За все надо платить
Шрифт:
— Дилан! — громко позвала Кили. Ей уже было все равно, даже если ее крик разбудит Эбби. — Дилан, где ты? Ответь мне!
Она пробежала по всему дому, зажигая свет, распахивая двери, потом выбежала на задний двор и зажгла подсветку бассейна. Дилана нигде не было видно. Кили уже собиралась вернуться в дом, когда ее внимание привлек тусклый свет на уровне земли.
«Подвал? — спросила себя Кили. — Что ему там делать?» В подвале ничего не было. Они же только недавно въехали, у них еще не было времени забить подвал ненужными вещами. В подвале стояли пустые коробки, несколько старых садовых стульев, ящик с инструментами Марка.
С бурно колотящимся
Кили открыла дверь, поставила замок на «собачку» и позвала его:
— Дилан?
Никто не ответил, и она медленно спустилась по бетонным ступеням, отводя от лица паутину и напряженно вглядываясь вперед, туда, где тускло светила лампочка. Глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полутьме. Чтобы осознать увиденное.
Он лежал ничком на бетонном полу.
— О, мой бог! — закричала Кили. — Нет!
Она бросилась к нему и потеряла равновесие, наступив на пустую бутылку, которая откатилась в сторону. Кили упала на руки и ободрала колени о бетон. Она с трудом поднялась и подбежала к сыну. Теперь она ясно видела его лицо, смертельно бледное на пыльном сером полу. Кровь натекла лужицей из серповидной раны на горле и напоминала контуры какого-то темного затерянного царства.
16
— Миссис… Уивер? — Молодой врач, афроамериканец в очках, заглянул в свои записи и оглядел толпу, собравшуюся в зале ожидания при пункте скорой помощи больницы.
Кили поднялась на ноги. В ушах у нее гудело, и она знала, что это значит. Она была на грани обморока. «Не сейчас! — свирепо одернула она себя. — До сих пор держалась и дальше держись».
Она же сумела добраться до телефона, сама не зная как. Она же набрала 911. И позвонила Ингрид, которая примчалась на своей «Тойоте», как ей показалось, буквально через несколько минут, прямо в шлепанцах на босу ногу, накинув плащ на ночную рубашку. Она же сумела не потерять сознания в карете «Скорой помощи», следя за неподвижным белым лицом Дилана, пока над ним трудились врачи выездной бригады, а кровь сочилась сквозь бинты у него на шее. Она сумела ответить на вопросы полицейских в больнице и подписать бумаги, пока Дилана перекладывали на каталку и везли в палату, двери которой закрыли у нее перед носом. Каким-то образом она сумела продержаться последующие два часа, оставаясь в полном одиночестве. «Все можно сделать, — твердила себе Кили, — когда выбора нет».
— Я миссис Уивер, — сказала она.
Доктор сделала ей знак подойти.
— Прошу вас, идемте со мной.
Он провел Кили в пустой тесный кабинет, вытащил из-за стола стул и бережно усадил ее.
— Сюда. Садитесь, пожалуйста. Может быть, хотите воды? Вы пережили ужасный шок.
Кили послушно села и покачала головой.
— Ваш сын теперь стабилен, — заверил ее доктор. — Он вне опасности.
Гул в ушах, ставший почти оглушительным, сразу утих.
«Дилан будет жить», — повторяла она себе.
Доктор сел напротив нее.
— Страшно было войти и наткнуться на такое зрелище, — сочувственно заметил он.
— Я думала, он мертв.
— Что ж, ему повезло, — вздохнул врач. — Способ, который он выбрал… полоснул по горлу складным ножом… способ, конечно, жуткий и жестокий, но, в конечном
счете, менее эффективный, чем многие другие, к которым он мог бы прибегнуть.— Вы уверены… — начала Кили. — Это не могло быть… Я хочу сказать, полиция задавала мне такие вопросы… Они спрашивали, есть ли следы взлома. То есть… Это, конечно, глупо, но… это не мог сделать кто-то другой?
— Не смущайтесь, я прекрасно понимаю, как вам тяжело. Я, конечно, не судмедэксперт, но… совершенно очевидно, что это была попытка самоубийства. Вид крови и боль привели его в шоковое состояние и помешали углубить рану.
Кили кивнула, хотя слова врача убивали ее.
Молодой доктор покачал головой.
— К счастью, он не задел ни сонной артерии, ни яремной вены. Если бы он рассек любой из этих сосудов, рана была бы смертельной. Он, правда, сумел сместить гортань и повредить связки. Мы сделали трахеотомию, чтобы обойти рану. Он получает питание через назальный зонд, мы установили дренаж и внутривенную иглу для антибиотиков: туда ни в коем случае не должна попасть инфекция. Ну и, разумеется, в течение нескольких дней он не сможет разговаривать. Он был в глубоком шоке, когда его привезли, но сейчас уже очнулся. Мы его стабилизировали.
«Он жив, — напомнила себе Кили. — Он не умрет».
— Когда я смогу забрать его домой? — спросила она.
Доктор, казалось, смутился.
— Разумеется, ему потребуется время, чтобы поправиться, а потом… Ну, словом, ему может снова понадобиться госпитализация… в другом месте.
— В другом месте? — переспросила Кили.
— Поверьте, об этом нужно говорить не со мной. Через день или два с вами свяжутся…
— Кто со мной свяжется? — растерялась она.
Доктор глубоко вздохнул.
— Существуют… определенные процедуры, связанные с несовершеннолетними, когда имеет место попытка самоубийства.
— Какие процедуры? — встревожилась Кили.
— Вам позвонит социальный работник. И полиция наверняка захочет задать Дилану несколько вопросов.
— Только не полиция! — запротестовала Кили.
— Боюсь, без этого не обойтись. Такова процедура, принятая в подобных случаях. Они должны поговорить с Диланом. И с вами.
— О нет! — воскликнула она. — Зачем?!
— Они должны завершить расследование, — объяснил он. — Но вам следует обсуждать все это не со мной. Я в ответе за его физическое выздоровление. Прежде всего мы должны поставить вашего сына на ноги, сейчас ничего важнее нет. Кстати, если хотите, вы можете его проведать.
— Да-да, — прошептала она. — Прошу вас…
Он накрыл ладонью ее руку.
— Старайтесь не расстраиваться. На самом деле все не так страшно, как кажется на вид. Нам повезло, — сказал он. — Вы как, выдержите? Если вам нужно что-нибудь, чтобы успокоиться…
— Со мной все в порядке, — ответила Кили, хотя ее сердце кричало: «Нет, нет, мне плохо! Мой сын, мой ребенок пытался отнять у себя жизнь. Как я могу чувствовать себя спокойной?!»
Она встала и последовала за доктором. Он открыл дверь одной из палат и сделал ей знак войти. Кили медленно вошла. Дилан лежал на постели с закрытыми глазами. Рядом стоял монитор с черным экраном, на котором вспыхивали и пульсировали цветные линии. Из вены на руке мальчика торчала игла, в нос была вставлена трубка, по краям одной ноздри выступила кровь, еще одна трубка выходила из забинтованного горла. Обритая голова на подушке казалась хрупкой, как яйцо. Лицо посерело, рот был раскрыт, словно ему не хватило сил сомкнуть челюсти.