За все в ответе
Шрифт:
Входит С о л о м а х и н — еще молодой человек, худощавый, рыжеватый, порывистый от природы, но научившийся сдерживать себя.
С о л о м а х и н. Добрый день.
М о т р о ш и л о в а. Здравствуйте, Лев Алексеевич.
Входят Ч е р н и к о в и З ю б и н. Оба садятся в стороне, рядом. Черников — молодой человек в длинном свитере, очень высокий, худой, чем-то похожий на горнолыжника, вынимает из портфеля книгу в яркой обложке, начинает читать. Зюбин угрюм, расстроен, нервничает.
Появляется
Входит Л ю б а е в — энергичный, веселый, с папочкой в руке.
Л ю б а е в (всем). Добрый день (Подходит к Черникову.) Здравствуйте. Что читаем?
Ч е р н и к о в. Дюдюктив.
Вбегает С л и в ч е н к о — в брезентовой робе, в каске, озабоченный. Через стол наклонившись к Соломахину, начинает ему что-то страстно внушать.
Входит А й з а т у л л и н — в новеньком отглаженном костюме, с портфелем «дипломат» в руке, серьезный, сдержанный.
А й з а т у л л и н. Приветствую вас, товарищи! (Любаеву.) Управляющий будет?
Л ю б а е в. Должен быть.
Айзатуллин направляется к телефонам, садится рядом с Фроловским и тоже начинает дозваниваться. Сливченко, не найдя понимания у Соломахина, ищет, к кому бы ему обратиться за поддержкой. Подбегает к Мотрошиловой, быстро ей шепчет, старается убедить.
М о т р о ш и л о в а (укоризненно). Ты прямо, Игорь, как маленький. Сказано — срочное заседание. Как все, так и ты!
Сливченко от нее отходит.
Ф р о л о в с к и й (по телефону). …Так что я тебя очень прошу — зайди, раз такое дело, к дежурной по станции и проследи, чтобы не было составлено акта на простой вагонов! Але! Да нет, какой кирпич — с кирпичом займемся завтра. Я же объясняю — у меня срочное заседание парткома…
С л и в ч е н к о (Соломахину). Лев Алексеевич, отпустите с парткома! Это же экзамен, это не шутка! Если меня не будет, у них в голове все перемешается!
С о л о м а х и н. Слушай, прекрати. Сейчас все подойдут, послушаем Потапова — и все, ты свободен! Полчаса ты можешь спокойно посидеть?
С л и в ч е н к о. Лев Алексеевич! Вы поймите! Такой день! Они ж девчонки совсем. А тут комиссия, чужие люди… растеряются. Они же как сварщицы еще совсем неопытные — ученицы… Я ж помню, как сам первый раз сдавал на разряд! Лев Алексеевич, мне обязательно надо там быть!
Л ю б а е в (проходя мимо). Да брось, Сливченко, не заливай! Ты их так подготовил — сдадут и без тебя! В прошлом году вся твоя группа во как сдала! И эти не хуже…
С л и в ч е н к о (возмущенно). Они ж еще неопытные сварщицы, ученицы! Если меня рядом не будет, растеряются, не сдадут! Там тринадцать членов комиссии!
Ф р о л о в с к и й и А й з а т у л л и н (вместе).
Товарищи!С л и в ч е н к о. (Подходит к Соломахину). Лев Алексеевич, отпустите…
С о л о м а х и н. Да ты и так будешь там через полчаса!
С л и в ч е н к о. У них через десять минут начинается! Мне с самого начала нужно!
Ф р о л о в с к и й (по телефону). Так что зайди обязательно к дежурной по станции насчет простоев! Подари ей шоколадку от моего имени, ладно? Не забудь!.. Да нет же — сегодня не успеем! Здесь партком на два часа, не меньше!
С л и в ч е н к о. Ну вот! Лев Алексеевич! Отпустите! Вот так надо! Они ж мне этого никогда в жизни не простят!
К о м к о в (резко). Всем надо. Ее вон (на Мотрошилову) с крана сорвали, меня с бригады! Лев Алексеевич, я вообще не понимаю — на черта мы здесь торчим? Смех один — партком целого треста пошел на поводу у бригады Потапова! Вон его управление сидит (кивает на Черникова и Зюбина), книжки читает — могли бы со своим Потаповым как-нибудь сами разобраться!
А й з а т у л л и н (положив телефонную трубку). Скоро вообще докатимся — уборщица веник потеряет, а мы будем партком треста собирать по этому поводу.
Ф р о л о в с к и й (по телефону). …ну если нет простоя — не надо дарить шоколадку, естественно!..
Л ю б а е в. Неправильно, товарищи. Потапов категорически отказался давать объяснения. Кроме как на парткоме. Я с ним разговаривал, Зюбин уговаривал сколько… Нет — и все! Как бульдозер уперся и ни в какую. Но мы же должны знать, почему целая бригада от премии отказалась?!
К о м к о в. Я вам заранее могу сказать почему. Мало! Мало премии дали! А сейчас фокусничает — чтобы добавили!
З ю б и н (вскочил). Нормально дали! Потапову — семьдесят, остальным — по сорок, по пятьдесят… (Сел.)
С л и в ч е н к о (с отчаянием). Все!
Ф р о л о в с к и й. Что — все?
С л и в ч е н к о. Все — все! Все…
Ф р о л о в с к и й. Ну что, все?
С л и в ч е н к о. Экзамен. Тринадцать членов комиссии. Чужие люди. Растеряются. Не сдадут… Все!..
С о л о м а х и н. Вот ведь человек! Ну, хорошо, иди.
С л и в ч е н к о. Куда? (Вдруг, поняв.) Можно?! (Обрадованный убегает. В дверях.) Спасибо, Лев Алексеевич!
В дверях С л и в ч е н к о чуть не сбивает с ног Б а т а р ц е в а, извиняется и исчезает.
В с е (вошедшему Батарцеву). Здравствуйте, Павел Емельянович!
Манера, с которой держится управляющий трестом Батарцев, выражает его давнюю, закоренелую уверенность в том, что каждый его взгляд, жест, поворот головы замечается тотчас, воспринимается с определенным значением и что слова его никогда не остаются неуслышанными. При виде Батарцева Мотрошилова, смутившись, сунула не глядя свое вязанье в продуктовую сумку под столом, а Фроловский, закруглив разговор по телефону, освободил место Соломахина.