За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье

«Сомнительное все же выражение „Злой как собака“, — заметил однажды журналист Юрий Соколов. — Собака в принципе добрейшее и вернейшее существо. Злиться, кусать, терзать собак научил человек — самый крупный специалист по этой части после крокодила…»

…Не знаю, сколько рубцов оставил в моем сердце тяжелейший трансмуральный инфаркт, но четыре незаживающие зарубки есть на нем точно. Их оставили Шани и Дина, Капа и Габби. Они глубокие, эти зарубки. И они кровоточат…

Глава десятая Любой ценой!

Мы стали какими-то толстокожими, нами овладело безразличие, нас уже не волнуют бесчисленные убийства и кровь на кино- и телеэкранах, постоянное присутствие в различных вариациях слова «смерть» в газетных сообщениях. На кровавые междоусобные вакханалии мы взираем почти бесстрастно, на повседневные грабежи и убийства не реагируем; мы привыкаем к вспышкам терроризма, к войнам, нас не пугает страшная статистика дорожно-транспортных происшествий, аварий, несчастных случаев, гибель десятков тысяч людей. Похоже, мы притерпелись ко всему этому, пообвыкли…

Осенью в светлой березовой роще повстречал я веселую компанию. Хорошенькая девушка насмешливо заглянула в полупустое лукошко:

— Не повезло, да? Идите на поляну, там найдете кое-что поинтереснее грибов.

Продираясь сквозь густой малинник, я слышал странные звуки, было в них что-то тревожное, чуждое багряному лесу. Я раздвинул кусты — на толстом суку висела привязанная за ноги собака и протяжно стонала. Резанув веревку, я опустил собаку на пожухлую траву и остолбенел — во лбу несчастной торчал здоровенный гвоздь!

Трясущимися руками я пытался его выдернуть, собачка тихо всхлипывала. И тогда я горько пожалел, что нет у меня в руках автомата…

Многие наши беды начинаются с бед, обрушившихся на животных. Животные — чуткий барометр, давно уже предупреждающий нас о кризисе. Нормальное, цивилизованное, благополучное государство и к животным относится соответственно, видя в них равноправных членов общества. Если же люди начинают относиться к братьям меньшим плохо, наступают тяжелые времена, грядет кризис.

Из писем в редакцию газеты «Зов» — органа Российского общества покровительства животных:

Письмо из Москвы. «68-летняя москвичка Надежда Ивановна Ларина, отдежурив в оранжерее Лефортовского парка, возвращаясь домой, увидела сидевших у костра троих парней. Подойдя ближе, старушка ахнула: в гаснущем кострище тлела обгоревшая песья тушка — лапы стянуты проволокой, туловище непомерно вздуто. Рядом валялся велосипедный насос».

Письмо из Владивостока. «Всю ночь под окном отчаянно вопила кошка. Утром сосед-фронтовик вышел на улицу. Вернувшись — упал. Инфаркт. А кошка продолжала кричать, болтались на жилочках выдавленные глаза…»

Письмо киевлянина А. Григоренко. «Мальчишки распяли котенка, прибили лапки к дереву. Я освободил страдальца, отогнал мучителей, а те смеются: „Уйдешь, дедуля, мы его опять на место прибьем“».

Письмо без обратного адреса. «Подросток Тимохин, заманив на чердак маленького мальчика, прикончил его кирпичом. А начинал с истязания кошек и собак, потом захотелось большего».

Письмо из Подмосковья. «Истопник Бубыкин развлекался: швырял котят и щенков в топку. Затем разнообразил свой репертуар: облил бензином пуделька и чиркнул спичкой. С воем металась по улице охваченная огнем собачка, билась в истерике старуха хозяйка. Были неприятности и у Бубыкина, его штрафанули аж на 20 рублей».

И снова письмо из Москвы. «Столичный школьник Коля Хромин ловил кошек и опасной бритвой вскрывал, посмеиваясь, корчащееся в муках животное. Потом принялся за детишек, усаживал их на раскаленные калориферы парового отопления, крепко держал и довольно ржал, когда те дергались и кричали от боли…»

Письмо из Вологодской области. «В деревнях великовозрастные бездельники уводят колхозных лошадей и, загоняв до полусмерти, бросают их в лесу, предварительно выколов глаза. Шпарят крутым кипятком поросят и коз, пришибают камнями кур, гусям и уткам суют хлебный мякиш, начиненный толченым стеклом».

И таких писем — тысячи, десятки тысяч…

Однажды летом внимание прохожих на одной московской улице привлекла небольшая группа возбужденных мальчишек. Они с любопытством наблюдали за странными маневрами голубя. Сизарь и впрямь вел себя необычно: садился на крышу трехэтажного дома, затем мячиком катился по ребристому скату, срывался вниз, неуклюже барахтаясь в нагретом воздухе, но у самой земли расправлял крылья, взлетал — и все начиналось сначала.

Дети дружно подбадривали незадачливую птицу — кричали, свистели, смеялись; недоуменно улыбались и взрослые. Кто-то осведомился у одного из подростков о причинах столь непонятного поведения голубя и получил исчерпывающий ответ:

— Этот голубь — акробат. Сашка ему ножницами лапки отчекрыжил.

— Отрезал! Зачем?!

— Для смеха. Видите, как кувыркается?

Видим. И не то еще видели. Вдосыта насмотрелись, а наслышались и того больше. Губят «братьев меньших» повсюду, уничтожают все кому не лень, истязают живые беззащитные существа, способные чувствовать, любить и страдать. Десятки лет подряд отечественные средства массовой информации сообщают нам нерадостные вести: животных бьют, калечат, убивают. Народные умельцы, занимающиеся так называемой индивидуальной трудовой деятельностью, превратили кровавые забавы в источник дохода, раздевают ласковых и доверчивых жучек, бобиков и мурок, превращая их в пышные воротники зимних пальто, модные лохматые шапки. В городах и поселках кошек и собак неутомимо и бойко отлавливают государственные служащие, получая за это зарплату. Синемордые, смердящие перегаром верзилы грубо вырывают поводки у детей и старушек, железными клещами хватают болонок, такс, добрейших спаниелей с длинными родословными и без оных, с размаху швыряют их в душегубки, невзирая на мольбы и плач осиротевших владельцев. В сельской местности за домашними животными гоняются с дубьем, с топорами, вилами, палят по ним дуплетом — не дробью — картечью. Животных умышленно сбивают и давят автомашинами не только в городах, но и на загородных трассах: расплющить в кровавый блин растерявшегося зайчишку, ослепленную фарами лису или тихохода-ежика отдельные водители почитают своеобразной доблестью.

— Однажды я ехал на автомобиле по Филадельфии, — вспоминает известный писатель Илья Штермлер, — внезапно водитель резко затормозил — по обочине скоростного шоссе, намереваясь пересечь его, шествовало семейство барсуков. Было это почти в самом центре большого современного города, движение сумасшедшее, сплошной поток машин, и тем не менее сидевший за рулем американец остановился, пропуская потешно переваливающихся с боку на бок зверьков. И никто позади не сигналил, не подгонял, шоферы терпеливо ждали, когда процессия перейдет автостраду.

Я удивился, но для американца происшедшее было естественным, он просто не представлял себе, как можно сбить автомашиной живое существо, отнять у него самое драгоценное. И животные в Америке, видя внимательное и бережное отношение населения, чувствуют себя вольготно, людей не боятся, доверчиво подходят к ним, позволяют себя погладить. Ярко окрашенные попугаи смело садятся на плечи прохожих, выпрашивая угощение. Ну как тут не вспомнить наши ухабистые дороги, на которых то и дело попадаются останки раздавленных собак, кошек и голубей?! Неужели нельзя хоть чуть-чуть снизить скорость, объехать растерявшееся живое препятствие или в крайнем случае притормозить? Печально, но почти никто этого не делает, предпочитая оставить на выщербленном, грязном асфальте густое кровавое пятно…