Заблуждения толпы

Однако в 1929 году Ирвинг Фишер из Йельского университета сделал предсказание, призванное покончить со всеми такими прогнозами. Возможно, этот ученый был величайшим финансовым экономистом своего времени; сегодня Фишера чтут как основоположника современных математических моделей в управлении финансами. Но еще лучше его помнят за замечание, высказанное 15 октября 1929 года, за девять дней до «Черного четверга», на заседании Манхэттенской ассоциации агентов по закупкам: «Акции достигли уровня, который выглядит как ровное и высокое плато»⁴⁰⁷.

* * *

Рассказ о кризисе 1929 года не будет полным без упоминания о «Сияющем Чарли» Митчелле. Инсулл и Хадсон, по крайней мере, помогали развивать жизненно важную инфраструктуру своих стран, что отчасти искупает их прегрешения. А Чарли Митчелл, великий финансовый аферист и хищник своей эпохи, не может похвастаться даже этим.

Подобно Инсуллу Митчелл происходил из низов, но сумел стать помощником корпоративного титана – речь об Оукли Торне, президенте нью-йоркской «Трастовой американской компании»; это случилось в 1907 году, в разгар очередной финансовой паники. Торн благополучно провел свою фирму через эпицентр бури, и на протяжении всего кризиса тридцатилетний Митчелл не покидал «боевого поста», нередко даже ночуя на полу в кабинете босса. С 1911 по 1916 год он управлял собственной брокерской конторой, а затем перешел в Нешнл сити банк (предшественник нынешнего Ситибанка), где возглавил крошечное подразделение по продаже акций и облигаций под названием «Нешнл сити компани».

Коммерческий банкир в капиталистическом обществе выполняет три почти священные обязанности: он берет на хранение деньги других, предоставляет оборотные средства предприятиям, без которых экономика не может функционировать, и сам создает деньги. Тогда как инвестиционный банкир продает акции и облигации широкой публике, и эта деятельность является гораздо более рискованной и более неоднозначной с точки зрения морали.

Регуляторы банковской сферы давно осознали это различие, а потому коммерческим банкам фактически запрещалось владеть инвестиционными банками. Но отсюда не следовало, что коммерческий банк не может опосредованно контролировать инвестиционный банк, не владея последним формально; именно так Митчелл и юристы Ситибанка выстраивали свои отношения⁴⁰⁸. Коротко говоря, Чарли Митчелл был кем-то вроде пирата в камзоле королевского офицера и под флагом Ситибанка. Ради существенного дохода его компанию превратили в инвестиционный банк, основной функцией которого было приумножение корпоративного капитала за счет продажи широкой публике недавно выпущенных акций и облигаций. К сожалению, многие акции и облигации в портфеле компании не отличались надежностью, вдобавок позднее обнаружились многочисленные злоупотребления при продаже ценных бумаг ничего не подозревающим клиентам банка. Впоследствии компания и банк увлеклись торговлей еще более сомнительными облигациями иностранных правительств.

Когда Митчелл возглавил компанию в 1916 году, контора помещалась в одной комнате внутри здания банка, а трудились в ней всего четыре человека. Требовалась не только публика, то есть клиенты, но и пресса, стараниями которой в периоды бума аферисты привлекают множество доверчивых новобранцев. В 1920-х годах заметную роль среди журналистов играл некий Брюс Бартон, сын проповедника, который однажды назвал Иисуса «первоклассным торговцем». В 1923 году Бартон опубликовал статью о Митчелле под названием «Он делает все то же самое, что остальные, не правда ли?» В интервью Митчелл рассказывал Бартону, как, когда у одного из молодых продавцов от утомления случался упадок сил, он отводил юношу на галерею Банкирского клуба ^[125] и показывал бурлящую толпу внизу: «Посмотри вон туда. Там шесть миллионов человек с общим доходом в сотни миллионов долларов. Они просто ждут, когда кто-нибудь придет и посоветует, куда вкладывать сбережения. Гляди внимательно, потом сытно пообедай, а потом спустись вниз и дай свой совет»⁴⁰⁹.

Харизма и энергичность Митчелла, благожелательные СМИ и мания фондового рынка 1920-х годов обеспечили разрастание компании: к 1929 году в ней уже числилось 1400 продавцов и сотрудников отдела поддержки, разбросанных по пятидесяти восьми филиалам, причем все филиалы были связаны со штаб-квартирой в Нью-Йорке посредством одиннадцати тысяч миль частной телеграфной линии (отсюда современное уничижительное прозвище брокерской фирмы с полным спектром услуг – «Wirehouse», «проводной дом»). Митчелл почти непрерывно наставлял своих подопечных: «Мы и вправду хотим быть совершенно уверены в том, что, не считая новичков, в нашем отделе продаж нет никого, кроме умелых продавцов». Компания старалась соответствовать этому лозунгу и в 1920-х годах «выдавала на-гора» свыше 1,5 миллиарда долларов ежегодно посредством ценных бумаг, намного опережая все остальные инвестиционные банки⁴¹⁰.

Ситибанк активно продавал инвестиционно-банковский «опыт» компании своим доверчивым клиентам. Вместо традиционных низкодоходных, но безопасных расчетных счетов им советовали покупать облигации с привлекательными купонами и акции с еще более заманчивыми перспективами роста цен.

Вероятно, отнюдь не Митчелл придумал состязание в брокерских продажах, но не подлежит сомнению, что он довел идею до блеска, предложив приз в размере 25 000 долларов победителю-«продюсеру» (этот негативный термин до сих пор иногда, причем без всякой задней мысли, используется в финансовой индустрии). Усилия Митчелла оказались настолько успешными, что в один прекрасный день у компании закончились облигации для продажи. Обычно предприятия и иностранные правительства обращаются к инвестиционным банкам с просьбой о выпуске облигаций, но компания Митчелла пошла иным путем, побуждая предприятия-клиенты выпускать больше облигаций. Хуже того, эмиссары Митчелла обхаживали правительства балканских и южноамериканских стран, предлагая дешевый капитал нестабильным и безденежным режимам.

Несмотря на сообщения продавцов о некомпетентности и ненадежности иностранных правительств, будь то в Перу или в бразильском штате Минас-Жерайс, где дефолт виделся почти неизбежным, сам Митчелл и его компания продолжали продавать облигации этих правительств доверчивым клиентам Ситибанка.

В 1921 году Митчелл перешел с поста президента компании на пост президента Ситибанка, устранив последнее серьезное препятствие на пути «парового катка продаж». Литературный критик Эдмунд Уилсон ухватил самую суть методов Митчелла, описав, как тот посылал своих продавцов «стучаться в двери сельских домов, подобно коммивояжерам с пылесосами или зубными щетками Фуллера» ^[126]. В начале и середине 1920-х годов компания Митчелла торговала в основном облигациями; позднее, поскольку «бычий» рынок набирал обороты, Митчелл все охотнее торговал акциями, не только рискованными пакетами вроде акций погрязшей в долгах «Анаконда коппер компани», но даже акциями Ситибанка, что было бы незаконным без фигового листка юридических соглашений, разделявших компанию и банк⁴¹¹.

В 1958 году Уилсон описывал, как Митчелл «продал американскому обществу за десять лет ценные бумаги на сумму более пятнадцати миллиардов долларов. Он продавал акции автомобильных компаний, которые вскоре исчезали бесследно, и облигации южноамериканских республик, находящихся на грани банкротства; также он продавал акции собственного банка, которые упали за три недели после октября 1929 года с 572 до 220 долларов за штуку, а недавно ими торговали по 20 долларов за штуку»⁴¹².

Митчелл фактически сознательно сделал своих клиентов жертвами краха, который обыкновенно принято сводить к драматическим «черным дням» октября 1929 года. В «черный четверг», 24 октября, консорциум во главе с компанией Дж. П. Моргана провел показательную спасательную операцию, которая к полудню помогла справиться с паникой. Но к «черному понедельнику» и «черному вторнику», 28 и 29 октября соответственно, у титанов-спасателей – Митчелла, Томаса Ламонта из «Джи-Пи Морган» и Альберта Виггина из «Чейз Нэшнл» – закончились силы и средства. В эти два дня рынок упал на 13,5 и на 11,7 процента⁴¹³.

К закрытию торгов 29 октября рынок опустился на 39,6 процента по сравнению с сентябрьским пиком; конечно, это пугало, но выглядит не так страшно, как падение цен в 1973–1974, 2000–2002 и 2007–2009 годах. Кроме того, к середине апреля 1930 года цены на акции уже компенсировали более двух пятых потерь ^[127].

Накануне кризиса 1907 года лишь малая часть американцев владела акциями, даже к 1929 году эта цифра выросла до примерно 10 процентов от общей численности населения, поэтому первоначальное падение 1929 года оказало слабое прямое экономическое влияние на население в целом⁴¹⁴. Но за несколько следующих лет «отрава» проникла в средоточие деловой активности, то есть в банковскую систему, и экономика вошла в штопор. К середине 1932 года цены на акции упали почти на 90 процентов по сравнению с пиковым уровнем 1929 года. 11 декабря 1931 года, за шесть месяцев до достижения рыночного дна в середине 1932 года, частный инвестор по имени Бенджамин Рот записал в своем дневнике:

«Очень консервативный молодой женатый мужчина со множеством иждивенцев-домочадцев рассказывал мне, что за последние 10 лет ему удалось выплатить ипотеку за свой дом. Несколько недель назад он взял новый кредит в 5000 долларов и вложил полученные средства в надежные акции для долгосрочного инвестирования. Думаю, через два-три года он получит солидную прибыль. Принято считать, что надежные акции и облигации сегодня можно покупать по очень привлекательным ценам. Правда, беда в том, что ни у кого нет денег на покупку»⁴¹⁵.

Промышленный индекс Доу-Джонса за 1925–1935 гг.

Публика без средств начинает выражать недовольство, и, как было в 1720 и 1848 году, требовать скальпы виновников. Сатирик Фред Швед выразился предельно лаконично: «Пострадавший клиент определенно предпочитает верить в то, что его ограбили, а не в то, что он сам сглупил по советам глупцов»⁴¹⁶. К 1929 году Ситибанк имел 230 000 клиентов; невозможно доподлинно установить, сколько из них открыли брокерские счета в компании Митчелла, но количество таких людей исчислялось, по крайней мере, десятками тысяч, если не больше⁴¹⁷. В отличие от клиентов других брокеров, которые охотно приходили в конторы ради покупки ценных бумаг, клиенты Митчелла искали безопасности для своих денег в коммерческом банке – но выяснилось, что с тем же успехом они могли пойти в бордель.