Забытая история
Шрифт:
Мы вышли на балкон. Я облокотился на перила и посмотрел вдаль: «где ты, орел-одиночка?» - подумал я, вспомнив о моем товарище по несчастью.
– А я тебя люблю…
Ева подошла ко мне и положила голову мне на плече. Я обнял ее одной рукой: хоть кто-то есть рядом со мной.
– Что такое, зайчонок?
– Вольф, я не хочу, чтобы ты уходил…
– Ну, эти выходные я свободен, - я улыбнулся ей. – Сходим куда-нибудь? – Ева радостно улыбнулась и кивнула. – Ну, иди, собирайся! – я поцеловал ее в щеку.
Я вошел
«Так вот, почему она настолько счастливая!» - подумал я.
– Ева! – наши комнаты были рядом, и она не могла меня не услышать.
– В чем дело, любимый? – она вбежала ко мне. Но, взглянув на меня, поняла, что о романтике не может быть и речи.
– .Где портрет? – «Снова она за свое!» - в первый момент я думал, что убью Еву.
– Я попросила его убрать, - Ева виновато опустила голову. – Я не хочу, чтобы в нашей спальне висел портрет другой…
Я взял Еву за плечи и притянул к себе:
– Во-первых, не в нашей, а в моей. Во-вторых, не твое это дело! Я и только я решаю, кому здесь место!
– Опять она! – глаза Евы наполнились слезами. – Везде, всегда она! В доме не одного моего портрета, зато куча ее! Даже у тебя на столе ее фотография! Только и слышу: Гели то, Гели се… Не хочу о ней слышать! Не хочу!
Я оттолкнул Еву, и она упала на кровать.
– С каких пор ты тут распоряжаешься? – ярость затмила все. – Тебе она мешает? Мешает?
– Да! Я ненавижу ее! Ненавижу! Ты только о ней и думаешь…
Я не дал Еве договорить. Не помня себя от ярости, я схватил с тумбочки хлыст и ударил Еву. Она вскрикнула и закрыла голову руками:
– Нет, прошу тебя!
Еще один удар. Просто потому, что я не смог сразу справиться с собой.
– Ты не понимаешь, что я чувствую? Не понимаешь? – я отбросил хлыст в угол. – Ты что вообще вытворяешь?
– Альф…
– Не смей называть меня так! – так называла меня только Ангелика. Теперь это имя ассоциировалось с ней. – Подумай о том, что делаешь! – я вышел из комнаты и захлопнул дверь.
Войдя в свой кабинет, я взял фото Ангелики со стола.
– Гели, мне так тяжело без тебя. Я люблю тебя, малышка. Прости, солнышко мое…
В памяти сохранилось все. Ее улыбка, ее взгляд, ее запах. Все произошло так давно, а, казалось, что только вчера…
В тот день я уехал в город: не хотел даже слышать о Еве. А вечером мне сообщили, что Ева хотела застрелиться. Стреляла в грудь, но пуля не задела сердце…
– Вы должны навестить ее, - сказал Гофман, услышав об этом.
– Не знаю, Гофман. Я приношу женщинам несчастья. Даже Гели я не уберег…
– Мистер Вольф, вам надо жить дальше…
Я не хотел новых отношений. Но Ева… она такая молодая, милая, забавная. И так похожа на мою Гели. Но от этого только тяжелее…
Да, я навещу ее. Ева скрепила наш союз своей кровью, и я должен был быть с ней.
В палату меня не пустили.
Ева спустилась ко мне сама. Бледная и изможденная, она казалась еще меньше.
– Вольф! – она уткнулась мне в плече и разрыдалась.
–
Все, Ева, все кончилось. Я рядом, - я обнял ее. – Я буду с тобой. Но и ты пойми меня. Я все еще люблю Ангелику…– Сможешь ли ты забыть ее? – Ева посмотрела мне в глаза. Я отрицательно покачал головой. – А хотя бы полюбить меня? Вольф…
– Поживем – увидим. Ты мне не безразлична, поверь. Даже больше чем просто не безразлична. Но любить другую так же, как Ангелику, я не могу, извини. Мы еще поговорим о наших отношениях, но когда тебе станет лучше. А сейчас отдыхай, хорошо? – я поцеловал ее в лоб. – Я еще приеду. Извини, времени очень мало.
«Ева, милая, зачем ты это сделала? Ты так хочешь быть похожа на Гели. Зачем?» - подумал я, вспоминая Еву. Такая же походка, та же прическа, те же духи, почти такие же наряды…
Точно такое же ранение…
Но Еву спасли. А Гели погибла.
Не спасли.
Не успели.
Не поняли.
Не знали…
9 ноября 1938
Я просматривал газеты. Конечно, можно было бы поручить это кому-то, но вряд ли сотрудник будет делать это с таким же вниманием.
Я наткнулся на статью об изнасиловании молодой девушки. Там говорилась, что девушка была изнасилована сотрудником полиции, который получил два года тюрьмы. Я взглянул на фотографию девушки, зачем-то помещенную в газете: «Бедный ребенок, ей всего шестнадцать» - подумал я: «Мало того, что с ней сделали, так еще и на всю страну опозорили!». Я вызвал секретаря:
– Что скажете о статье? – поинтересовался я. – Легко отделался, правда? – я уже знал, что делать дальше.
– Говорят, она спровоцировала его, - а вот этого ответа я не ожидал!
– Спровоцировала, говоришь? Интересная версия, - я посмотрел ему в глаза: парень двадцати пяти лет. Молод, но я думал, что уже умен. – И как же она его спровоцировала?
– Меня там не было, - он пожал плечами. – Но, думаю, обычные женские штучки. Глазки построила, юбочку покороче одела…
– Глазки, ножки, - я ударил кулаком по столу. – А он кто, животное? Он не может справиться со своими инстинктами? Раз ему строят глазки – значит надо напасть, ты так считаешь? Знал бы ты, сколько женщин каждый день строят мне глазки. Но почему-то я не затаскиваю в постель каждую из них! – я бросил газету секретарю. – Расстрелять! Готовь приказ, в статье есть все данные.
– Но он давний член партии…
– И что? Я не собираюсь терпеть в партии таких сволочей как он! Выполняй! Я лично проконтролирую!
Секретарь удалился. Что ж, кое-что я уже сделал.
Надо будет отредактировать соответствующие законы. Но это позже, когда я разделаюсь с более важными делами.
«Сегодня все должно решиться» - подумал я.
Этого дня я ждал семь лет, последние три года – с особым нетерпением. Мы немного затянули, но нужен был повод. Не мог ведь я на всю страну объявить, с чего именно хочу начать уничтожение евреев. Нет, пусть это будет небольшой тайной.