За тысячи лет до Рагнарека

— Сходитесь!

Тейн едва успел подставить щит, отражая удар Одрика — так быстро и стремительно, словно взметнувшаяся из засады рысь, наследник Рудогорья атаковал противника. Сходу он взял наступательный темп, загнав Тейна в глухую оборону, не давая ему ни малейшей возможности нападать самому. Снова и снова Одрик напрыгивал на своего соперника то тыкая мечом в его глаза, то, внезапно изменив направление удара, пытаясь поразить его в живот. Однако Тейн пока отражал этот натиск, отбиваясь щитом и мечом, постепенно отступая к реке. Понемногу эта тактика давала свои плоды: Одрик, выплеснувший все силы в стремительной свирепой атаке, — в излюбленной манере кочевых предков по матери, — уже начинал выдыхаться, на лбу его выступили капельки пота. Однако он не сдавался, продолжая атаковать на Тейна, скаля зубы в кровожадной ухмылке.

— Наступай, трус! — забывшись выкрикивал он, — ты воин или девчонка, что прячешься за этим куском дерева? Так и будешь бегать от меня или начнешь, наконец, сражаться?

Говоря это он то и дело бросал взгляды на хозяев и гостей Озерного Края, что обступив ристалище, напряженно следили за священным поединком. Марон, прищурившись, наблюдал за действиями сына, то одобрительно кивая при удачном выпаде то морщась, когда Тейн умело отбивал удары. Баркина же была менее сдержана в своих чувствах: глаза ее горели как у волчицы, кулаки сжались до побелевших костяшек, с искусанных в волнении губ сочилась кровь. Однако сам Одрик почти не смотрел на родителей: то и дело он пытался поймать взгляд раскрасневшейся Амалы, что затаив дыхание следила за боем. Она знала, что отец назначил ей в мужья Одрика и понимала, что должна желать ему победы…но и поражения Тейна ей почему-то совсем не хотелось видеть. И Тейн, будто чувствуя эту поддержку, все чаще атаковал в ответ, так что запыхавшемуся рудогорцу становилось все труднее отражать его уверенные удары.

Меж тем Одрик, уже изрядно утомившись в этом бою, решил выплеснуть все силы в одной решающей атаке. Она оказалась столь яростной, что Тейн, не совсем удачно отбив очередной выпад, отступил к самой реке и поскользнулся на влажном иле. Одрик, издав воинственный крик, метнулся вперед, занося меч, но все же не удержался от того, чтобы не бросить ликующий взгляд на Амалу. Эта мимолетная похвальба стоила ему победы: Тейн, быстро восстановив равновесие, что есть силы двинул щитом в лицо подошедшего слишком близко противника. Тот отшатнулся, сплевывая кровь из разбитой губы, и тут же почувствовал холод металла у горла: это Тейн ловким приемом достал самоуверенного рудогорца.

— Первая кровь! — сказал Тейн, — ты убит, бросай оружие.

Одрик зло зыркул на него, но все же бросил на землю щит и меч. Однако Тейн не спешил убирать собственный клинок: словно играючи он поддел им ожерелье Одрика из волчьих клыков на шее и резко сорвал его, подхватив на лету. Затем он развернулся и, уже не глядя на Одрика, сделал несколько шагов к зрителям.

— Воин часто приносит с войны трофеи, — громко сказал он, — чтобы было чем одарить женщину, укравшую его сердце. Принцесса Амала, вы примете этот дар?

Амала невольно растерялась, посмотрев на отца. Однако Борий лишь пожал плечами: Тейн, как победитель в священном поединке, имел право взять что-то с побежденного. Это знал и Марон — поэтому он ничего и не сказал, недобро зыркнув в сторону сына. Амала перевела взгляд на Тейна и, смущенно улыбнувшись, приняла ожерелье из его рук, нацепив на шею. Словно извиняясь она посмотрела на Одрика — и увидела, что тот, неожиданно быстро успокоившись, смерил победителя снисходительным взглядом.

— Молодой принц, может, и считает, что взял трофей, — насмешливо сказал он, — но на самом деле он лишь передал госпоже то, что я и так собирался вручить ей. Не сомневайтесь, принцесса, это достойный дар: я взял его в настоящем бою и с настоящим оружием — и когда мне доведется взять его в руки снова, я преподнесу вам настоящий трофей!

Два искушения

Напряженность, вызванная унизительным поражением наследника Рудогорья, только усилилась после того как Борий пригласил гостей за пиршественный стол. Владыка Озерного Края не поскупился на угощение: здесь стояли бронзовые блюда с жареной и запеченной олениной, свининой и бараниной; рядом лежали покрытые поджаристой корочкой огромные сомы из Тола и запечённая в глине дичь из местных лесов; душистый хлеб и разнообразные ягоды. Запивалось все это пивом и вином — как местным, так и привозным с юга. Однако Одрика не радовало все это изобилие: кусок не лез ему в горло когда он смотрел то на Амалу, все еще носившую его волчье ожерелье, то на Тейна, сидевшего там, где полагалось сидеть только вождям — по левую руку от самого Бория. По правую руку расположился Марон, тогда как Одрик находился рядом даже не с ним, а с матерью, что, вопреки всем обычаям, сидела возле мужа, а не с остальными женщинами.

Несмотря на обильную еду и питье все еще ощущали неловкость после сегодняшнего поединка и Борий, как мог, старался сгладить это оживленным разговором.

— Вы же не уедете сразу после того, как все закончится? — обратился он к Марону, — после праздника можно будет поохотиться в здешних лесах — на зубров или кабанов.

— Почему бы и нет? — кивнул король Рудогорья, — можно и не дожидаться окончания празднества — самое интересное, как я понял, уже случилось.

Он бросил колючий взгляд на сына и тот, залившись краской, склонился над поданным ему жареным судаком с брусничной подливой.

— Если вы имеете в виду состязания, — сказал Борий, — то да, тут вряд ли что сможет вас поразить. Впрочем, завтра начнутся уже другие поединки — с настоящим оружием и, возможно, с настоящими ранами…

— Может, стоило с них и начать, — желчно проронил Марон, — тот, кто привыкает сражаться с тупым мечом немногого стоит в бою.

— Ваш сын достойно бился сегодня, и я уверен, не посрамил бы честь Рудогорья доведись ему попасть на поле боя, — усмехнулся Борий, — в настоящем бою воин смотрит в лицо врагу, а не ищет девичьих улыбок.

— Смотря с кем он воюет, — вмешалась в разговор Баркина, — мне не раз приходилось встречать врага лицом к лицу — и никто еще не отводил глаз от моей улыбки.

Словно подтверждение своих слов она показала крепкие зубы в совершенно волчьем оскале.

— Королеве, возможно, тоже найдется, чем заняться, — примирительно заметила Амала, — сегодня ночью в священной роще пройдет еще один обряд — на этот раз в честь Нерты. Там буду я и другие знатные женщины Озерного Края и мы почтем за честь…

— Ну уж нет! — раскрасневшийся от выпитого Марон хлопнул рукой по столу, — ноги моей жены не будет в этом вертепе!

— В Рудогорье Нерте поклоняется только простонародье, — пояснила Баркина, — но не знать и уж тем более не королевская семья. Там откуда я родом чтят иных богов — богов-воинов, богов-мужчин, тех, кого вы чтите под именем Теуса и Близнецов.

— Сунна — вот единственная богиня, перед которой я готов преклонить колени, — сказал Марон, — а Нерта…что сказали бы наши предки если бы увидели, как их потомки поклоняются покровительнице лесных ведьм, чье кровавое правление закончилось, когда сюда явились воины на колесницах и с бронзовыми топорами.

— Думаю, они бы удивились другому, — не выдержала Амала, — тому что, что один из их потомков отказывается от принятой ими богини лишь потому, что так принято в землях откуда родом женщина, родившая ему сына.

На миг над столом повисла гнетущая тишина — Марон, словно не веря своим ушам, оторопело уставился на Амалу. Та, перехватив отцовский взгляд, уже жалела о своей несдержанности, когда правитель Рудогорья разразился недобрым лающим смехом.

— Мне не раз доводилось отбивать острый клинок, направленный мне в грудь, — сказал он, — но до сих пор мне доводилось встречать столь острого языка. В Рудогорье дочери ведут себя…иначе перед лицом отцов.