За тысячи лет до Рагнарека

— Оставьте нас, — бросил он и служанки, униженно кланяясь, проскользнули за его спиной. Когда отец и дочь остались наедине, Борий окинул принцессу восхищенным взглядом.

— Ты хорошеешь с каждым днем, — заметил он, — и все больше похожа на свою мать.

— Спасибо, отец, — Амала потупилась в притворном смущении. Принцесса почти не помнила матери, — она умерла когда Амале не было и трех, — но детская память все же сохранила смутные воспоминания о статной красивой женщине с двумя толстыми золотыми косами. Она была родом не отсюда — Борий взял ее во время военного похода на север, в землях за Янтарным краем, — но все, кто знал ее расписывали небывалую красоту королевы Гудрины.

Борий прошелся вдоль ложа, — Амала сидела на нем, поджав ноги и выжидающе глядя на отца, — взял со стола бронзовый кубок еще полный меда и одним махом осушил его.

— Скоро Осеннее Равноденствие, — небрежно сказал он, — и открывать его будет великий обряд в честь Бога Неба. Ты, наверное, знаешь, кто на этом действе станет Солнечной Девой?

— Это великая честь, отец! — Амала изобразила восторг и удивление, хотя она почти не сомневалась в том, что снова взойдет на Солнечную Колесницу — как она уже делала это уже несколько лет. Роль богини Сунны, дочери небесного Тиуса, обычно исполнял кто-то из женщин царствующего рода — и кому как не единственной дочери владыки Озерного Края продолжать древнюю традицию? Почему же тогда отец сообщает с такой торжественностью ей то, что и без того прекрасно известно всем?

— Как всегда твою колесницу будут сопровождать двое всадников, — продолжал Борий, — на этот раз в Близнецов нарядятся двое юношей из чужих краев. Это Одрик, сын Морона, владыки Рудогорья и Тейн, сын Рольфа из Скадвы. Я хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление на обоих — и особенно на Одрика.

— Он так хорош собой? — спросила Амала, хотя она и понимала, что ее отец не стал бы выделять молодого воина за одно только красивое лицо.

— Они оба молоды, сильны и хороши собой, как говорят, — пожал плечами Борий, — и оба уже окропили свои клинки кровью врагов. Но Одрик, — точнее его отец, — властвует над Рудогорьем, а это — ближайшие к нам запасы олова, без которого не бывает хорошей бронзы. Сам Небесный Отец благословил нас, когда Морон согласился принять мое предложение и заключить брак между нашими семьями — и пообещал в приданное триста слитков олова.

— Брак? — несмотря на то, что Амала давно ожидала чего-то подобного, все же слова отца застали ее врасплох, — так ты хочешь…

— Да, Амала, — отец сурово посмотрел на дочь, — нам нужен союз с Рудогорьем и не только из-за олова. Впрочем, со Скадвой нам тоже ссориться нельзя — и потому ты никому не раскроешь мои планы прежде чем я договорюсь с Рольфом. Так или иначе браку с Одриком быть — и я надеюсь, что ты выполнишь долг перед семьей и народом.

— Я знаю свой долг, отец, — Амала склонила голову

Глаза Бория потеплели и он одобрительно коснулся плеча девушки.

— Я в тебе никогда не сомневался, — сказал он, — когда Тиус и Сунна благословят ваш брак, для наших народов настанут новые, счастливые времена.

Он одобрительно улыбнулся и, развернувшись, вышел из покоев дочери. В следующий же миг занавесь качнулась снова и к принцессе вошла Бруна, принявшаяся убирать пустую посуду. Амала задумчиво наблюдала как женщина ставит блюда и кубки на поднос.

— Бруна, — внезапно сказала она, — ты же родом из Рудогорья?

— Да, госпожа, — кивнула женщина, — мне исполнилось семнадцать, когда король Марон подарил меня вашему отцу.

— Через несколько дней я взойду на Солнечную Колесницу вместе с его сыном, — сказала девушка, — что ты знаешь о молодом Одрике?

— Ничего, моя госпожа, — голос Бруны чуть дрогнул и это не укрылось от слуха Амалы, — он был слишком мал, когда я покинула Рудогорье.

— И вправду, — протянула Амала, пристально глядя на ежившуюся под ее взглядом служанку, — ну, а что ты скажешь о его отце?

— Марон благородный муж, — сказала Бруна, — он храбрый воин и богатый король.

— И это все? — взгляд Амалы заледенел, — не ври мне, Бруна.

— Что?! Принцесса, я бы никогда не посмела…

— И все же сейчас ты меня обманываешь, — жестко сказала Амала, — а ведь ты же знаешь, что делают с теми, кто врет королю или его дочери. Что ты скрываешь о Рудогорье?

Бруна украдкой бросила взгляд на дверь, словно боясь, что их подслушивают после чего приблизила свои губы к уху застывшей Амалы.

— Я ничего не могу сказать про Одрика и его отца, — почти шепотом произнесла рабыня, — я служила у его супруги, королевы Баркины.

— Я слышала про нее, — кивнула Амала, — она ведь родом с востока?

— Она степнячка, да, — ответила Бруна, — и она всегда была чужой в этих краях. Ее кровавые боги — чужие боги, ее обычаи дики и жестоки, а ее норов хуже чем у голодной львицы. Вот что она сделала со мной.

Она повернулась спиной, задирая тунику и глаза Амалы расширились при виде двух уродливых шрамов, крест-накрест пересекающих спину женщины. Начинаясь от лопаток, два широких алых рубца, изгибаясь будто следы от змеиных тел, оканчивались на пояснице.

— Что же, радуйся, что ты теперь моя служанка, а не ее, — пожала плечами Амала, — я тебя пока даже высечь не приказала. Чем же ты так рассердила королеву?

— Я была ее служанкой — я и еще шесть девушек. Однажды у Баркины пропало красивое ожерелье микенской работы и она обвинила в этом всех семерых. Королева пригрозила, что станет нас жарить на медленном огне, если мы не сознаемся и очень скоро воровка призналась — обычная девка из местных, глупая и вороватая. Однако Баркина сказала, что так могла поступить любая из нас — и приказала вырезать из спины каждой из своих служанок два кожаных ремня и посыпать раны солью. Две девушки потом умерли от горячки и порчи крови, а остальных раздали кого куда — так я и попала в Озерный край.

— Я смотрю эта Баркина по мелочам не разменивается, — усмехнулась Амала, — а что стало с той девкой, которая действительно украла ожерелье?

— Ее Баркина приказала увести в лес, вымазать медом и привязать к дереву, в дупле которого устроили улей дикие пчелы. Они зажалили девушку до смерти, а ее тело так и осталось гнить в лесу. Перед тем, как избавиться от прежних служанок, Баркина накормила нас всех медом взятым с того улья и сказала, что его вкус будет вечно жечь нам губы. Если ее сын пошел в нее — да сохранит Мать Земли и Воды ту, кто станет его женой.

— Сын обычно старается быть похожим на отца, а не на мать, — небрежно заметила Амала, — ты мне надоела, ступай!

Бруна униженно поклонилась и, ухватив поднос с пустой посудой, быстро выскользнула из покоев принцессы.

Короли моря

Лучи восходящего солнца позолотили морскую гладь, на миг отразившись от вычищенных до блеска бронзовых щитов, украсивших борта длинных судов, рассекавших соленые воды. Особенно выделялась шедшая впереди большая лодка с двадцатью гребцами — крепко сложенными мужчинами с соломенными волосами и холодными голубыми глазами, в длинных шерстяных туниках, перехваченных кожаными поясами, и скрепленных бронзовыми фибулами. На шеях у многих виднелись ожерелья из волчьих зубов и медвежьих когтей. Могучие мышцы вздувались на их руках, когда с каждого борта одновременно поднимались десять весел, двигавших судно. Вслед за большой лодкой шло еще три поменьше — всего по пять гребцов с каждого борта и без щитов.