра опоздал.

– Иди, родной, иди! – капитаны первого и второго рангов с радостью уступили очередь на «эшафот» молодому старшему лейтенанту, надеясь, что им меньше достанется.

– Чего тебе, салага, надо? – Адмирал встретил старшего лейтенанта довольно приветливо.

– Товарищ адмирал, я больше не буду! – зарыдал старший лейтенант.

– Чего не будешь? Говори толком.

– Корабли подрезать… При швартовке…

И Серёга, как на духу, всё рассказал Адмиралу. Через двадцать минут на гауптвахту отправились и оперативный, и Серёга. Правда, Адмирал долго смеялся и дал им по всего лишь по пять суток, они его здорово развеселили. Серёгин командир тут же получил личную аудиенцию у Адмирала, после которой долго ходил, держась за сердце.

Адмирала вскоре перевели в Москву, своему стилю общения с подчинёнными он не изменил. Но вскоре началась смута, прошу прощения, перестройка. Народ осмелел. Рассказывают, что кто-то из отчаянных офицеров, а может быть, просто доведённый до отчаяния человек, записал речь адмирала на разборе так называемых «полётов», обращенную к подчинённым, на диктофон, и плёнку передал средствам массовой информации, после чего Адмирала тихо спровадили на пенсию. Видимо, было в его речи что-то такое, что удивило видавших виды журналистов, и дальнейшая служба Адмирала перестала быть нужной Родине.

Альтернативщик застойных времён

Февраль 1982 года.

– Ты знаешь,– сказал мне мой друг-сослуживец Витька, – есть у меня один воин, который вызывает смутное беспокойство.

– В каком плане? – откликнулся я. Мы часто делились своими проблемами друг с другом, и эти проблемы после обсуждения решались гораздо быстрее и с лучшим качеством, чем когда её пытался решить один, недаром в известной поговорке приоритет отдаётся двум головам.

– Не могу понять… Недавно этот воин заявил мне, что в случае военных действий стрелять во врага не будет, потому что это противоречит его жизненным убеждениям.

– А ты сказал ему, что тогда свои выстрелят в него?

– Да сказал, мне, говорит, без разницы, не могу в людей стрелять.

– Шланг он у тебя! – убеждённо сказал я. – И служить не хочет. Тащи его сюда, хочу поговорить с ним, а потом тебе скажу, что за птица, но на сто процентов уверен, что шланг. Как, кстати, его фамилия?

– Фикалов…

– Однако! – захохотал я. – С такой фамилией на Руси можно хорошую кличку заработать.

– Да нет, через «и» пишется. – тоже засмеялся Витька. – Пока вроде без клички ходит.

– А служит сколько?

– Месяца три, как пришёл на корабль. Значит, скоро год будет.

– Ну, давай сюда твоего Экскрементова.

Ситуация нестандартная. Надо бы подсказать Витьке доложить об этой проблеме по команде, а оттуда она уже перейдет к нашим бездельникам, именуемых политработниками, это их хлеб, но хотелось бы воочию обозреть умного, несомненно хорошо продумавшего свои действия по досрочному увольнению в запас, красноармейца.

Мне рассказывали случай, когда один офицер несколько лет изучал основы и тонкости православия и однажды вышел на построение в гражданской форме одежды и с крестом на груди, крестясь на восток и отбивая поясные поклоны. Наши «попы Гапоны» (некоторые так называют на флоте политработников) сперва стращали его всеми физическими карами, но, когда убедились, что запугать мужика не удаётся, попытались его прищучить на знании Законов Божьих, пригласили богословов. «Уверовал!» – был вердикт специалистов. Парня срочно признали умственным пролетарием и уволили в запас по состоянию здоровья. Диагноз – что-то вроде врождённого кретинизма. Уходя с корабля, он выбросил церковную литературу за борт. Так это с офицером было, с ними хлопот побольше, офицеров так просто не увольняют, к матросам не предъявляются столь жёсткие требования, хотя здесь наверняка парень тоже здорово готовился.

– Разрешите? – после стука в каюту несмело вошёл среднего роста, темноволосый, с очень живым лицом и умными глазами матрос. – Товарищ старший лейтенант, матрос Фикалов по вашему приказанию прибыл.

– Заходи, присаживайся. – Я старался не смотреть на него, когда он представлялся, чтобы по моим глазам он не догадался, какие чувства вызывает у меня его фамилия. Ну хватит. Не виноват же человек, что у него такая фамилия. Кстати, у моего товарища служили в подразделении два друга по фамилии Тупицын и Дураков, умнейшие, как он говорил, ребята.

– Ты сам откуда?

– Из Москвы.

Понятно. Теперь многое прояснилось. Москвич, значит. Нет среди москвичей простых ребят. После стандартных вопросов с моей стороны о родителях, о том, где учился, давно ли призван, я перешёл к делу.

– Я слышал, что ты пацифист.

– Не совсем. Просто я не могу стрелять в человека, даже если это мой враг.

Парень явно интеллектуально подкован, к тому же учился в институте, за что выгнан, я выяснять не стал. Я начал вводить приемы политработников – напоминал о защите Родины, о трибунале во время войны, а время тогда было предвоенное, смотрели мы со Штатами друг на друга через прорезь прицела, о том, что мужчина – просто защитник Родины, на все мои аргументы он отвечал одной фразой: «Не приемлю».

– Ну хорошо. – сказал я. – А если на твоих глазах будут убивать твоего самого близкого человека, что будешь делать?

– Буду спасать, но без применения оружия.

– Тогда тебя шлёпнут, а потом расправятся с твоим близким.

– Этого я уже не увижу.

Я задавал много провокационных вопросов, но парень ни разу не дол слабину. Твёрдо стоял на своём, причём позицию Платона Каратаева о непротивлении злу отстаивал лишь частично. Ну не может он взять в руки оружие, и всё.

– Шланг он. – подтвердил я Витьке свой первоначальный диагноз. – Но шланг очень умный и хорошо продумавший свою линию поведения. Срочно докладывай по команде. Деваться некуда.