Загадать желание

Небо хмурилось. С юга ползла тяжелая фиолетовая туча, в воздухе ощущалось приближение грозы. Прятаться мы не спешили – опасались, что Бусь не пойдет искать нас в деревню, а потому ждали. Кукла-разведчица притаилась у обочины, выглядывая – не появится ли кто. Горыныч подумывал затащить ее на дерево, откуда намного дальше видно дорогу, но решил, что приближение людей услышит скорее, чем полотняное чудо с нарисованными глазами сможет все как следует рассмотреть.

Бузиненок вернулся с первыми холодными каплями дождя, когда, уложив куклу в сумку, чтобы вновь не лишилась лица, мы с Арисом спрятались от грозы под густой листвой, понимая, насколько ненадежно это укрытие.

Бусю не нравилось мокнуть – он подобрался мне под бок, съежился и на вопрос Горыныча сокрушенно покачал головой:

– Бусь никого не нашел.

– Как – не нашел? – в один голос переспросили мы.

– Чужое рядом. Совсем близко, – бузиненок вздохнул. – Мешает.

Что за чужое – мы так и не выяснили, хотя на расспросы малыш отвечал старательно, обстоятельно – насколько мог. Надеялся, что так от него быстрее отстанут. Дождь усиливался и обещал быть долгим. Алина с Максимом – если она действительно едет вместе с ним – наверняка остановятся переждать непогоду, а значит, до завтрашнего утра нам тоже можно отдохнуть.

– Бусь может идти? – напомнил о себе бузиненок.

– Может, отправим его искать Леона? – предложила я.

Малыш посмотрел на меня огромными от обиды глазами.

– Бусь замерз. Бусь промок. Бусь очень-очень устал!

– Бусь потерпит, – передразнил его Горыныч, но я вступилась за малыша.

– Ладно. Поиски можно отложить до завтра. Сначала встретимся с Алиной.

Горыныч поморщился, поглядел на бузиненка. Тот насупился.

– Хорошо, – неожиданно согласился Арис. – Бусь, пойдешь с нами в деревню? Нет? Тогда иди и прячься где-нибудь поблизости, чтобы, если появится кто на дороге, сразу дал мне знать.

– Бусь понял, – разочарованно вздохнул малыш. Наверняка он рассчитывал отсидеться где-нибудь в уютной норке. Ничего, пусть ищет себе дупло у дороги: и отдохнет, и польза.

– Я позову тебя утром, а может и раньше.

– Бусь понял, – бузиненок встряхнулся, взъерошив мокрую шерстку. – Бусь пойдет прятаться?

Горыныч кивнул, и малыш убежал. Не укатился клубочком, как делал это обычно, а просто побежал сквозь траву, и мы слышали его недовольное фырканье, когда холодные капли падали бузиненку на голову.

Старый деревянный домик, обнесенный невысоким забором, не казался совсем заброшенным. В огороде виднелось несколько опрятных грядок, бурьян у крыльца выдерган. Только ставни заколочены, а на двери – замок. Сбивать замок не стали – не хотелось, чтобы наутро наш визит в деревню был обнаружен, а местные не могли не заметить, что кто-то прокрался в один из пустующих домов. Мы прошли за угол и оказались у притворенной дверцы большого сарая, в котором хранились разные инструменты. Половины их, похоже, не было – оставшиеся в поселке забрали для своих нужд. Несколько поломанных ящиков, выметенный земляной пол. Малюсенькое окошко под самой крышей пропускало совсем немного света, ведь из-за грозы день больше походил на вечерние сумерки. И только вспышки молнии изредка освещали все вокруг, заполняя небо бело-розовым заревом.

Едва мы оказались внутри и сбросили сумки на пол – дождь усилился. Капли барабанили по крыше с такой силой, словно норовили ее пробить. В самом углу сарая что-то ритмично капало, в другом углу – шуршало, а за дверью, которую мы оставили приоткрытой, вода стояла сплошной стеной. Сразу за порогом начиналась лужа, и где она кончалась – не было видно.

Из теплой одежды у меня осталась лишь кофта, местами пропаленная от соприкосновения с лапами огненного змея. В нее-то я и завернулась, усевшись на ящик.

– Жаль, утюга нет.

Арис стоял у двери, отступив от порога ровно настолько, чтобы ему на ноги не попадала вода. Он поглядел на меня сочувственно, как на умалишенную.

– Записку прогладить, – объяснила я. – Вдруг мы ее плохо грели?

Я говорила глупости, откровенные и неуместные. Но лучше уж так, чем, слушая шум дождя и вздрагивая то ли от холода, то ли от волнения, гадать, что же произошло, что заставило Алину написать такую странную записку, почему рядом с моей подругой теперь Макс, которого Горыныч подозревает черт знает в чем, и где же Леон…

Арис подошел, присел рядом с ящиком. Что-то хотел сказать, но передумал и, отвернувшись, снова смотрел на воду. Мои колени едва не касались его плеч, и почему-то теперь я думала не об Алине с Леоном, а о том, что мы с Горынычем уже столько времени путешествуем вдвоем, даже спим рядом. А сегодня – так вообще в обнимку… И сейчас мне хочется сползти на пол и, прижавшись к Арису, позволить обнять себя. Вовсе не для того, чтобы спрятаться от страха, или чтобы перенять от Говорящего со змеями хоть немного спокойствия и уверенности, которых мне сейчас так не хватает. Просто…

– Арис, – позвала я.

Он обернулся резко, словно мой оклик выдернул его из размышлений.

– Арис, как ты думаешь, они завтра приедут?

Поморщился, пожал плечами:

– Откуда мне знать? Посмотрим.

Гроза прекратилась под вечер. Горыныч несколько раз выходил на улицу, а после устроился недалеко от двери. Не спал – караулил. Змеи теперь его почти не слушались, да и было их тут слишком мало – животные чуяли исходящую от Пустоши опасность и уползли подальше.

Из поселка выбрались на рассвете. Собаки нас заметили, облаяли, но от людей мы успели спрятаться и пришли к дороге раньше, чем Бусь, высохший и даже успевший немного расчесать свои патлы тонкими когтистыми пальцами, сообщил:

– Едут.

Они были вдвоем. Всадники на статных черных лошадях, в черных плащах. Выехали из-за изгиба дороги и неторопливо приближались к нам. Арис приказал мне сидеть тихо – кто бы ни проехал мимо, даже если это будут именно те, кого мы ждем.

Подруга ехала слева – я узнала ее издали по светлым волосам, заплетенным в косу.

Наконец-то! Выскочить бы сейчас из зарослей на дорогу, побежать навстречу, обнять… Но я осталась на месте, и теперь неотрывно смотрела в лицо подруги.

Алина выглядела бледной до прозрачности и очень-очень спокойной. Неживой. Смугловатая кожа лишилась своего приятного оттенка, напряженные скулы казались мраморными. Большие карие глаза были глазами человека, который либо долго не высыпался, либо долго плакал. А может, и то, и другое вместе. Губы сжаты в тонкую черточку, уголки скорбно опущены…

Я сжала кулаки, стараясь не поддаться панике, и перевела взгляд на всадника справа от Алинки. До последнего мгновения надеялась, что зрение меня обманывает, и это этот уверенно сидящий в седле мужчина окажется Леоном! Но… это был Максим. Как и сообщалось в той злосчастной записке.