Забытые дела Шерлока Холмса
Шрифт:
— Как проще всего получить холостой выстрел? — Казалось, Холмс задал этот вопрос самому себе. — Нужно аккуратно вскрыть верхнюю часть патрона и заменить дробь чем-нибудь безвредным. Бумажные шарики — превосходный вариант. Большая часть из них просто сгорит при выстреле, а остальные будут обожжены и разбросаны в разные стороны.
С этими словами он достал из кармана найденные в Ардламонте клочки бумаги. Разумеется, на них ничего не было написано. Однако, когда Холмс развернул их, по краям бумаги четко просматривался светло-коричневый след от огня. Именно это мой друг и назвал «сообщением», которое майор невольно оставил на месте
— Монсон не мог выстрелить чем-то более опасным, нежели бумажные шарики, — спокойно объяснил Стюарту Холмс. — И Скотт знал об этом. Как майор и утверждал поначалу, он взял с собой ружье двенадцатого калибра, заряженное патронами с бездымным порохом. Безусловно, он открыл бы новую коробку лишь в том случае, если бы расстрелял предыдущую. Но он не успел этого сделать до момента смерти лейтенанта Хамборо. Он использовал не более пяти патронов, следовательно, не мог причинить вреда ни человеку, ни животному. Из показаний свидетелей мы знаем, что охотники стреляли только два раза.
— Значит, Хамборо убил не он?
— Не он, — тихим голосом подтвердил Холмс. — Однако изолгавшийся негодяй не сомневался в том, что его ружье заряжено исправными патронами. К тому же Монсона убедили, что лишь с того расстояния, которое отделяло его от лейтенанта, можно было сделать смертельный выстрел. Более того, после случая с затонувшей лодкой и оформленной в его пользу страховки майор вполне обоснованно полагал, что ни один присяжный не поверит в его невиновность. Что касается Скотта, то его уловка могла пройти незамеченной. Монсон не знал, какими патронами он стрелял. Если бы смерть Хамборо посчитали несчастным случаем, как поначалу решил доктор Макмиллан, то оставшиеся в коробке патроны истратил бы другой охотник и доказательств хитрости Скотта не осталось бы.
— Но Скотт не мог нанести такую рану с близкого расстояния, — напомнил помощник прокурора, снова усаживаясь на диван. — С этим фактом спорить бесполезно.
Холмс обернулся к доктору Литтлджону:
— Какого числа был убит Хамборо?
— Насколько помню, это случилось десятого августа.
— И в тот же день доктор Макмиллан подтвердил смерть в результате несчастного случая? А затем тело несчастного молодого человека перевезли в Вентнор, на остров Уайт. Там он и был похоронен семнадцатого августа, спустя неделю после смерти. Правильно?
Доктор Литтлджон молча кивнул гладко выбритой головой.
— Его погребли в семейном склепе, — продолжил Холмс. — Сколько дней он там пролежал?
— Эксгумацию и вскрытие провели четвертого сентября.
— В самом деле?
Холмс бросил взгляд в окно, полюбовался на гуляющую по Тронгейту публику и снова обратился к посетителям:
— Скажите, доктор Литтлджон, часто ли в вашей практике судебного врача проводилась эксгумация для расследования подозрительных обстоятельств смерти?
Тот поправил очки и пристально взглянул на него.
— Нечасто, если брать в процентном соотношении, но приходилось и этим заниматься.
— И что служило причиной для проведения данной процедуры?
— Как правило, подозрение в том, что умершего отравили. Кроме того, я знаю несколько случаев, когда человек умер от сильного удара, и потребовалось проверить, не было ли в его смерти mens rea [60] .
— Понятно. — Холмс снова уставился в окно. — А что насчет огнестрельных
ран?60
Преступный умысел (лат.).
Доктор Литтлджон пожал плечами:
— Мне известны два вскрытия, когда было доказано умышленное убийство, и множество примеров, подтвердивших несчастный случай во время охоты.
— И часто ли бывало, что покойника уже предали земле, а затем снова извлекли из могилы перед вскрытием?
Доктор Литтлджон снова уставился на Холмса, но на этот раз не произнес ни слова.
— Ни одного, — ответил за него мой друг. — Верно, доктор?
Дэвид Стюарт возмущенно вскочил с дивана:
— Какое это может иметь значение, мистер Холмс? Мистер Литтлджон имеет большой опыт в экспертизе огнестрельных ранений.
Холмс чуть наклонил голову, словно признавая справедливость этого замечания.
— Бесспорно. Но, возможно, у него недостаточно опыта в оценке влияния трупного разложения на огнестрельные раны в теплое время года, спустя несколько недель после погребения.
— Там еще не начались серьезные процессы, способные сильно разрушить ткани! — с негодованием воскликнул Литтлджон.
Холмс повернулся к столу и взял из ящика листок бумаги.
— Если не возражаете, я зачитаю несколько фраз из вашего протокола. «Лицо распухло, черты исказились… процесс разложения зашел далеко… волосы по причине развития трупных явлений легко отделяются от головы».
— Это ничего не доказывает! — заявил всерьез обеспокоенный помощник прокурора.
— Не доказывает? А знакомы ли вы, мистер Стюарт, с трудами профессора Мэтью Хея, судебного врача из Абердина?
— Мы встречались несколько раз.
— Уточню свой вопрос: вы читали его опубликованную монографию по огнестрельным ранам?
— Признаться, нет.
— В таком случае вас, вероятно, удивит его вывод о том, что через три недели после смерти процесс разложения делает невозможным точное измерение размеров огнестрельной раны.
Холмс буквально пригвоздил взглядом к дивану своего молодого оппонента, как энтомолог прикалывает бабочку к доске булавкой. И, не давая жертве опомниться, продолжил:
— В протоколе осмотра трупа, составленном доктором Литтлджоном, указано, что диаметр раны в разных направлениях колеблется в пределах от двух до трех дюймов. Что само по себе соответствует выстрелу с пятнадцати футов. Теперь, джентльмены, давайте определимся, началось разложение или нет. Если да, то все эти замеры не имели смысла. Если нет, то Хамборо действительно застрелили с расстояния в пятнадцать футов. И разумеется, это сделал не майор Монсон своими бумажными шариками. Так или иначе, боюсь, что ваше обвинение разбито вдребезги.
Во взгляде Стюарта угадывалось то характерное сочетание досады и удивления, которое появлялось на лицах многих оппонентов Шерлока Холмса. Молодой человек словно услышал, как у него за спиной захлопывается дверца мышеловки. И он повторил ту же самую ошибку, что совершали до него и другие: попытался найти брешь в рассуждениях Холмса, дающую ему надежду на спасение, и отчаянно ринулся в нее.
— С какой стати Скотт будет браться за дело, от которого получит выгоду Монсон, а не он сам?
Холмс подошел и с сочувствием положил руку на плечо помощника прокурора: