Зачарованное озеро

соперничали из-за мальчика, та, что поумнее, читала те же кожаные книги, что и он, заводила о них разговоры, и мальчик именно к ней проникался интересом — ну, а потом шло как всегда, уже без книжных знаний... А когда мой родственник погиб, после него остались книги, и я уже в ученических годочках стала их читать — хотелось знать, за что он погиб... Там был и « Тр актат»...

— Понятно, — сказал Тарик. — Может, ты знаешь, что с написавшим приключилось? Очень уж ехидно старая ведьма мне советовала полюбопытствовать, как он кончил, пакостная у нее была ухмылочка... Огге Галадар...

— Смаут Темпеш, — сказала Тами. — Так его по-настоящему звали, а Огге Галадар — придуманное имя для книги, так и обычные сочинители порой поступают, берут придуманные имена. А ведь он был еще и Гончим Создателя, а у них частенько несколько имен... Он погиб, вернее говоря, его убили черные на лесной дороге. И даже не пытались свалить это на разбойников — когда его нашли то ли проезжие, то ли смолокуры, у молоденького деревца была отрублена верхушка, и голова Галадара насажена на нее, как на кол... И кошелек с денежкой остался при нем, как и все остальное. Это был вызов. Их так и не нашли, хотя искали усердно. А в Арелате в ту же ночь вспыхнул и дотла сгорел его домик, и это уж точно не совпадение — Темпеш писал второй трактат: о том, как бороться с нечистой силой. Похожие книги писали и до него, но Темпеш, по отзывам знающих людей, превзошел бы всех — и опыт предшественников изложил, и прибавил то, что знал сам, то, чего в книгах до него не было. Все сгорело. А в общем, это старые дела. Лучше поговорим о том, что сейчас и рядом... Как ты дальше намерен поступать?

— Буду драться, — сказал Тарик (это было не упрямство, а решимость). — Она не мне вредит, мне-то как раз она ничего не сделала. Она всерьез пакостит улице Серебряного Волка, жившей спокойно, а уж за свою улицу я буду драться, и не только я, ватажка тоже. И коли уж у нас завелась эта зловредная старуха...

Он осекся. И не сразу продолжил:

— То-то дергунчик Ягуф говорил о шайке, а я поначалу забыл... Они же шайка. Тот, из тридцать девятого нумера, и этот, с Кружевной. Точно, шайка. Говорят же, что дергунчиков надо слушать со всем вниманием. Иногда они плетут совершеннейшую чушь, а порой говорят очень толковые и дельные вещи — только излагают так, что не всегда их и понимают, свысока к ним относятся... Здесь шайка!

— Очень похоже, — кивнула Тами. — Ковен. Это такая шайка черных наподобие разбойничьих, только не в пример опаснее. Ты, сдается мне, правильно догадался. Они, неизвестно почему, всегда сбиваются в неделимое число: три, пять, семь... Главный на Кружевной дал распоряжения, а старуха их передала этому, из тридцать девятого, такой же мелкоте... Ничего, мы будем драться...

— Мы?

— А как ты думаешь? — На сей раз она сощурилась не лукаво, а строго. — Думаешь, я останусь в стороне? Плохо ты знаешь гаральянцев...

— Это ж опасно...

— Вот спасибочки, просветил! — фыркнула Тами. — А без тебя я бы ни за что не догадалась! Или ты думаешь, я гожусь только на то, чтоб постельку с тобой мять?

— Да что ты, — Тарик признался честно: — Просто... я буду за тебя тревожиться, ты все-таки девчонка...

— Ага, а когда ты все выложишь на ватажке, ваша Данка-Пантерка отойдет в сторонку?

— Да нет, не та натура...

— А чем я хуже? У меня, в отличие от вашей Данки, есть свой счет. За родственника. И коли уж выпал случай отомстить черным, в сторонке не останусь. Таричек, я не садовый цветочек. Видел же, как я управляюсь с лошадьми и с луком. Кстати, лук тоже хорош против нечисти — нужно только знать, какие стрелы брать, а я знаю... А что до тревоги... Все будут тревожиться за всех, иногда это не мешает, а, наоборот, здорово помогает. Ну как, согласен, что я дерусь вместе с вами?

— Согласен, — сказал Тарик, мысленно тяжко вздохнув.

— Чудо ты мое! — Тами мимолетно поцеловала его в щеку. — Признаю твою власть командира и присягаю, что буду повиноваться твоим приказам без всякого своеволия... Тарик, а ты уже подумал, с чего начать? Это ведь не на драную кошку, таскающую со двора цыплят, охотиться...

Он рассказал о своей задумке — не так уж много времени отняло.

— Молодец, — почти не раздумывая сказала Тами. — Толково придумано, правда. Я завтра как следует подумаю, чем тебе помочь, — мы с дядей ехали в Арелат как раз по Королевскому Шляху, так что я кое-что усвоила насчет тамошних порядков и платы... Ну что же, будем драться, нас теперь шестеро — благоприятное число. Ну что, вроде бы мы все обговорили? Можно и вина выпить за успех и победу. И вспомнить, что до утра еще очень далеко...

...Выйдя из калитки мимо скупо махнувшего хвостищем ярчука Лютого, Тарик задержался у забора, откровенно залюбовавшись тем, что видел вокруг. Уже рассвело, но улица Серебряного Волка еще не проснулась и не занялась мирными ежедневными делами. Только пекарня дядюшки Данитана дымила трубой — как все хорошие пекари, он пробудился ни свет ни заря и встал к печи с Подмастерьем-сыном. Когда, вскоре после утреннего колокола, хозяйки пойдут в его лавку, хлеб и булки там будут свежайшие.

Небо безоблачное, мир, казалось, только что сотворен Создателем: он чист, свеж и ярок. Листва на деревьях, цветы в палисадниках и те, что растут дикими на улице, пестреют многоцветьем красок — даже жаль, что худог Гаспер их не рисует...

Тарик неторопливо пошел по улице. Тело переполняла приятная усталость, но Тарика словно несли невидимые крылья, и некому было посмеяться над его широкой улыбкой, очень даже возможно, чуточку глуповатой.

Что ж, тому были причины. Он стал мужчиной, у него теперь есть женщина, в эту ночь дважды достигшая небес. Плохо только, что на родную улицу нежданно вторглось и свило целых два змеиных гнезда черное зло — но сражения еще не было, так что в приливе

( ЛАВА 7 • ПЕЧАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР И ВОЛШЕБНАЯ НОЧЬ 249 О

азартной бодрости будем надеяться на победу, не стоит заранее опускать руки. Шесть — ив самом деле благоприятное число...

Он знал непреложно: с теребеньками покончено навсегда. Как и с надзиранием за родительской спальней — он стал другим, перерос кое-какие прежние занятия...

Увидел издали: несмотря на ранний час, на Плясовой людно. У ворот стоит шарабан, запряженный сытой серой лошадкой, а возле кучи обломков что-то объясняет, помогая себе скупыми жестами, молодой Анжинер при полном своем наряде: короткая черная епанча и черный берет, по нижнему краю украшенный каймой из маленьких циркулюсов. Его внимательно слушают Старейшина и все три Старшины — ага, спозаранку озаботились и, надо полагать, заплатили Анжинеру хорошо, ежели он приехал в такую рань. У ворот не просто стоит, а откровенно мается Хорек со своей дурацкой галабардой: поник, понурился, явно уже сообразив своими куриными мозгами, что рухнули его надежды надуть очередной пузырь...

Тарик ухмыльнулся и пошел дальше. Редко-редко на него побре-хивали собаки — сонные, задрыхли к утру...

Жизнь казалась прекрасной.

Глава 8

НА БЕРЕГУ СПОКОЙНОЙ РЕКИ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

калитке Тарик подошел в условленное время: с ударом

полуденного колокола. Лежавший у крылечка Лютый поднял лобастую голову, внимательнее всмотрелся и вновь опустил башку на лапы. Хвостищем вильнуть не соизволил, но и не гавкнул, не зарычал — и на том спасибо. Без всякого страха, прекрасно помня волшебное слово, Тарик нацелился было поднять крючок, но тут на крыльцо выпорхнула Тами в простом желтом платьице с немаленьким холстинным свертком под левым локтем. Улыбнулась Тарику как ни в чем не бывало, как обычному знакомому. Как это девчонки умеют, вид у нее был самый безмятежный и невинный, словно и не было вчерашней шальной ночи. Невероятно тянуло сгрести ее в охапку и целовать, пока не задохнется, но увы — не место и не время...

— Пошли? — сказала она беззаботно. — Ну, как ты домой проник? Незамеченным?

— Как привид, — браво ответил Тарик.

Так и в самом деле было: тихонечко влез в распахнутое со вчера окно, когда родители еще оставались в спальне, и за завтраком маманя никак не дала знать, что заметила его ночное отсутствие и возвращение ранним утром. Ну, надо полагать, они и сами угомонились

поздненько, может, и вздремнули часок-другой, как Тарик у Тами, и оба выглядят довольными, умиротворенными. Теперь Тарик смотрел на них не так, как прежде, а совершенно по-иному, вполне понимающе: он сам отныне и навеки был мужчиной и все распрекрасно понимал...