За тридевять земель

Гриша спокойно пожал плечами:

— И выбирай.

— А ты?

Он обнял Василису и, вроде бы, даже слегка обиделся:

— А ты ещё не поняла? Где ты — там и я.

Последовавшие поцелуи прервала Ликси, спрыгнувшая парочке сначала на плечи, потом на колени — с напоминанием, что всем пора. Гриша аккуратно поднял её за пузико, забросил обратно в комнату, затворил окно и спросил:

— А когда закрывают? Чтобы мы успели свадьбу и здесь и там сыграть.

— Какую свадьбу?

Григорий откровенно веселился:

— А какую хочешь. Можно — белое платье, ЗАГС, Мендельсон, лимузин, ресторан, избранные пьяные гости. Можно — какое хочешь платье, ЗАГС, столы на улице, гармошка и чуть менее пьяная деревня в полном составе.

Василиса сделала вид, что напряжённо думает, и наконец выбрала:

— Если можно платье в цветочек, то я согласна на гармошку.

Прощание получились скомканным — в основном, из-за Ликси, которая вилась под ногами, и истошно орала, что сейчас они опоздают, и тогда — всё пропало. Печальный Гриша отбыл, а Василиса ещё успела добежать до магазинчика Лавинии и разбудить хозяйку, которая, улыбаясь, вытащила из закромов самое красивое подвенечное платье в мире, именно такое, какое девушка видела в мечтах. И то, что мечты эти возникли не далее, чем десять минут назад, красоту платья ничуть не умаляло.

Бабушка встретила блудную внучку с энтузиазмом, про растрёпанность, как ни странно, не спросила, но на припухшие губы посмотрела с некоторым подозрением. Потом она перевела взгляд на всё ещё красноватый и начинающий облезать нос, и успокоилась. В итоге Василиса была отдана в руки сразу четырёх садисток-вьетнамок, которые начали свою жертву мазать кремами и маслами, массировать, причёсывать и одевать. Со скандалом отстояв право надеть собственное, от Лавинии, а не приготовленное бабушкой платье, она вышла к позднему завтраку уже с макияжем и волосами, собранными в тяжёлый узел на затылке.

Мимолётный взгляд в зеркало девушку и порадовал, и огорчил — выглядела она по-королевски, но старше, как минимум, лет на десять. За фарфорово-серебряноприборным столом, вокруг которого, кроме бабушки, обнаружились ещё и улыбающийся отец с Ким, и немного напряжённый молодой человек весьма приличного вида, бабушка торжественно вручила имениннице подарок: маленький, но приятно звякнувший мешочек с монетками. Вышитый на шёлке разноцветный дракон имел вид благостный и доброжелательный.

От отца был получен полный набор серфера, включая доску. От Ким — длинные старинные серьги, которые девушка тут же нацепила, перевесив жёлудь на шнурок. Молодой человек порадовал гигантским букетом роз и выспренной речью, описывающей счастье от лицезрения Василисы.

Подношения она приняла с приличествующим случаю восторгом, пригубила чай, еле удержавшись от того, чтобы по-хулигански не оттопырить мизинец, и доброжелательно поинтересовалась:

— У нас после завтрака намечается ещё какое-то мероприятие?

Бабушка оживилась:

— Да, заседание Совета, на котором ты будешь представлена как новая Хранительница. Там ничего особенного — Внучка тебе всё рассказала. Займёт не больше часа, проголосуем — и вернёмся праздновать.

Указав на зардевшегося молодого человека, она радостно продолжила:

— А это — Денис, твой спутник на Совете. Так положено, на официальные мероприятия Хранительницы прибывают в сопровождении мужей или кавалеров. Глупая традиция, но зачем нарушать?

Василиса, согласно кивая, обстоятельно разбиралась с ломтиком восхитительного торта, потихоньку стряхивая в открывающий ротик нарисованной Ликси капельки сливок. Дожевав последний кусочек, она, не менее радостно, чем бабушка, возразила:

— Почему глупая? Замечательная традиция. Меня будет сопровождать Гриша. Урманов.

Денис взвился:

— Да эти деревенские…

Бабушка подняла руку, останавливая его, и недовольно спросила:

— Почему такой странный выбор? Я понимаю, что однокурсник, ну, и что? Денис — как и все мы — из Урмановых, от младшей сестры батюшки моего род ведёт, и семья его по обе стороны видное положение занимает, на юге. Если ты с кем-то менее достойным появишься — могут не понять, да отношение будет… Ты в Совете — человек новый, и самый молодой, так что сразу должна себя поставить.

Василиса, понукаемая Ликси, перетащила на тарелку ещё кусочек торта, выпустила кошку к себе на колени, и пока та, под смеющимся взглядом отца и осуждающими — всех остальных, слизывала начинку, допила чай и спокойно ответила:

— Потому что я за него замуж выхожу.

Возмущения последовало много: громкого — от Дениса, сдержанного — от бабушки. Ким дипломатично молчала, отец внимательно слушал аргументы, потом поднялся, постучал ложечкой по чашке, привлекая внимание, и торжественно заявил:

— Благословляю!

На злобный вопрос бабушки, как он может благословлять брак дочери с человеком, которого он ни раза не видел и совсем не знает, отец ответил уже без улыбки:

— Зато я знаю свою дочь. Поэтому любой её выбор и одобряю. Василиса в обсуждение не вмешивалась, занятая выковыриванием для Ликси начинки из остатков торта. Кошка явно наслаждалась жизнью, чем и обратила на себя неблагосклонное бабушкино внимание:

— А ты куда смотрела?

Не отрываясь от пиршества, та поддержала единственного Василисиного сторонника:

— Я тоже благословляю. Хоть отдохнуть смогу, пока она с ним.

Робкое замечание Ким, что девочка имеет право сама выбирать, довершило разгром противников. Денис был отослан, Гриша призван, облит презрением и строго проинструктирован. Правда, презрение не сработало, потому что он, не отрываясь, смотрел на Василису и глупо улыбался, по этой же причине инструкции — просто пропустил мимо ушей.

Отбывали под предводительством бабушки, в спешке и суматохе. Внучке было приказано выпрямиться и не трогать причёску, Грише — прекратить улыбаться и не трогать Василисины волосы, и вообще — держаться на шаг сзади и глаз с неё не спускать. Инструкция о том, что нужно озвучить, была повторена раз сто:

— Запомнила? Сначала говоришь — «предлагаю закрыть границы на пять лет». Потом — «поддерживаю десять». И никакой отсебятины. Повтори.

Василиса послушно повторила и наконец-то сообразила спросить:

— А где Совет будет?

— Где всегда — на Олимпе. Где же ещё?

— На том самом Олимпе? А боги… Ну, Зевс там, Марс — они тоже там будут?

Бабушка привычно закатила глаза:

— Современное образование! На Олимпе — Арес! А Марс — римский бог.

Со значением оглянувшись на Григория, она сварливо добавила: