Загадка башни

— Скорее уж я сотрусь, — хмыкнул сержант, но тут же нахмурился и спросил, — Не передумал.

Я молча покачал головой. Мысль о предстоящей казни мне не доставляла никакого удовольствия, но сейчас отступать уже было поздно. Если дам заднюю — это ещё сильнее ударит по моей репутации и дисциплине в отряде. Это работа, которую просто надо сделать. И вероятно, далеко не последняя работа такого рода. Придётся к ней привыкать.

Бернард довольно ухмыльнулся. А вот здоровяк снова помрачнел. На мгновение в воздухе повисла тяжёлая тишина, пропахшая пылью, потом и сыростью.

— Не так мы договаривались, когда создавали этот отряд, — нарушил молчание здоровяк, — Прикрывать спину и стоять за своих горой — такой был у нас девиз.

— И он никуда не делся, — я пожал плечами, а затем пододвинул к себе одну из пустых кружек и глиняный кувшин с холодной водой, — Но тогда нас было шесть человек. И за других каждый был готов идти до конца. Не было нужды в таких мерах. Сейчас же нас уже почти сотня. Появление того, кто решит разменять наши жизни на свою, было лишь вопросом времени.

— Делайте, как знаете, — мрачно процедил здоровяк, — Но без меня. Я покину отряд, как только представится удобный случай.

Я невольно улыбнулся. Немного забавно было слушать этот «шантаж», после того, что я только что обсуждал с Айлин. Здоровяку давно уже было не место в отряде. С тех самых пор, как он и Бьянка приютили сирот войны. Да и, признаться честно, мне тоже будет гораздо спокойнее от осознания того факта, что он и его семья остались в безопасном месте, а не лезут вместе с нами в очередную мясорубку, которая может закончиться фатальным исходом для всех.

— Я рад, что ты всё-таки решил свернуть с этого пути, — кивнул я, приложив кружку к губам. Ледяная вода в первый миг обожгла пересохшую глотку, но затем разлилась по ней приятной прохладой, — Давно пора была разойтись. Ещё в Деммерворте, прежде чем мы влезли в заварушку с волками. Ты не набивался в воины. Бъянка — тем более. Вы оба и так уже заплатили слишком высокую цену за путешествие со мной. Не заставляйте платить её ещё и ваших детей.

Здоровяк ничего не ответил. Раздражённо хмыкнул, встал из-за стола и вышел из комнаты. Бернард же пристально посмотрел на меня.

— Однако. Вот уж не думал, что ты к этому готов, — наконец бросил он.

— К чему? К тому, что после моего решения многие от меня отвернуться? — хмыкнул я, снова наполняя кружку. Не знаю почему, но меня мучал сушняк. И при этом совершенно не мучала совесть.

— К тому, что ты будешь готов потерять тех, с кем прошёл огонь, воду и медные трубы, но кому не понравилось твоё решение, — уточнил сержант, — Далеко не каждый способен на такое.

— Далеко не каждый может командовать армией. Пускай и небольшой, — пожал плечами я, — Всем в любом случае не угодишь. Так что… Остаётся просто делать то, что должно. А там уже — будь что будет. Если потеря близких — это цена сохранения отряда, что ж, я готов её заплатить.

Бернард ничего не ответил. Лишь многозначительно хмыкнул и смерил меня долгим, изучающим взглядом, в котором отчётливо читался уважительный отблеск. Он явно рассчитывал на меньшее и был приятно удивлён моим решением.

— Даже если такой ценой однажды станет Айлин? — поинтересовался сержант с плохо скрываемой иронией в голосе.

Я мрачно ухмыльнулся. Засранец попал в самую точку. Всё ещё оставалась та цена, платить которую я был категорически не готов.

Сержант многозначительно хмыкнул и бросил, поднимаясь из-за стола:

— Я пойду собирать людей. Надеюсь, ты сегодня не облажаешься.

Я снова ничего не ответил. Залпом опрокинул в себя кружку, отёр усы, встал, поправил вновь сползшие ножны и неторопливо пошёл к выходу из казарм. У меня ещё оставалось несколько минут, чтобы привести в порядок мельтешащие мысли.

Продолжал накрапывать мелкий дождик. Его холодные капли разбивались о камни мостовой. Собирались в небольшие мутные лужицы в углублениях между ними. Стекали по черепичным крышам домов, по грубой кладке каменных стен, оставляли тёмные разводы на старых досках барака. В воздухе висел промозглый туман.

Мир плакал. Не над тем, что сейчас должно было произойти. На это ему было глубоко и искренне наплевать. У него имелись свои причины лить слёзы.

«Лобное место» располагалось совсем недалеко от главных ворот. Нет, мощёной площади с плахой там не было. Просто посреди небольшого пятачка вытоптанной земли был вкопан широкий пень, на котором и рубили шею арестанта. Застарелая кровь, которую никто не потрудился убрать, пропитала дерево, из-за чего оно сменило свой оттенок на тёмно-красный. Ни корзины под голову, ни носилок для тела никто притащить, разумеется, не потрудился.

Я остановился перед пнём и на мгновение представил, как всё будет выглядеть. Вот приводят заключённого, со связанными за спиной руками, грудью кладут его на этот пень. Так, чтобы шея торчала слегка за его край. Затем взмах клинком, удар и вот голова, отделившаяся от тела, уже шлёпается в жидкую грязь. Я вытащил из ножен меч. Взмахнул им. Раз. Другой. Третий. Оружие было тяжеловато, а сам клинок непривычно заносило. Однако такая особенность лишь облегчала мою задачу. Всё выглядело просто. Представлялось просто. Но…

Я вытянул руку перед собой и внимательно посмотрел на неё. Она мелко дрожала. Не от холода, нет. Зараза, да кого я обманываю. Я нервничал. Нервничал с самого утра, когда только проснулся. Когда цеплял на пояс новый меч. Когда ржал вместе с Туром и Бернардом над тупой шуткой. Сидел и тихо срал себе в штаны, когда строил из себя «сурового командира», готового на всё ради будущего отряда. Меня пугало — это решение. Пугал ещё один шаг на пути во тьму. Пугало то, что ещё полгода назад на месте этого пацана мог оказаться я сам. Но я не имел права показывать этот страх. Сам себя лишил вчера на совете. Отступить сейчас, показать людям, что все слова про бегство с поля боя и смерть — лишь пустой звук, означало фактический конец отряда.

Десятки начали подтягиваться на «пустырь». Первыми показались мужики, но вскоре на площади появились и первые представительницы «женского взвода». Солдаты выстраивались полукругом, распределяясь по цвету лент на предплечьях. Десятники впереди, их десятки позади в два ряда. Все молча пялились на меня. А я, положив руку на эфес клинка, смотрел в небольшой закуток, между бараками, где располагался вход в местные казематы. Пленника должны привести оттуда.

Вскоре он действительно показался. Впрочем, не только он. Целая процессия. Бернард, двое бойцов, волочивших дезертира под руки, сам приговорённый с мешком на голове и заплаканная женщина. Кажется, её звали Мериль. Прибилась к нам ещё в Дрейке, так же как и Йонтек, сбежавший вчера с поля боя. Кажется, они вообще пришли вместе. Дерьмо. Только этого мне не хватало для полного счастья.