Заблуждения толпы
Шрифт:
Идея возрождения Римской империи из десяти государств и с антихристом во главе – прекрасный образчик убежденной предвзятости. Это пророчество стало настолько популярным среди диспенсационалистов, что почти любой библейский отрывок, где упоминалось число десять, трактовался как предсказание восстановления древнего Рима. Дарби, например, не скрывал своих чувств по поводу десятирогого зверя из книги Откровение:
«Вопрос о том, является Луи-Наполеон антихристом или нет, вызвал столь бурное обсуждение, что я не могу остаться в стороне: лично мне ясно, что он – великий посланец латинского, или десятирогого, зверя наших дней и что все его действия отчетливо знаменуют собой приближение финальной сцены. Хвала Богу!»448
В 1881 году Андерсон, вдохновленный
Трактовка диспенсационализма по Андерсону в конце девятнадцатого столетия, восходящая непосредственно к книге пророка Даниила (9:24–27), имеет важное значение для понимания корней современного американского протестантского фундаментализма. Эти четыре стиха книги пророка Даниила описывают библейский период в «семьдесят седмин» между возвращением евреев из Вавилонского плена и приходом Мессии. Как ни странно, в стихах этот отрезок времени делится на три периода, а именно: семь седмин, шестьдесят две седмины и последняя седмина, которая тоже делится пополам. (Название книги Андерсона отсылает к «грядущему вождю» [136], то есть к антихристу, который возглавит конфедерацию десяти народов.)
Как тут не вспомнить расчеты миллеритов, которые приводились в предыдущих главах, на основании книги пророка Даниила, где говорится о 2300 «вечеров и утр», иначе – лет, между возвращением евреев из Вавилона и концом времени, который должен наступить в 1843 или 1844 году450. Андерсон вместо лет решил сосредоточиться на семидесяти «седминах», то есть на 490 днях / годах из девятой главы книги пророка Даниила, усмотрев в них временной промежуток между возвращением из Вавилона и Вторым пришествием. Расхождение в 1810 лет между оценками Андерсона и подсчетами миллеритов наглядно подчеркивает неточность библейских пророчеств; здесь показательно, как именно толкователи Библии преодолевают когнитивный диссонанс с разницей почти в два тысячелетия относительно длительности указанного временного промежутка.
Чтобы как-то обосновать эту «коррекцию» в 1810 лет, понадобилась невероятная изобретательность: Андерсону ведь требовалось справиться с неверием и убедить богословов. Вторя Дарби, он остановил апокалиптический «хронометр» на распятии в конце шестьдесят девятой седмины, когда Мессия «отстранен», и снова запустил его с появлением антихриста. Возобновление хода времени в апокалиптическую семидесятую седмину «будет предвосхищено пришествием другого князя [антихриста], который заключит семилетний завет (или договор) с евреями; в середине седмины (то есть через три с половиной года) он нарушит этот договор, запретит молиться в храме и подвергнет поруганию таинства их религии. Все настолько ясно, что поймет даже любой умный ребенок»451.
Андерсон почти не сомневался в том, что эта последовательность событий уже начала разворачиваться и что она подразумевает «исход какого-то великого европейского кризиса в будущем, когда сложится эта конфедерация наций и, таким образом, будет подготовлена сцена для появления ужасного Существа, великого вождя людей в судьбоносные дни, которые должны завершить эру языческого превосходства»452.
Диспенсационалисты заранее определили два события, которые ознаменуют конец этого срока и возобновление хода времени, а также привлекут внимание Всевышнего к евреям и тем самым возвестят о конце времен: это возвращение евреев в Святую Землю и восстановление Римской
империи в виде европейской конфедерации десяти народов с антихристом во главе. Дарби оставил после себя десятки томов сочинений, но нечитабельность стиля ограничила круг его читателей небольшим ядром грамотных и решительных верующих. С другой стороны, проза Андерсона чиста и прозрачна, как отменный кларет, а точное предсказание о возвращении евреев в Палестину в «Грядущем князе» воодушевляло более поздних читателей в двадцатом столетии.Пророческую силу книги Андерсона подкрепляло то обстоятельство, что она была опубликована в 1881 году, за десять с лишним лет до того, как Теодор Герцль основал современное сионистское движение, выпустил трактат «Еврейское государство» и созвал Первый всемирный сионистский конгресс, а также за треть столетия до того, как генерал Эдмунд Алленби отнял Иерусалим у турок-османов. До этих событий перспектива возрождения еврейского государства в Палестине казалась далекой даже Андерсону, который писал:
«Пророчества о восстановленном Израиле многим кажутся столь же несбыточными, какими виделись нашим предкам в прошлом веке предсказания нынешних триумфов электричества и пара»453.
Сегодня пророческое видение Андерсона о восстановлении еврейской власти в Палестине поражает. Увы, этого нельзя сказать о его прогнозе относительно обновленной Римской империи: ее все нет, и потому христианские фундаменталисты испытывают определенные сомнения. Например, через полтора столетия после того, как Ричард Грейвс увидел в национальных европейских конституционных монархиях 1815 года новую Римскую империю, диспенсационалисты попытались усмотреть ту же картину в Европейском союзе, но тот до сих пор не сумел ни породить антихриста, ни сформировать стратегический план союза с Израилем, не говоря уже о вторжении на Святую Землю [137].
* * *
«Великое разочарование» миллеризма избавило христиан-фундаменталистов от стремления точно назвать дату конца света. Но вот диспенсационалистов, начиная с Дарби, магнетически влекло к угадыванию библейских пророчеств по текущим событиям, прежде всего к выяснению того, какая группа народов окажется в итоге Новым Римом и кто из важных фигур станет антихристом. Беда заключалась в том, что сходство между библейскими и текущими событиями могло выглядеть правдоподобным и тревожным в данный момент, но по прошествии нескольких десятилетий подобные параллели – и те, кто их проводил, – неизменно представали не в лучшем, мягко говоря, свете.
Как будто всего этого было недостаточно, богатое и пылкое диспенсационалистское воображение Дарби пополнило финальную битву между восстановленным еврейским государством и новой Римской империей еще одним участником – неким царем Севера; этот персонаж неоднократно упоминается как захватчик Израиля у пророка Даниила, а Дарби видел в нем современную ему Россию. (В схеме Дарби, кстати, присутствовали и плохо поддающиеся опознанию царь Востока и царь Юга; под последним, вероятно, имелся в виду Египет454.)
Для человека столь интеллектуального отыскать библейский текст, подтверждающий грядущее вторжение русских в Святую Землю, было детской забавой. В книге Бытие (10:2) упоминаются шесть сыновей Иафета, и двое из них, Мешех и Фувал, в разгоряченном воображении Дарби отождествлялись с Москвой и Тобольском (стоит напомнить, что Тобольск находится значительно восточнее Уральских гор455 ).
В середине и конце девятнадцатого столетия имперская Россия охотно ввязывалась в конфликты и явно угрожала ослабевшей Османской империи. Дарби утверждал, что Россия отнимет у Турции «земли Гога» и затем вторгнется в пределы восстановленного еврейского государства. Во второй половине двадцатого столетия последователи Дарби приукрасили и дополнили это пророчество: дескать, евреи заключат союз с возглавляемой антихристом новой Римской империей в ответ на российскую угрозу, но антихрист разорвет союз три с половиной года спустя, предав евреев456.