За вуалью

Но я открыла рот, потому что знала, чего хотела, и я собиралась получить это. Я тихо спросила:

— Как ты меня хочешь?

— Во всех смыслах. Ощутить тебя, — прошептал он, его голос дрожал, словно он пытался сдержаться изо всех сил. Его ладонь скользнула в мои волосы, и я тут же закрыла глаза. — Попробовать тебя. Каждый дюйм тебя.

Мое дыхание дрогнуло.

Я стояла на носочках на грани, готовая к свободному падению.

Остался толчок.

Как и ему.

Я прижала ладонь к его руке, что еще упиралась в стену, и опустила ее. Я направила его ладонь к моей пояснице, задирая футболку, чтобы жар его ладони оказался на моей коже.

Он закрыл глаза, глубоко дыша носом.

— Ты раздел меня прошлой ночью, — прошептала я, его кожа на моей вызывала жар внутри меня, мои ноги сжались вместе, чтобы подавить это. — Ты надел на меня эту футболку, — я облизнула губы. — Тебе понравилось, что ты видел?

Он пристально смотрел мне в глаза. Я не боялась их близости. Он всегда смотрел на меня слишком глубоко, словно видел все во мне и одобрял это.

— Ты касался меня? — продолжила я еще тише.

Он не отводил взгляда. Тряхнул головой. Я поверила.

— Теперь можешь меня коснуться, — сказала я. Я подняла его ладонь, его пальцы скользили по моим ребрам. Его большой палец задел изгиб моей груди, мои соски тут же затвердели от легонького контакта.

Он впивался в меня взглядом, и там были шок и желание. Он испытывал эмоции, и наша ссора, мой гнев пропали из моей головы. Я ощущала глубоко внутри похоть, первобытную силу, что бурлила во мне так, как я еще не ощущала, и этого хватило, чтобы я ощущала себя смелой и жадной.

Я была сама не своя в этот миг.

И мне это нравилось.

Его ладонь легла на мою грудь, большой палец задел мой чувствительный сосок. Я невольно охнула, каждый мой дюйм пробудился и желал его.

Джей застонал, издал горловой звук из глубин, и он склонился, его губы задели мою скулу.

— Я не смогу вернуться после этого, — прошептал он мне на ухо, вызывая еще больше дрожи на моей спине. — Выйдет та сторона, которую я не смогу убрать. Ее лучше скрывать, — он замер, его большой палец надавил на мой сосок, и я снова охнула. — Чем человечнее я становлюсь, тем я опаснее. Тем это опаснее для нас. И я не могу обещать счастливый конец.

— Мне не нужны твои обещания, — сказала я, прижала ладонь к его шее сзади, удерживая его. — Мне нужен ты. Сейчас.

Я отклонила голову, чтобы его лоб прильнул к моему.

— И я уже привыкла к этой опасности. Может, мне это даже нравится, — улыбнулась я. — Знаешь, я…

Его рот прижался к моему за секунду.

Горячий. Влажный. Пылкий.

Голодный.

И я сразу была поглощена.

Твердые пальцы на моем подбородке удерживали меня на месте.

Его губы двигались на моих без изъяна, поцелуй чуть не сбил меня с ног, добрался до моего сердца, стер все поцелуи до этого.

Я была его первым поцелуем.

И он сделал меня равной.

Его язык скользнул в мой рот, дразня, проверяя, посылая волны шока по моим чувствительным нервам. Теплый. Мягкий. Это был сладкий сироп, и я в нем тонула.

«Где ты научился так целоваться?» — подумала я, но не сказала, ведь слова улетели от меня, а меня накрыло волной.

Я сжимала его шею, словно без этого потеряла бы его. Его большой палец надавил на мой сосок с силой, и я охнула от шока и наслаждения, все безжалостно смешивалось.

Он прижался губами к моей шее, оставил засос, прикусил там, лизнул тут. Его тело содрогалось, он приблизился, его плечи нависли надо мной, а его бедра прижались к моим.

Я сглотнула, ощутив его, твердого, толстого и горячего, на своей голой коже. Только ощутив его размер, я была потрясена, но это не помешало мне опустить руку и сжать его стержень.

Он застонал от моего прикосновения, примитивный звук сотряс его тело.

— Ада, — его губы двигались по моей ключице, его дыхание было тяжелым. — Я не знаю, хочешь ли ты, чтобы я отпустил себя. Я не буду нежным, — он задрал мою футболку, открывая грудь и склоняя свою голову. Мое тело выгнулось, глаза закрылись, я была рада его губам на своем соске, горячим и влажным. Усиливалось давление между моих ног, огонь просил, чтобы его высвободили.

Я не хотела нежности. Я хотела его руки ниже.

— Коснись меня, — прошептала я, убирая его ладонь со своей груди, где медленно двигался его язык. Я повела ее по своему животу, мышцы напрягались от ощущения его кожи.

Он замешкался у моих трусиков, может, сомневался. Он поднял голову и посмотрел на меня, будто дикий зверь в клетке. Я смотрела на него, желая его, умоляя его. Я никогда еще так не хотела этого, не думала, что возможно ощущать такой голод, желать оргазма, как зверь добычу.

Он закрыл глаза, его губы нашли мои, наши губы и языки слились, камень и огниво, пока не полетели искры. Его вкус… О, я могла пить его весь день.

Его пальцы медленно спустились в мои трусики, длинные и опасные. Ладони уже знали мою кожу, так что не медлили.

Он резко вдохнул, ощутив, какая я влажная. Я не могла дышать. Тело удивило меня, показало мне, что оно может, чего хочет, в чем нуждается.

Его пальцы были грубыми, а я — шелковой, и он медленно погрузил один палец, неспешно двигал его по моей чувствительной плоти. Теперь я стонала, скулила, ощущая слишком много, нуждаясь во многом. Я открылась шире, давление усилилось. Я сжала его шею, его плечо, мои ноги не слушались, кровь внутри стала невесомой.

Он ответил, погрузив пальцы глубже, а потом медленно вытащив их и надавив.

Я не могла сдерживаться.

Я кончила в его руках, и Ады больше не было. Я лишилась костей, стала желе, одноклеточным организмом, что парил среди звезд. Я громко кричала, Джей пыхтел в мою шею, радуясь моему наслаждению. Мои ногти впились в него до крови.

Я все еще не была собой, не мыслила здраво, летала по галактикам, когда он выдохнул:

— Блин, — поднял меня и бросил на кровать.

Я лежала там, ошеломленная, довольная, но ненасытная, и он сжал руками мой воротник и порвал футболку пополам. Это не было необходимым, но Джея тут уже не было, как и Ады. Его глаза говорили о другом, там был дикий зверь на охоте, и он впервые собирался поесть.

Мое нижнее белье улетело, и я осталась на спине, обнаженная и открытая ему впервые. Он разглядывал мое тело, впитывал меня, его ноздри раздувались, как у быка перед броском.

Но он как — то сдерживался. С трудом. Его лицо пылало, он стиснул зубы, мышцы были напряжены. Он стоял у кровати и пробовал меня взглядом.

Он разделся.

Улетела футболка.

Улетели джинсы.

А потом и боксеры.

И Джей оказался голым.

Я знала, что он был произведением искусства, но не подозревала, насколько он чудесен. Каждый дюйм его тела был без изъяна, золотистым, вырезанным, как бриллиант.