Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Ваши аргументы столь же неотразимы, как и вы сами.

– О, вы уже начинаете делать мне комплименты…

– Это не комплимент, а деловая информация. Кстати, Джейн, раз уж у нас все разговоры все время связаны со встречей с Боссом, не могли бы вы рассказать немного о нем? Например, как ему удалось пробиться через барьеры, возведенные вашей финансовой олигархией? На кого он сумел опереться? Мне хотелось бы лучше понимать не только его слова, но смысл, который он в них вложит. Перевод переводом, а…

– Резонно. Я расскажу.

Глава 14

Абырвалг оф Америка

– Понимаете, – начала свой

рассказ Джейн, – здесь в каждом месте, общине, коммуне – как это точнее перевести – есть человек, которого зовут «босс». Это местный авторитет.

– В смысле? – переспросил Виктор, привыкший к нашему, российскому пониманию слов «местный авторитет».

– Ну это дословный перевод слов local authority, «местная власть», лидер общины, что-то вроде старосты, хотя официальный статус может быть иным. Вокруг него все вертится. Прием Лонга – стереть местного босса и убеждать остальных. Понятно?

– Не совсем.

– Когда в России или в Европе пишут об Америке, то обычно рисуют Манхэттен или Бродуэй (слово «Бродуэй» она произнесла с ударением на «о»). Но это не совсем Америка. Америка – огромная индустриальная деревня. В ней множество городов, похожих на наши села, с одноэтажными избами из тонких досок, реек и картона для экономии. Как декорации. В отличие от русского села здесь далеко не все выходят в поле. Здесь есть газолиновые станции, магазины, разные мастерские, филиалы фабрик, аптеки, почты, банки и прочие заведения. Вообще филиалы заводов в маленьких городах – это свежая идея. Когда нет заказов, рабочие могут прокормить себя, возделывая свой огородик.

«Боже мой, – подумал Виктор, – как это похоже на гайдаровские реформы».

– В такой деревне, где все друг друга знают, демократия сводится к тому, что каждый хочет снять с себя заботы об общих проблемах. Чтобы был человек, на которого эти проблемы можно было взвалить. И община находит такого человека и делает боссом. Даже когда босс злоупотребляет властью, его терпят, потому что никто не хочет брать на себя ношу ответственности. И большинству все равно, кто будет этим боссом, этим старостой, лишь бы не он сам. Поэтому большинство можно уговорить.

«Короче, типа председателя. Вроде и колхозов нет, а отношения те же».

– Чтобы стереть босса, Лонг искал в его прошлом аморальные поступки или коррупцию. Такие всегда находились, и тогда Лонг раскидывал тонны листовок, выступал по радио, объезжал всех на машине, выступая на митингах, и ставил на место босса своего человека. Уговаривать Лонг умел. В семнадцать лет он был коммивояжером и однажды, на спор с приятелями, уговорил старого негра купить себе подержанный гроб. Лонг стал читать цитаты из Библии, у негра полились слезы, и он потребовал гроб немедленно!

– Зачем же тогда он с таким талантом подался в политику?

– Политик – это тоже торговец, его цель – продать свой товар. Что заставило Лонга заняться товаром, именуемым властью? Слабость конкурентов на этой части рынка, а проще говоря – гнилость власти предыдущей. Когда оппозиция говорит о произволе Лонга, она лукавит. Лонг никогда и нигде не зажимал демократии. Он пользовался лишь тем, что уже произошло до него, и захватывал штат за штатом.

– Оранжевая революция…

– Как вы сказали?

– Да это научный сленг. Я слушаю, очень интересно.

– Противники говорили, что Лонг покупает избирателей. Но разве это так? Наоборот, избирателей покупали до него. Ездили по домам, говорили, что, если не проголосуют за правильного кандидата, кто-то в семье может лишиться работы или банк опишет имущество за долги, а если проголосуют за того,

кого надо, – наоборот, кто-то получит место или что-то в этом роде. Твердо ничего не обещали и чаще всего обманывали. Босс же делал что-то для народа и ничего не требовал взамен. Например, раздавал детям бесплатные учебники. Вашим детям дают учебники, но у вас свободный выбор, вы можете взять и голосовать за кого хотите. Разве это – подкуп?

– Если сравнивать с шантажом и вымогательством… Нельзя не признать, что это значительный прогресс, – ответил Виктор и вспомнил, что самолет с одноразовыми шприцами, что ЕБН пригнал из Америки, тоже подкупом избирателей не назвали. Кстати, а что такое самолет? Сейчас одноразовые шприцы в каждой аптеке, рай для нариков. И трудно сказать, благо это или зло, раз они везде валяются и каждый может наступить.

– Конечно! – воскликнула Джейн. – Но я, наверное, слишком вас заговорила. Вы почти не пьете пиво. Может, оно несвежее? Тогда я позвоню, чтобы заменили.

– Пиво как пиво. Нормальное, хотя ничего необычного. У нас в России сейчас тоже варить научились.

– А у нас это просто национальный напиток…

– Да, кстати о пиве. Как Лонгу удалось втиснуться между двумя мощными партиями? У него же вроде своя?

– Уфф…

Джейн привстала и покрутила ручку приемника, где диктор начал слишком долго трепаться. Янтарный ящик посвистел и поймал фокстрот «Without That Gal», мелодия которого подозрительно напоминала «Шумел камыш».

Как здесь любят жить в ритме фокстрота, подумал Виктор. Какой-то обязательный ежедневный стимулятор, как кофе и пиво. И еще он невольно подумал, что Джейн все-таки приятная дама, и не из каких-то капризных и стервозных богачей.

– Как вам объяснить… Наверное, надо начать с того, что нашу политическую систему не совсем правильно называют демократией. В Америке никогда не было демократии.

– Да? – совершенно искренне удивился Виктор, которому в девяностых внушали совсем иное. – А что же было?

– Это можно назвать плюрализмом.

– Вы изучали не только иностранный язык.

– Виктор, мы русские. Наверное, мы единственный народ, в котором еще живет дух Возрождения и тяга к энциклопедическим знаниям. Остальных просто натаскивают, как узких специалистов. Так вот, политическая система Соединенных Североамериканских Штатов – это плюрализм. Свободная конкуренция разных групп элиты. При этом отношения элиты с чиновничеством или, скажем, рабочих с хозяевами или менеджерами – это диктатура. Такая вот двойственность. Двойственность есть и в политике – например, правящая элита проявляет себя диктатором по отношению к тем, кто пытается с нею конкурировать, но вместе с тем пытается создать у населения видимость, иллюзию демократии. Правящие круги всегда говорят от имени большинства народа, хотя представляют меньшинство. Это понятно?

– Не совсем, но суть ясна. Жирные коты поделили власть.

– Можно сказать и так. В этих условиях слон и осел – ну, республиканцы и демократы – не могли быть партиями, стоящими на каких-то твердых, приципиальных позициях. Здесь нет твердой партийной дисциплины, как хотел большевик Ленин. Это конфедерации разных групп со своими интересами. А раз партия – не совсем партия, если она не отстаивает интересов определенного социального слоя, то нет и демократии, как договора разных слоев. Есть видимость демократии, за которой стоят внутренние игры одной и той же олигархии. Говоря словами Босса, обе партии хотят содрать шкуру с простого человека, но расходятся в вопросе, как лучше его для этого подвесить на крюк – вверх или вниз головой.

Поделиться с друзьями: