Заблуждения толпы

По иронии судьбы, пускай страх и зависть к французской системе Лоу спровоцировали возникновение английского пузыря Южных морей, возникшего почти одновременно с французским, выкуп «Компанией Миссисипи» государственного долга Франции в 1717 году копировал, по сути, действия компании Южных морей применительно к госдолгу Англии. На протяжении восьми лет после учреждения компании в 1711 году обмен государственного долга на «монополию» в торговле с Новым Светом протекал довольно вяло, но к 1720 году стремительный рост акций французской «Компании Миссисипи» и людские толпы на парижской улице Кенкампуа заворожили англичан. Даниэль Дефо писал с той парижской улицы в том году, когда французский пузырь с грохотом лопнул:

«Вы, мистер Мист, живете в Англии, вы и ваши товарищи – сборище недалеких и флегматичных жителей Лондона; вам и не снились наше парижское веселье, а мы пьем бургундское и игристое шампанское. Мы ухитрились вознести частичку свежего воздуха, обычный Ignis fatuus [бродячий огонек], со ста до двух тысяч и ныне получаем доходы в размере сорока процентов»¹⁹⁰.

Опасаясь того, что Бурбоны сумели изобрести финансовый вечный двигатель, который в конце концов похоронит островное королевство, британский парламент заодно с компанией Южных морей внедрил у себя аналогичную схему: компания выкупала гораздо больше долгов (на сумму около 31 миллиона фунтов стерлингов), причем расплачиваться предполагала в основном в форме ежегодных взносов в бюджет. А держателям государственного долга прямо дали понять, что им надлежит добровольно конвертировать государственные облигации в акции компании.

Разумеется, держателями долга были преимущественно подданные британской короны, получавшие постоянный доход. Следовало как-то убедить их расстаться с облигациями, и было сочтено, что проще всего это сделать, показав людям, что стоимость акций компании буквально обречена неуклонно расти.

Компания продавала акции в разных вариантах, обычно предлагая выкупить 100 фунтов долга за одну акцию по номинальной стоимости выпуска – те же 100 фунтов стерлингов. Высокая цена приносила компании прибыль, позволяя сохранить значительное количество акций. Если, например, цена акции вырастала до 200 фунтов стерлингов, компании предстояло обменять только половину того количества акций, которое она выпустила по цене 100 фунтов стерлингов за акцию, а при цене 1000 фунтов за акцию (это и вправду случилось, но не продлилось долго) в ее распоряжении оставалось 90 процентов акций. Кроме того, по мере роста цен акции становились все более желанными для публики, и такая положительная обратная связь свойственна, кстати, всем пузырям.

Теперь, почти три столетия спустя, нам куда понятнее психологические механизмы схемы, придуманной Блантом и Харли. Они по наитию отыскали отличный способ использовать древнее, исконное человеческое влечение – нашу тягу к «позитивно искаженным результатам», то есть к высокой прибыли при всей ее малой вероятности, даже если среднее значение оказывается отрицательным. Ни один здравомыслящий человек, к примеру, не потратит 2 доллара на лотерейный билет с пятидесятипроцентной вероятностью получить 3 доллара (или ничего), поскольку прибыль в данном случае составляет 1,5 доллара при 25 процентах шансов на проигрыш в среднем. Тем не менее многие охотно купят билет за 2 доллара при вероятности один к двум миллионам получить 3 миллиона долларов, пускай средняя прибыль равняется тем же 1,5 доллара (3 000 000 / 2 000 000) при тех же 25 процентах шансов на проигрыш¹⁹¹.

Иными словами, Харли и Блант наткнулись на прямой путь к очагу человеческой алчности, к схеме ожидания награды в нашей лимбической системе. Инстинкты, полезные для доисторических охотников-собирателей, оказались непреодолимыми и смертоносными для финансовых упований.

Как мы знаем сегодня, монополия компании Южных морей существовала, по сути, только на бумаге, но это нисколько не мешало компании распространять самые фантастические слухи. Как пишет Маккей:

«Говорили о соглашениях между Англией и Испанией, в соответствии с которыми последняя должна была дать согласие на свободную торговлю со всеми своими колониями, а ценное содержимое месторождения Потоси-ла-Пас должно было поступать в Англию до тех пор, пока серебра в ней не стало бы почти так же много, как железа… Компания купцов, торгующая со странами Южных морей, стала бы богатейшей компанией за всю историю человечества, а каждые сто фунтов, вложенные в нее, приносили бы держателю ее акций несколько сотен ежегодно»¹⁹².

Чтобы добиться согласия парламента, компания вручала парламентариям именные пакеты акций, суля непременный рост их стоимости. Первая продажа акций за наличные состоялась 14 апреля 1720 года, а первая конвертация облигаций в акции компании произошла спустя две недели; цена акции выросла со 120 фунтов стерлингов в начале года до приблизительно 300 фунтов стерлингов, а к июню превысила 1000 фунтов стерлингов. «Византийские хитрости» схемы Бланта совершенно затмили уловки предыдущего «Приключения на два миллиона»: компания применяла подписки на разные категории акций, а последние придумали специально для того, чтобы захватить воображение публики. Как упоминалось выше, при росте цен снижалось количество акций, которое компания выделяла держателям государственного долга (облигаций), и тем самым еще больше акций оставалось в руках Бланта и его коллег¹⁹³.

Английский пузырь от французского отличают четыре особенности. Во-первых, французский пузырь вырос практически полностью вокруг акций одной компании, тогда как в Англии шло размещение акций других предприятий, чему способствовала всеобщая эйфория того времени; Маккей перечисляет сразу 86 так называемых компаний-пузырей, а последующие историки выявили примерно вдвое большее их число. Большинство этих компаний декларировало реальные цели, скажем, строительство дорог и домов, налаживание торговли импортными товарами, но многие рисовали совершенно фантастические перспективы: «торговля волосами», «колесо вечного движения», «сушка солода горячим воздухом», «превращение ртути в ковкий металл» и т. д. В современных источниках упоминается множество иных фантазий, среди которых попадаются прямо-таки апокрифические – например, воздушный насос для мозга, или «осушение Красного моря ради возвращения сокровищ, брошенных египтянами после ухода иудеев», или, если цитировать наиболее известное описание, «выполнение великого дела, о котором никому не ведомо»¹⁹⁴.

Второй отличительной особенностью пузыря Южных морей была чрезвычайная закредитованность английских акционерных компаний. «Компания Миссисипи» требовала 15-процентного первоначального взноса при покупке акций компании, а компания Южных морей настаивала на первоначальном взносе в размере от 10 до 20 процентов, оставшуюся же часть суммы следовало оплачивать позже. Долговая нагрузка прочих акционерных компаний была выше, чем у компании Южных морей, поскольку начальная цена их подписок была ниже – кто-то даже просил всего 1 шиллинг за акцию стоимостью 1000 фунтов стерлингов (0,005 процента от заявленной цены). Соответственно, акционерные компании финансировались настолько плохо, что обычно быстро разорялись. Тем не менее некоторым из них удалось уцелеть при достаточно разумном управлении; среди этих счастливчиков были две страховые компании – «Лондонская страховая» и «Ройял искчендж».

Акционеры радовались прибылям, а широкая публика заходилась в восторженном исступлении. Как писал Маккей: «Общественное сознание пребывало в состоянии нездорового возбуждения. Людей больше не удовлетворяли медленно растущие, но гарантированные доходы от вкладов. Упование на получение несметного богатства завтра делало их глупыми и сумасбродными сегодня»¹⁹⁵.

Лондон начала восемнадцатого столетия можно вообразить как два отдельных города: на западе, где обитало правительство, были Вестминстер, здание парламента, Сент-Джеймсский и Букингемский дворцы (последний недавно возвели для герцога Букингемского); а на востоке располагался торговый центр, то есть Сити, сердцем которого являлась Королевская биржа, где элита столичных купцов занималась всеми видами внешней и внутренней торговли, продавала и покупала шерсть, древесину, зерно и множество других товаров.

Биржевых маклеров, презираемых торговой элитой, не допускали в залы биржи, и потому они ютились в лабиринте кофеен на маленькой улочке, зажатой в углу между Ломбард-стрит и Корнхилл-стрит и получившей название Искчендж-элли («Биржевой переулок»).

Обычно спекулянты выстраивались в очередь в кофейнях, где «финансисты» торговали акциями, приобретаемыми за смехотворную цену начальной подписки. Затем новые владельцы спешили в соседний переулок, чтобы при посредстве доброжелательных биржевых маклеров продать свои акции поджидавшим их глупцам. В конце весны и летом 1720 года обстановка в переулке не уступала по степени безумия парижской улице Кенкампуа: наемных экипажей не хватало, а те немногие, что удавалось нанять, застревали в узких проулках. Торговцы, пристрастившиеся к кофеину, заполоняли кофейни вроде «У Джонатана», «У Гарравея» и «У Сэма», на радость карманникам; даже короля и придворных было проще отыскать тут, чем во дворце. Адвокат голландского инвестора описывал происходящее как «наглядную картину того, что произойдет, если все лунатики разом сбегут из сумасшедшего дома»¹⁹⁶.

Как и в Париже, спекуляции способствовали ускорению общей инфляции. Король Георг I закатил самое пышное празднование дня рождения в истории страны, а директора компаний сносили старые особняки, освобождая место под новые, еще более крупные. В современную эпоху цены на недвижимость, как правило, колеблются в пределах от пяти до двадцати размеров ежегодной арендной платы; но в 1720 году недвижимость в Лондоне продавалась по стоимости сорока пяти годовых аренд (к этому показателю приблизились позже благодаря пузырю на рынке недвижимости в начале 2000-х годов)¹⁹⁷. Всеобщая вакханалия, кроме того, вылилась в характерный признак всех пузырей: начались и вошли в моду спекуляции с ценными бумагами. В разгар событий социальная сцена Лондона сместилась на восток от Сент-Джеймсского дворца и Вестминстера – в Сити; группа аристократок арендовала лавку недалеко от Искчендж-элли и в свободное время, пока их агенты шныряли по городу, скупала фарфор¹⁹⁸. Этим забавам предавались не только высокородные; как пелось в популярной песенке: