Забытый - Москва

– Я могу и снять. Победишь - целую заберешь. Хоть и не налезет она на тебя, сыну подаришь.

– Ты что?!
– атаман занервничал.
– Ты правда, что ль, драться со мной вздумал?!

– Правда. Если не струсишь. Вижу, уже трусишь.

– Я?!!
– атаман покрутил топором, но оглянулся настороженно, вероятно ожидал какого-то подвоха от дружинников. Не мог же, в самом деле, такой маленький оспаривать место у такого большого!

– Ну что, бьешься?

– Я-то?..
– атаман облизнул губы, - Ладно, князь, коль не шутишь. Коль приспела тебе такая блажь. Только я по-мужицки, а ты - как знаешь.

– Ну а я по-княжески, не обессудь. Саня, принеси мне булаву покрепче. А щит поменьше и потолще, вон тот.

– Ты, брат, сбрендил что ли?!
– задышал в ухо Бобру Михаил Василич. Он ведь тебя ухлопает! И как нам тогда?!

– Миш, не бжи. Сейчас все увидишь.

Атаман оглянулся на своих, коротко страшно свистнул, махнул рукой, идите, мол, ближе. Разбойники осторожно приблизились.

– Эй, ребятки, тут князь поразвлечься решил, меня побить. Говорит, кто победит, тот командовать будет...

Разбойники нахально загоготали.

– ...Я согласен. Если князь меня укокошит, вам все его приказы исполнять. Он вам вместо меня станет. Поняли?!

– Поняли, Гриш, давай!
– весело отозвались разбойники и заржали совсем уж нагло.

Тем временем Дмитрию принесли булаву. Дружинники с одного края, разбойники с другого загородили поляну, на которой остались друг против друга Бобер и атаман.

Дмитрий, хоть и был вполне в себе уверен, прислушался по привычке как там, внутри? Под ребрами мелко вибрировало - тьфу!

– Ну что ж?
– он пошел на атамана, прикрывшись щитом до самого носа, только глаза его, как два арбалета, начали выцеливать атаманский взор.

Тот стоял, улыбался и поигрывал топором. Больше у него в руках ничего не было. Когда Бобер оказался в пяти шагах, он мгновенно сжался, одним прыжком очутился рядом и нанес страшный удар. Дмитрий успел увернуться топор по самый обух впился в землю у его ноги - он изумился поразительной реакции разбойника и забеспокоился. Дело в том, что тот не желал посмотреть противнику в глаза.

Атаману пришлось дважды дернуть, высвобождая топор из земли. Разбойники изумленно-сожалеюще ахнули. Дмитрий вновь пошел на великана. Тот не стал больше бить, ожидая выпада. Но и Бобер не торопился. Он подступал, пытаясь заглянуть в глаза - а не получалось! Разбойник смотрел будто и на него, но и как-то в сторону. И ближе, встык Дмитрий сойтись побаивался, видя необыкновенное проворство (при такой-то комплекции!) своего противника. Он махнул булавой, провоцируя удар, и с изумлением почувствовал, что булава отлетает в сторону, а топор уже опускается ему на голову! Дмитрий успел-таки (уже в самый последний момент!) отшатнуться, прикрывшись щитом, удар пошел по щиту вскользь, топор опять со страшной силой воткнулся в землю, а рука у Дмитрия от локтя до кисти онемела от страшной боли.

Стало неуютно. Совсем неуютно! У этого парня была потрясающая реакция, а смотрел он все время куда-то мимо.

Правда, и Бобров опыт сказался: когда атаман выдергивал из земли вновь застрявший топор, то низковато нагнулся, и Дмитрий ближней к нему ногой совершенно автоматически взмахнул резко, сильно. И попал по щеке. Голова атамана дернулась, он, высвободив топор, выпрямился, встряхнулся весело, как собака, и удивленно (ишь, мол, шустер князь! дерется!), глянул наконец на Дмитрия.

"Эйх!! Да он косой, ядрена мать!
– Дмитрия аж в жар бросило.
– А я-то, дурачок, глаза его ловлю!"

– Уфф!
– у Дмитрия гора свалилась с плеч, он успокоился, да и злость поднялась - давно уже не делали ему так больно, - Ну, козел!..

Он пошел на великана так уверенно, будто этот удар ногой (какой уж он там оказался? Так, пустяк..) нанес противнику смертельную рану. Атаман забеспокоился, повнимательней взглянул на противника... И пропал!

Дмитрий впился взором в один, смотревший именно в него, глаз. Глаз застыл, остекленел и стал раскрываться.

Разбойники ничего не поняли. Они только в страхе и изумлении раскрыли рты. Дружинники обалдели (они попадали бы со смеху, если бы не серьезность момента!): один глаз атамана начал вращаться и беспорядочно бегать в разные стороны, в то время как другой остановился и помертвел. Это было так смешно и так жутко одновременно, что все замерли в ужасе - что же будет?!

Атаман попятился, прижав руку с топором к груди, а левой беспомощно отмахиваясь, как от пчелы. Отступал он недолго. Зацепившись ногой за невыкорчеванное корневище, упал навзнич и истошно, по-бабьи завопил. Дмитрий подскочил, придавил коленом грудь и опять поймал его глаз. Ударить не решился, хотя очень хотелось (за непроходившую жестокую боль в руке), ведь разбойник мог как тогда рыцарь... а он ему (и теперь особенно!) ох как был нужен живым!

– Ну что, Гриш?! Приплыл?!

– А-а-а!!! Помилуй, князь!!! Все приказывай, все!!! Помилуй только отвернись!!!

– Ну гляди, - Дмитрий отвел взгляд, поднялся, - помни, я зла тебе не желаю, я хочу только, чтобы ты меня слушался.

Атаман рывком сел, прикрыл глаза ладонью и долго, очень долго осторожно ощупывал их пальцами, словно испытывая или не веря, что они есть. Потом, опять рывком, вскочил на ноги и оглянулся на своих. Те стояли в полной прострации, и описывать их вид трудно и долго, и не надо.

– Видели?!
– атаман пробежал своим неуловимым взором, кажется, по всем сразу.
– Поняли?!

Разбойники и не думали что-либо отвечать.

– Теперь этого человека, - ткнул большим пальцем за спину, боясь оглянуться, - слушать как меня! Больше, чем меня! В сто, в тысячу раз больше!
– опустил голову, увидел под ногами свой топор, схватил его, осмотрелся дико и, размахнувшись страшно (все вокруг присели в ужасе), шваркнул им в торчащий рядом пень так, что он вошел в дерево, как в землю, по самый обух, сел, закрыл руками голову и заплакал.

Бобер встал перед разбойниками и поднял булаву:

– Ну!

Те повалились на колени, загалдев:

– Помилуй, князь! Приказывай, князь! Не погуби...

– А ну все к атамановой избе - брысь!
– Дмитрий махнул рукой и повернулся к своим: - Вы тоже.

Когда остались посреди поляны вдвоем, Дмитрий подошел к атаману и легонько хлопнул его по плечу. Тот подпрыгнул и сжался.

– Успокойся, Гриш, успокойся. Давай поговорим.

– Говори, приказывай, что угодно делай, только не смотри. А лучше убей.

– Зачем? Послужи мне, честным людям русским, сними грехи с души. А не то...